Эпицентр Павел Николаевич Корнев Резонанс #2 Тебе нет и восемнадцати, а кобура на поясе уже становится привычней пенала, в ранце за спиной вместо учебников запасные диски к пулемёту, да и в кармане отнюдь не студенческий билет, но удостоверение бойца ОНКОР. И даже так ты продолжаешь учиться. Каждый день учишься заводить знакомства и поддерживать отношения, лгать и расставлять приоритеты, драться и управлять мотоциклом. Но самое главное – работать со сверхэнергией. Ведь ты – оператор. И пусть инициация прошла не так гладко, как того бы хотелось, стартовая позиция отнюдь не ставит крест на твоих перспективах; придётся лишь проявить чуть больше упорства. А как иначе? Дорога к могуществу не усыпана лепестками роз, к месту под солнцем продираются сквозь тернии. А что не знаешь, кому можно доверять, а кто выстрелит в затылок, – такова жизнь. Грядут глобальные потрясения, и каждый спешит подтасовать в свою пользу колоду. Диверсанты и саботажники, агенты влияния и уголовный элемент – место в большой игре найдётся решительно всем. Даже тебе. Павел Корнев Эпицентр Часть первая: Социализация Глава 1 Утро. Встречный ветер. Краешек солнца над горизонтом. Скорость, рокоток движка, тряска на неровной грунтовке. Пыль. Я – в кожаном плаще, танковом шлеме и мотоциклетных очках – с каждой минутой уношусь всё дальше и дальше от комендатуры. Не сбегаю – вовсе нет! – но отбываю к новому месту несения службы. Пояс оттягивает кобура, в держателе закреплён ППС, в люльку сгружены фанерный чемоданчик с личными вещами и мешок с прочими пожитками. Во внутреннем кармане – полный пакет документов. В голове – сумбур. Паника отступила, но и душевного спокойствия не прибавилось ни на грош. Я убил человека. Я – убил. И если морально-этическая сторона вопроса сейчас волновала мало – урод сам напросился! – то от ожидания неминуемых или как минимум вполне возможных юридических последствий натуральным образом крутило потроха. И это ещё повезло, что к моменту моего отъезда из расположения не только не обнаружили бездыханного тела Казимира, но и вроде бы даже не заметили его отсутствия в медсанчасти. По крайней мере, никаких видимых мер по розыскам ушедшего в самоволку курсанта или его убийц пока что не предпринималось. За ночь я и глаз не сомкнул – всё ворочался, ворочался и ворочался в ожидании решительного топота, стука распахнувшейся двери, приказа одеваться и шагать на выход. И утром, когда получал у старшины командировочное удостоверение и учётную книжку, собирал вещи, прощался с Василем и Варей, напряжение тоже не отпускало ни на миг. Но тогда это были ещё цветочки – вот пока ехал от автохозяйства до контрольно-пропускного пункта, аж взмок весь; так и казалось, что на КПП развернут и отправят на допрос. Но не развернули и не отправили. Предъявил документы, вывернул на дорогу и лишь там, такое впечатление, начал дышать полной грудью. Глупость, конечно, полнейшая. И не то глупо, что задержания боялся – реально могли и допросить, и на гауптвахту до завершения расследования законопатить, – глупо было расслабляться, просто за ворота выехав. Как выехал, так и обратно заеду, если подозрения в моей причастности к гибели Казимира возникнут. И всё же напряжение отпустило сразу, как только шлагбаум за спиной опускаться начал. Умом понимаю, что ничего ещё не кончено, да только нервной системе на все доводы разума плевать с высокой башни. Вырвался? Вырвался! Отсюда и подсознательное желание прибавить скорость. Но сдержался, не лихачил и ручку газа до упора не выкручивал. На выезде пришлось остановиться у пропускного пункта, крышу которого венчала солидная мачта антенны. Сонный младший сержант без особого интереса изучил направление, вернул бумаги и пообещал дать знать о моём выдвижении на Кордон. – Проезжай! – махнул он рукой, зевнул и скрылся в караулке. Я и поехал и уж больше не сдерживался, прибавил скорость, подставил лицо встречному потоку воздуха, выкинул из головы страхи и опасения. Всё! Погнали! Ждали меня километрах в пяти от города. Дорога там поднималась на небольшой пригорок, а только я перевалил через него и покатил вниз, на глаза сразу попался припаркованный у обочины двухдверный автомобиль со сложенной крышей. Не легковой вездеход отдельного научного корпуса и не патрульная полицейская машина, обычный автомобиль без стилизованной схемы атома на дверцах или таблички «Полиция» за лобовым стеклом, но сердце у меня так и забилось. Рядом с малолитражкой стоял Альберт Павлович. Институтский консультант требовательно вскинул руку, и я сбросил скорость, прижался к обочине, стянул с головы танковый шлем. – Ну и что ты творишь, Пётр? Резкий вопрос заставил растерянно захлопать глазами; мысли в голове так и заметались. О чём это он? О чём, о чём, о чём?! Усилием воли я подавил нервную дрожь и взял эмоции в узду. Это ведь не задержание по подозрению в убийстве! Точно – не задержание! Слишком странное место, да и с чего бы Альберту Павловичу чужую работу выполнять? Едва ли это соответствует его принципам! Быть может, раздражение вызвала моя командировка? Но это же глупо! Послали – и поехал, а как иначе-то? Какие ещё могут быть варианты?! Или дело в том, что не изыскал возможность заблаговременно уведомить о полученном назначении? Так я и сам не знал! А как узнал – сразу капитану Городцу доложил. Ко мне какие претензии? Я сглотнул и спросил: – А что такое, Альберт Павлович? – У тебя в направлении пункт назначения какой указан? – последовал новый неожиданный вопрос. – «Сорок шестой километр», так? – Так. – А на инструктаже что касательно остановок говорили? – Только по требованию уполномоченных сотрудников ОНКОР… Консультант РИИФС развёл руки в стороны. – Я похож на уполномоченного сотрудника корпуса? Нет? Ну и что ты творишь, Петя? Жить надоело? У меня натуральным образом голова кругом пошла. – Но вы же… – Заруби себе на носу: любая остановка в пути чревата тем, что тебя прикончат, а техника, оружие, форма и документы окажутся в руках иностранных диверсантов или местных саботажников. Эпицентр – зона повышенного внимания, тут оперативная обстановка будто на фронте. – Понял, – ответил я, впрочем, не слишком-то уверенно. Альберт Павлович жёстко глянул в ответ и резко сменил тему разговора. – Мышека зачем убил? Я успел уверить себя в том, что опасность миновала, поэтому округлил глаза в совершенно естественном, без малейшего наигрыша изумлении. Но вот высказался уже вполне осознанно, в нужном ключе, не позволив шоку сдавить до сих пор нывшую гортань и признать своим нелепым молчанием вину. – Да как – убил? – возмутился я. – Подумаешь, приложил дубинкой по голове! Большое дело! На днях с ним виделся. Живёхонек! – О дубинке мы ещё поговорим! – отрезал консультант. – А убили курсанта Казимира Мышека, судя по температуре тела и трупному окоченению на момент обнаружения, вчера с десяти до одиннадцати часов вечера. – Убили?! – разыграл я страшное изумление, но театральными эффектами всё же увлекаться не стал и замотал головой. – Нет, нет, нет! Я в это время уже спал. Да и не ходил я в медсанчасть! Кто бы меня туда пустил? А в голове – другое. Если Василь не захочет выставлять свои отношения с Варей напоказ, то может моё алиби и подтвердить. Но даже если скажет, что я появился позже – тоже не страшно. Не докажут. Ничегошеньки они не докажут! Опять же температура тела – показатель не слишком точный, сильно от погодных условий зависит. Ну, мне так кажется… – Казимир Мышек самовольно покинул и медсанчасть, и расположение. Он был убит за территорией комендатуры. – Но я-то территорию не покидал! А Казик дурной был, вот и нарвался на неприятности! Подкатил к какой-нибудь барышне и огрёб от её кавалера. – Он был в больничной пижаме, а значит, ушёл в самоволку с вполне конкретной целью. Вероятно, желая перехватить кого-то, кто покинул расположение раньше него самого. Вспомнились слова капитана Городца о том, что топить меня он не станет, это придало уверенности, и ответил я со всей возможной уверенностью: – Ничего об этом не знаю. Лицо консультанта, как-то разом расслабилось, вновь стало добродушно-округлым. – Неплохо держишься, молодец, – похвалил меня Альберт Павлович и едва заметно улыбнулся, чтобы тут же выставить перед собой указательный палец. – Но! У тебя был конфликт с убитым и нет твёрдого алиби на момент его смерти. Проверка установит и тот, и другой факт в самые сжатые сроки. И пусть в случае с шокером доказать умысел не получится, твоя причастность к убийству сослуживца неминуемо станет одной из двух основных версий случившегося. А значит, с тобой начнут работать и работать всерьёз. По спине побежали мурашки, но присутствия духа я не потерял и с показной беспечностью пожал плечами. – Да и пусть! – Свидетелей нет – это хорошо. Даже если кто-то был в курсе замысла Казимира – это лишь косвенные улики. Дело может решить чистосердечное признание, поэтому не вздумай вестись на уговоры и признаваться в непредумышленном убийстве или превышении пределов необходимой обороны. Ничем хорошим для тебя это не кончится, уж поверь на слово. Особенно, учитывая использование сверхсилы. – Да я… – Помолчи! – жёстко оборвал меня Альберт Павлович. – Ты не абсолют, не забывай об этом! Пусть никто с кондачка и не сумеет забраться в твою голову, но, как только станешь основным подозреваемым, а это случится весьма и весьма быстро, следствие без труда получит санкцию на применение спецпрепаратов. И тогда ты расскажешь обо всём сам. По спине потёк горячий пот; я не выдержал, расстегнул плащ, распахнул его и оттянул прилипшую к груди гимнастёрку. – Альберт Павлович, вы ведь не просто так затеяли этот разговор, правильно? Консультант кивнул. – Есть возможность избавить тебя от допроса под медикаментами, но не в моих принципах оказывать подобные услуги на безвозмездной основе. Вот так дела! Но капитан Городец и вовсе предупредил, что помогать не станет, а тут хоть поторговаться можно. Наверное… Я сглотнул, и едва ли судорожное движение кадыка укрылось от собеседника, но – плевать, чистосердечного признания он от меня не дождётся. – Не скажу, будто опасаюсь допроса с использованием каких-то там препаратов, – осторожно начал я, – но сама его возможность представляется мне крайне обидной несправедливостью. Поэтому если ответная услуга будет не слишком обременительной, я конечно же ваше предложение приму. Альберт Павлович рассмеялся. – Нет, Петя, так дела не делаются. Я и сам пока ещё не знаю, чем ты сможешь оказаться полезен и сможешь ли оказаться полезен вовсе. Это игра в долгую. Я помотал головой. – И что же тебя смущает? – с лёгким намёком на улыбку спросил консультант. – Откуда мне знать, что потребуется взамен? Я ведь даже толком не знаю, что связывает вас с корпусом! – Я – консультант кафедры кадровых ресурсов факультета теоретических изысканий РИИФС. И для тебя этого должно быть вполне достаточно, поскольку разграничить, где заканчивается институт и начинается отдельный научный корпус порой достаточно… непросто. К примеру, заведующий военной кафедрой имеет чин майора ОНКОР, как и проректор по медицинским вопросам, который совмещает преподавательскую и научную деятельность с руководством медслужбой корпуса. А ректор и вовсе возглавляет наблюдательный совет, если проводить аналогии – он у нас губернатор. – Вы – не они! Альберт Павлович устало вздохнул, уселся на водительское сиденье автомобиля, переложил назад с пассажирского места шляпу и сделал приглашающий жест рукой. Тут я колебаться не стал, устроился рядом. – Видишь ли, Петя, мы живём в непростое время, которое требует непростых решений. Ты политически подкован и должен понимать, сколь всё зыбко и нестабильно. Но внешние враги республики, их внутренние пособники, реваншисты и реакционеры – это лишь вершина айсберга. Всё много-много сложнее, чем видится со стороны. Идёт незримая борьба за выбор пути развития человечества, и дело вовсе не ограничивается разговорами о неминуемом появлении новой сверхрасы. Евгенические эксперименты по её искусственному выведению начались практически одновременно с открытием феномена сверхэнергии. Всё это может закончиться очень плохо. Сейчас человек способен многого добиться своим трудом. При наличии таланта, упорства и чуточки везения реально достичь любых высот. Но если не переломить ситуацию, то не пройдёт и ста лет, как люди вновь разделятся на первый и второй сорт, только теперь уже без всякой возможности пересечь новые сословные границы. Понимаешь о чём я? – Не вполне, – честно сознался я. – Доступ к сверхэнергии получат лишь избранные. Образуется, если угодно, новое дворянство. И этих уже так просто будет не сковырнуть. Их личное могущество усилится многократно, любая революция захлебнётся в крови и никакой научный прогресс ничего исправить не сможет. В то же время мы – за сверхэнергию для всех. Одни во всём мире, подумай об этом. – Мы – это кто? – Институт. Корпус. Политики, военные и чиновники, разделяющие наши воззрения, – ответил Альберт Павлович. – И не думай, будто я сгущаю краски, ситуация и в самом деле критическая. Сколько было аристократов в империи – один из ста или около того? Множество их уехало из страны после революции, но знаешь ли ты, что десять процентов операторов из дворян? А всего через «Общество изучения сверхэнергии» проходит каждый пятый соискатель. Каждый пятый, подумай только! Мне было откровенно не до того, но масштабы проблемы я осознал и принял. – Реваншисты не испытывают проблем с финансированием, их подопечные с самого раннего детства живут в непосредственной близости от Эпицентра и проходят соответствующую подготовку. Это не гарантирует стопроцентную результативность, но она много выше среднего. А по стране, особенно в крестьянской среде, идёт оголтелая пропаганда, призывающая не пускать детей на инициацию. Каких только нелепостей не сочиняется на этот счёт, но люди-то верят! С другой стороны – начинают образовываться настоящие кланы, костяки которых составляют дворянские фамилии и семейства преуспевающих промышленников. Они оплачивают обучение, делятся тайными практиками, вербуют перспективные кадры в обмен на содействие в достижении пика возможностей или связывают кабальными контрактами; сам видел, как это происходит в распределительном центре! Сколько операторов уже попало в зависимость и сколько ещё попадёт? Чьи приказы они станут выполнять? И какие это будут приказы, а? Я вздохнул. – Альберт Павлович, вы не ответили на мой вопрос. – Не ответил, – подтвердил тот. – Скажу так: представляемая мной структура в меру своих возможностей препятствует утечке сведений о научных разработках, выявляет вражеских агентов влияния, их пособников, саботажников и вредителей. Мы отделяем зёрна от плевел, выбираем камушки из риса. И действуем полностью в рамках закона, пусть обычно и негласно, задействуя связи в официальных структурах. – А я?.. – А ты при необходимости окажешь нам содействие. Понятия не имею – какое и когда. Только не расценивай это как кабалу, мы ведь на одной стороне, так? – На одной, – подтвердил я, тщетно стараясь подавить дрожь в голосе. – На одной… И это было действительно так. Альберт Павлович говорил правильные вещи, я разделял его устремления и действительно хотел оказаться причастным к чему-то большему, нежели банальное патрулирование улиц. – Так мы договорились? – уточнил консультант. – Да, – сказал я после долгой паузы, словно мне и в самом деле предоставили возможность выбирать, а не загнали в угол. – Об этом разговоре – ни одной живой душе, понял? Даже капитану Городцу не говори. Это наши с тобой дела, его они не касаются. Понял? – Понял. Альберт Павлович протянул руку и попросил: – Дай учётную книжку. Я не стал интересоваться, зачем она ему понадобилась, выполнил распоряжение молча. Консультант быстро отыскал нужную страницу, вытянул из кармана перьевую ручку, свинтил с неё колпачок и принялся что-то писать. – Некоторые люди плохо переносят введённый тебе при подстройке к колебаниям сверхэнергии препарат, а для подавления воли операторам вкалывают его производные. Запоминай: по приезду в распределительный центр ты ощутил головокружение и слабость в ногах, звенело в ушах, стало сложно дышать. В медчасти зафиксировали низкое давление, учащённый пульс и стагнацию дыхательной функции. Дальше – ничего не помнишь. Когда очнулся, врач сказал, что дело в индивидуальной переносимости препарата. Предложат пройти медикаментозную проверку – отказывайся, имеешь право. Побочные эффекты раз от раза сильнее, может и сердце не выдержать. Всё понял? Я молча кивнул. Тогда Альберт Павлович достал с заднего сиденья свой потрёпанный саквояж, расстегнул его и вынул деревянную коробочку со штемпельной подушечкой, а следом и печать. Поставил оттиск, затейливо расписался – не за себя, от имени заведующего медчастью. И я понял: слово придётся сдержать, а поручение выполнить. Теперь на крючке: заупрямлюсь, врач мигом открестится от этой записи в учётной книжке. Тогда – конец. Но не заупрямлюсь, точно нет. И даже не из страха неминуемого возмездия. Просто мне и в самом деле хотелось оказаться полезным. Консультант вернул учётную книжку и вздохнул. – Петя, очень тебя прошу: осторожней на трассе, а то не доедешь. Сгинешь где-нибудь по пути. – Ладно, – пришибленно кивнул я, решив и в самом деле поостеречься. В конце концов, собеседнику незачем нагонять на меня жуть, а в оперативной обстановке он ориентируется куда лучше моего. – Ни пуха, Петя! – К чёрту! – отозвался я, отошёл к мотоциклу и на всякий случай передёрнул затвор пистолета-пулемёта, взведя оружие. Сверхспособности – это здорово, но увеличить дистанцию поражения лишним точно не будет. Альберт Павлович поднял вверх большой палец, завёл автомобиль и покатил к городу. Ну а я затянул ремешки шлема, толкнул ногой ручку пускового устройства и поехал в противоположном направлении. К Эпицентру и как бы не к новым проблемам… От Новинска до Кордона – сорок километров по прямой, да и протяжённость дороги была лишь немногим больше: трасса почти не отклонялась от восточного направления и виляла из стороны в сторону, лишь огибая какой-нибудь очень уж крутой холм или сворачивая к мосту через овраг с обрывистыми краями. В целом резкие изгибы и повороты случались не так уж и часто, всё больше гнал и гнал размеренно и спокойно. И вот эта размеренность движения в итоге и стала серьёзной проблемой: ночью глаз не сомкнул и сейчас веки начали опускаться сами собой. Если б не тряска и мощный поток встречного воздуха, точно бы задремал; да и так, несмотря на все предпринимаемые усилия, несколько раз клюнул носом. Ладно хоть ещё дорога была преимущественно пустой, лишь раз обогнал колонну автобусов в сопровождении двух броневиков и оставил позади группу невесть куда намылившихся велосипедистов. В обратном направлении движение тоже интенсивностью не отличалось: за всё время к Новинску прошло с десяток грузовиков, преимущественно с кабинами защитной окраски и эмблемами ОНКОР на дверцах, да сколько-то телег, которые поленился сосчитать. Поначалу достаточно часто попадались боковые съезды, а сама трасса преимущественно шла по стыку тайги и степи; я то гнал напрямик через языки леса, то вырывался на открытое пространство. Где-то после шестидесятого километра начали встречаться мобильные посты, да ещё чуть в стороне от дороги обнаружился основательный опорный пункт с узкими окнами-бойницами и высоченной антенной на крыше. Меня не остановили ни разу, так беспроблемно и добрался до Кордона. Документы пришлось предъявить только на въезде в городок. Ну а дальше я покатился по наклонной. Нет – серьёзно. Сначала меня направили к командиру автобронетанкового батальона, но с самим майором увидеться не получилось, его адъютант мельком глянул направление и отфутболил в канцелярию автомобильной роты. Усатый капитан пополнению обрадовался, даже похлопал по плечу, после чего без промедления перепоручил меня бритому наголо лейтенанту лет тридцати на вид, руководившему мотоциклетным взводом. – Учти, курсанта к обучению пристроить надо, договорись там со всеми, – предупредил он взводного напоследок. – И давай только без формализма, Игорь. Комиссар Хлоб на этот счёт комбату звонил, просил оказать содействие. Говорит, лучшие кадры в ответ на наши слёзные просьбы от сердца отрывает. – Ну раз сам комиссар… – протянул командир взвода не раздражённо, а скорее озадаченно, словно обдумывая какую-то неожиданную мысль. – Сделаю в лучшем виде, господин капитан! Подозреваю, столь официальный тон общения был тут не в ходу, поскольку усач сурово насупил брови и даже пригрозил подчинённому пальцем. Смысл этой пантомимы остался для меня загадкой, да и некогда было на этот счёт голову ломать, нас отпустили, а в приёмной взводный не удержался от тяжёлого вздоха. – На полставки, значит. Ну-ну… – Он указал на мой шеврон и покрутил пальцем. – Избавься от этого безобразия, рядовой. Я сообразил, что речь идёт о нашитой букве «К», и отозвался: – Будет исполнено, господин лейтенант! – Как оформишься, приезжай в гараж. Обсудим твоё обучение. – Будет… Командир взвода только рукой махнул. – Да брось ты глотку драть, – и ушёл. Ну а я озадаченно хмыкнул, поправил ремень свисавшего с плеча пистолета-пулемёта и отправился оформлять документы. На всё про всё ушло около часа, в итоге у меня изъяли курсантское удостоверение и вручили взамен новое, согласно которому теперь я числился рядовым автобронетанкового дивизиона ОНКОР. Ну и нормально. Всяко лучше, чем в комендатуре работать. Разве плохо мотоциклистом быть? Да ничуть! Не придётся к людям на улицах цепляться и пьяных успокаивать, а чем предстоит заниматься… Тут я озадаченно поскрёб затылок, поскольку круг своих грядущих обязанностей не представлял даже близко. И ещё мелькнула мысль, что при таком везении следующим местом моего пребывания запросто может стать дисциплинарный батальон, а то и обычная тюрьма, но задавил её, выкинул из головы. Разговор с Альбертом Павловичем подарил надежду на лучшее будущее. Обязательства обязательствами, душу грел сам факт того, что кто-то во мне заинтересован. И не просто кто-то, а те, с кем мне и самому хотелось вести дела. Да! Я и вправду надеялся оказаться причастным к защите интересов республики, желал стать полезным правому делу, а не просто день за днём тянуть лямку опостылевшей службы. Альберт Павлович говорил правильные вещи, кто-то должен был дать отпор оголтелым реваншистам и зарвавшимся капиталистам, будет здорово, если к этому привлекут и меня. Пожалуй даже, у меня появился новый приоритет. На выходе я справился у курившего перед крыльцом младшего сержанта, где базируются мотоциклисты, завёл движок своего железного коня и покатил по городку, застроенному преимущественно двухэтажными зданиями; домов выше трёх этажей за исключением госпиталя на глаза не попалось. И не так уж нечасто встречались на улицах люди в штатском; впрочем, в разгар рабочего дня праздных прохожих на улице вообще было немного. Территорию автомобильной части огораживал высокий забор с колючей проволокой поверху, но ворота стояли распахнутыми настежь, их перекрывал лишь опущенный шлагбаум. Пришлось остановиться и предъявить караульным удостоверение, и даже так заехать разрешили только после того, как сержант отыскал выписанный на моё имя пропуск. – Новенький, значит? – без особо интереса уточнил он и махнул рукой. – Поднимай! Шлагбаум дрогнул и пошёл вверх, я выждал миг и покатил дальше. Сразу у въезда рядами стояли грузовики, обычные и с установленными в кузовах крупнокалиберными пулемётами. Немного дальше прятались от солнцепёка под навесами броневики, а за ними – глазам своим не поверил! – разместили полтора десятка танков, часть из которых была на гусеничном, а часть на колёсном ходу. Наш взвод занимал дальний угол, мотоциклы стояли под открытым небом, лишь два оказались загнаны в гараж. Хотя, судя по их состоянию, это и не гараж был вовсе, а ремонтная мастерская. Я заглушил движок, перебросил через руку плащ, повесил на плечо пистолет-пулемёт и прошёл в ангар, где два мужичка в синих рабочих комбинезонах возились с мотоциклом, пол вокруг которого пестрел лужицами машинного масла. Основное помещение оказалось в два этажа, под потолком была закреплена лебёдка, а правую часть здания отгородили и разделили на отдельные комнатушки. – Здравствуйте! А как мне увидеть лейтенанта… – Тут я запнулся, не сразу припомнив фамилию командира взвода. – Лысуху? Мужички отвлеклись и окинули меня внимательными взглядами, затем посмотрели на оставленный на улице мотоцикл, а после один с хмурым видом выдал: – Как, как… Глаза разуй и увидишь! – Век бы его не видеть, – буркнул второй. И тут откуда-то сверху послышался окрик: – Поговорите мне ещё! Первый техник сплюнул и вернулся к осмотру разобранного движка, другой досадливо отмахнулся промасленной тряпкой и присел рядом. Я поднял взгляд и увидел лейтенанта, перегнувшегося через ограждение второго этажа. – И чем ты вообще недоволен, Михалыч? Вон, пополнение прислали со своим транспортом, и мотоцикл не рухлядь какая-нибудь, которой сто лет в обед, а на ходу. Осмотрите его, только не вздумай запасные части на всякое старьё менять! А то я вас знаю! Морщинистый дядька выпрямился, вытер ладони тряпкой и протянул руку. – Давай ключи, молодой. Посмотрим твой драндулет. Я озадаченно глянул на лейтенанта, тот кивнул и скомандовал: – Поднимайся! Тогда уж я колебаться не стал, отдал ключи и двинулся по сваренной из железных прутков лестнице на второй этаж. Откуда-то из дальнего конца коридора доносился размеренный стук, но туда идти не пришлось, командир взвода помахал мне рукой от распахнутой двери небольшой комнатушки с письменным столом, креслом и парой стульев для посетителей, в правой стене которой было проделано небольшое окно. – Направления давай, – протянул руку лейтенант и указал на один из стульев. – Садись. Сам он устроился на низком подоконнике, достал портсигар и спички, закурил, выдул на улицу струю табачного дыма. После зажал папиросу в уголке рта и принялся разбирать мои бумаги. – Ага, стажировка, – пробормотал он, пыхнув дымом. – Не проблема, наставником обеспечу. Развитие сверхспособностей – это в учебную часть. Госпиталь, третий кабинет. Сам договоришься, не маленький. Я поднялся со стула, забрал учётную книжку и остался стоять в ожидании продолжения. – Остаются физическая и стрелковая подготовка, а ещё рукопашный бой… – Командир взвода глубоко затянулся, потом вдавил окурок в пепельницу, выдохнул дым на улицу и соскочил с подоконника. – Попробую тебя к одной из групп новобранцев пристроить, индивидуально натаскивать никто не возьмётся. Он выбрал из стопки направлений ордер на заселение в общежитие и вручил его мне, потом двинулся на выход и позвал за собой: – Идём, с коллективом познакомлю. Короткий коридор привёл нас в дежурку, где было так накурено, что сизый табачный дым буквально плавал в воздухе, несмотря на два распахнутых настежь окна. У меня даже глаза разбежались, не в силах ни одномоментно охватить всю картинку разом, ни сосредоточиться на какой-либо отдельной детали – очень уж своеобразной оказалась тут обстановка. В дальнем конце помещения рядом со столом для игры в пинг-понг размеренно набивал футбольный мяч, не позволяя тому упасть, коротко стриженный и подтянутый рядовой лишь на год или два старше меня. В соседнем углу было проделано отверстие в полу; с помощью спускового столба можно было очутиться на первом этаже буквально в мгновение ока. У стен помимо длинных низких лавок и потёртого диванчика обнаружилась ещё и больничная кушетка с подушкой и покрывалом, а по центру стоял круглый стол, за которым играли в карты три бойца. Самому старшему из них я навскидку дал лет сорок пять, самый младший не тянул и на половину этого возраста, а последний из картёжников выглядел ровесником взводного. Именно этот белобрысый, мясистый и широкий в кости сержант и отрапортовал: – Господин лейтенант, за время дежурства происшествий не случилось! – Принимай пополнение, – распорядился командир взвода и обратился уже ко мне: – Поступаешь в распоряжение сержанта Козодоя. Как заселишься, дуй в учебную часть, оттуда сразу ко мне. Пока прикину, к кому тебя пристроить. – Он задумчиво помахал листками, затем глянул на дядьку с нашивками прапорщика. – Данила Сигизмундович, а не подскажешь, чего на меня техники волком смотрят? Что там опять случилось? Прапорщик бросил карты, затушил папиросу и поднялся из-за стола. – А вот сейчас и узнаем. Офицеры покинули дежурку, тогда сержант со значком «Отличный шофёр» на гимнастёрке перевернул скинутые Данилой Сигизмундовичем карты и беззлобно ругнулся. – Везучий сукин сын! После он перевёл взгляд на меня, и я поспешил представиться: – Рядовой Пётр Линь! Сержант кивнул и указал на темноволосого ефрейтора, откровенно недовольного внезапным окончанием партии. – Иван Черепица. – Следом представил так и продолжавшего набивать мяч рядового. – А это Вова Жук – наша гордость, форвард батальонной сборной. Поговаривают, на следующих соревнованиях вызовут в дивизионную команду. Белобрысый футболист приветственно помахал рукой и счёл нужным отметить: – Вызвать – вызовут, да только кто ж меня отпустит? – Осенью могут и отпустить, – обнадёжил его сержант. – Ну а я Захар, фамилия моя Козодой. Будешь в третьем отделении, график дежурств и выездов немного позже согласую, но скажу сразу – кататься к Эпицентру на первых порах придётся чаще остальных. Не дело стажёру штаны в дежурке протирать, сам понимать должен. – Да я не против, господин сержант. – Давай без господ, – поморщился Козодой. – Тут все свои. – Хорошо. – Тебя из комендатуры к нам? – Ага. Даже курсы не успел закончить. – Инициацию на каком витке прошёл? Неудобный вопрос заставил напрячься, но виду я не подал и ответил без заминки: – На девятом. Как ни странно, сержант явственно обрадовался. – В масть! Как раз экипаж девяток водителем не укомплектован. Вова поймал мяч рукой, вытер выступившую на лице испарину и спросил: – В футбол играешь? – Не-а. Говорят, не из того места ноги растут, – честно сознался я. – А в преферанс? – уточнил Иван Черепица, собрав все карты в колоду. Был он смуглым и чернявым, невысоким и жилистым; двигался отрывисто и резко, словно заводная игрушка. Тёмные глаза глядели остро и жёстко. Я в ответ покачал головой. – Придётся научиться, – буркнул ефрейтор. Сержант Козодой хлопнул меня по плечу и рассмеялся. – Да ты не бойся, играем не на деньги, а на очерёдность выездов в дежурную смену. Ладно, идём шкафчик покажу. Короче, Ваня, ты за старшего. Захар шагнул было к спусковому столбу, но оглянулся на меня, покачал головой и повёл к лестнице. На первом этаже я забрал из коляски мотоцикла чемоданчик и вещевой мешок, тогда сержант спросил: – Твой агрегат? – А после утвердительно кивка обратился к мужичку в рабочем комбинезоне. – Михал Михалыч, и как он? Проблем не будет? Техник, который сидел на приступке и жевал бутерброд с колбасой, лишь плечами пожал. – Ну, сюда он же как-то приехал. – А отсюда? – И отсюда уедет. Сержант Козодой фыркнул и настаивать на конкретике не стал, получил у дневального ключ и протянул мне. – Короче, вещи пока в шкафчик убери – до вечера в общежитие точно не заселишься. – А оружие? – Туда же. Если что случится – некогда будет в оружейку бежать. Сдашь по окончании дежурства. А пистолет всегда при себе носи – мы в оперативном резерве, нам положено. На жестяной бирке оказалось выбито «М.В.30»; в длинном полутёмном помещении я отыскал металлический шкаф с номером тридцать, раскрыл его и повесил внутрь плащ, закинул на верхнюю полку краги и танковый шлем. Чемоданчик пришлось поставить на попа, поверх на него устроил вещевой мешок. Мелькнула мысль принять душ, но заставлять ждать сержанта точно не стоило, поменял сапоги на ботинки и вышел к курившему на улице сержанту. – Казарму видишь? – ткнул окурком Захар в сторону двухэтажного здания, выстроенного неподалёку от контрольно-пропускного пункта автомобильной части. – Там пулемётный взвод квартирует. А в следующем доме – дежурка стрелков. В случае тревоги или срочного вызова сначала забираешь пулемётчика, потом снайпера и катишь по месту назначения. Понял? – Так точно. Сержант взглянул на наручные часы. – Где учебная часть, знаешь? – В госпитале? Третий кабинет? – Ага. Короче, дуй туда, а после обеда на пробу скатаешься к Эпицентру. – Вот так сразу? – А чего тянуть? Беги! Побежать я не побежал, но и медлить не стал, нахлобучил на голову панаму и быстрым шагом двинулся к госпиталю. При этом поглядывать по сторонам не забывал, и вскоре на ум само собой пришло словосочетание «военный городок». На глаза то и дело попадались люди в форме, через перекрёсток промаршировала колонна бойцов ОНКОР, вывернули с соседней улочки два грузовика защитной окраски – один с пехотинцами, другой с зенитной установкой в кузове, а немного погодя в том же направлении, натужно порыкивая мотором, пропылил броневик с установленным в башне крупнокалиберным пулемётом. Дальше внимание привлекло тарахтение мотоциклетного движка – это оказался патруль комендатуры. Остановились, проверили документы, покатили дальше. Гражданские тоже на глаза попадались не так уж редко – людей вообще на улицах заметно прибавилось – но всё же основную часть населения Кордона составляли сотрудники отдельного научного корпуса или те, кто имел к нему какое-то непосредственное отношение. Такое у меня сложилось впечатление. Ну, а если абстрагироваться от прохожих, техники и однотипных двухэтажных зданий, то в сухом остатке оставались только пыль и жара. Пока дотопал до госпиталя, хорошенько пропотел и запылился. В отличие от прошлого посещения сего медицинского учреждения площадь перед ним оказалась пуста, да и по коридорам не шастали туда-сюда ошалелые соискатели и новоиспечённые операторы. Не пришлось выстаивать очередь и в пресловутый третий кабинет. Спустился, припомнил имя-отчество инструктора и с порога сказал: – Здравствуйте, Трофим Фёдорович! Меня к вам на прохождение обучения направили. – Линь? – уточнил плешивый дядька в синем рабочем комбинезоне. – Так точно! Инструктор протянул руку и требовательно прищёлкнул пальцами, а когда я подошёл и отдал учётную книжку, он многозначительно заметил: – Савелий звонил, предупреждал на твой счёт. Вот тут-то я и начал натуральным образом обтекать. Впрочем, если с жары да в прохладу – как тут испариной не покрыться? – Значит, самостоятельно алхимическую печь осваивать взялся? – будто между делом спросил Трофим Фёдорович. Я кивнул. – Случайно получилось… Инструктор выставил открытую ладонь, призывая меня к молчанию, затем не глядя вытянул из коробки папиросу, сунул её в рот и усилием воли зажёг табак, задымил. – Фокусировку на восьмёрку сдал? Неплохо, неплохо! – Вашим советом воспользовался. Ну – сжать сверхэнергию как снежок… Дядька поднял взгляд и улыбнулся. – А потом эту идею развил и на алхимическую печь вышел? – Как-то так, да. – Ладно, рядовой. Покажи, на что способен. Начнём с пиковой мощности, пожалуй. Ну, и начали. Точнее, я начал, а Трофим Фёдорович принялся заполнять форму среза способностей, как он её назвал. На силовой установке я сумел разово выдать свои рекордные двадцать восемь киловатт, а потом ещё в течение получаса генерировал двадцатку, да и скорость обращения к сверхэнергии оказалась не так уж плоха. Пусть и немногим ниже средних значений, зато в пределах нормативов. Вот только инструктор досадливо поморщился. – Для теоретика в самый раз, для практика – всё равно что путёвка на кладбище. Я постарался не выказать огорчения, но Трофим Фёдорович и так всё понял, ободряюще похлопал меня по плечу. – Не переживай! Что-что, а скорость оперирования я тебе поставлю. Подберу упражнения, не сомневайся даже. Давай-ка лучше посмотрим, как у тебя с управлением кинетической энергией дела обстоят. И вот с управлением кинетической энергией у меня оказалось всё печально. Пусть я уже понимал базовые принципы, нормальная их реализация давалась из рук вон плохо, точнее – не давалась вовсе. Зачёта с такими успехами было не видать как собственных ушей. – Да уж, трудный случай, – вздохнул инструктор. – Тут такое дело: индивидуально тебя натаскивать времени нет, а ни в одну из групп зачислить не выйдет. Для начала придётся усиленными темпами пробелы закрывать. Кинетическую и тепловую энергию даже самые отстающие уже прошли, со следующей недели гравитацией овладевать начнут. Такие дела… Услышанное меня нисколько не порадовало, и я развёл руками. – Пробелы закрыть – это я всегда готов. – Ладно, пораскину мозгами на этот счёт, – пообещал Трофим Фёдорович, – а пока свою технику алхимической печи продемонстрируй. Дюже интересно глянуть, чего ты там удумал. Савелий сказал, вариация небезынтересная получилась. Я воодушевился, легко дотянулся до сверхсилы и стал втягивать её в себя, разгонять по телу, уплотнять и разгонять снова, а когда внутреннее давление сделалось невыносимым и в груди начало разгораться жжение, усилием воли запустил процесс трансформации и принялся стравливать излишки. – Ах, вот оно что! – озадаченно выдал инструктор, и прозвучавшая в его голове снисходительность едва не заставила потерять сосредоточенность. – Всё так плохо? – не удержался я от вопроса. – Да нет, весьма оригинальное использование повышенной сопротивляемости сверхэнергии получилось – чего не отнять, того не отнять. Но вот с технической точки зрения всё далеко не безупречно, – заявил в ответ Трофим Фёдорович, поскрёб бритый подбородок и уселся за стол, принялся что-то писать. – Продемонстрированная техника – это лишь временное решение. Костыль и не более того, – начал вещать он, продолжая делать какие-то пометки. – Объяснять ничего не стану, сам поймёшь в своё время. Другое дело, что в иных аспектах твой подход может оказаться даже более интересным традиционного. Вот, держи. Я принял вырванный из тетради листок в клеточку и прочитал первый пункт, который гласил: «Увеличение внутреннего потенциала». – Чем больше энергии сможешь одномоментно удерживать, тем лучше, – пояснил инструктор. – А что такое «волны»? – удивился я лаконичному содержанию следующей позиции. – Давишь энергией со смещением, прогоняешь по телу волну. Понял? – Не особо, – честно признался я. – Да разберёшься, упражнение элементарное! – отмахнулся Трофим Фёдорович. – «Насыщение» – это всё то же самое, что ты продемонстрировал, только в одной конкретной точке организма. Чем она меньше, а концентрация сверхсилы выше – тем лучше. – А зачем? – Всё поймёшь, когда время придёт! И учти – динамику еженедельно отслеживать стану, а эту технику в твою индивидуальную программу включу. Будешь филонить, зачёта не получишь. Минимум час в день алхимической печи уделяй. Ты же медитируешь, насколько понял? Ну вот и совмещай. – А что за «очаг»? – справился я на счёт последнего пункта. – Переводишь «насыщение» в алхимическую печь. То есть не накачиваешь весь организм энергией, а создаёшь компактный очаг. Если не получится, а сходу у тебя точно не получится, не расстраивайся. Техника крайне непростая, её старшекурсники месяцами оттачивают. Главное базовые навыки освоить, дальше проще будет. Я сложил лист надвое и спрятал его в карман. – Завтра подходи к восьми, – объявил инструктор, этим моё первое занятие и завершилось. Желудок к этому времени так и подводило от голода, но тратить время на поиск места, где можно перекусить, я не рискнул и удовлетворился тёплой водой из питьевого фонтанчика, а после отправился прямиком в расположение взвода. Мой мотоцикл к этому времени уже выгнали из мастерской, и куривший на улице Михал Михалыч вручил ключи от него со словами: – Побегает ещё. – Спасибо, – сказал я и поднялся на второй этаж, заглянул в каморку лейтенанта. – Освободился уже? – оживился тот, поднимаясь из-за стола. – Ну и отлично. Идём! Мне бы порадоваться эдакому воодушевлению, да что-то в голосе командира заставило напрячься в ожидании скорых неприятностей. И не скрытая угроза – вовсе нет, на неё не прозвучало ни малейшего намёка, скорее уж намёк на совершенно неуместный в сложившейся ситуации азарт. Можно подумать, у лейтенанта других забот нет, кроме как новобранца к обучению пристраивать! Но от расспросов воздержался, молча потопал следом. А уже на улице командир взвода снизошёл до объяснений сам. – Индивидуально тебя обучать никто не возьмётся, но сейчас как раз новый набор натаскивают, пристрою в одну из групп начального уровня. На девятом витке в резонанс вошёл, ничего не путаю? – Так точно! – Ну вот и заглянем к егерям. Туда с десятого и выше берут, но рекрутов непосредственно к Эпицентру не забрасывают, а в остальном ты ничуть не хуже. Они, конечно, элита и станут артачиться, так что ты не тушуйся, покажи себя. Уж не знаю, намеренно лейтенант произнёс слово «элита» с издевательским сарказмом или это вышло помимо его воли, но напрягся я пуще прежнего. Только ещё не хватало в какие-то внутриведомственные склоки впутанным оказаться! На задворках футбольного стадиона был оборудован полноценный спортивный комплекс с разнообразными площадками, открытым бассейном, полосой препятствий, вышкой для учебных прыжков с парашютом и даже причальной вышкой дирижаблей. Нашей целью стал навес, где шли занятия по рукопашному бою. Три десятка бойцов внимательно следили за тем, как инструктор демонстрирует правильную технику броска через спину, и среди них, к своему немалому изумлению, я углядел Аркашу Пасечника – загорелого, потного, в пыльной полевой форме. Не заметить меня он не мог, но и глазом не повёл; как видно, дисциплина у егерей была на высоте. Лейтенант Лысуха не стал прерывать учебный процесс, молча прислонился плечом к столбу и закурил. Я встал рядом и принялся следить за темноволосым инструктором – высоким, жилистым и очень быстрым. Последнее понял не сразу, лишь когда он продемонстрировал бросок в полную силу. Александр Малыш на таких скоростях со мной никогда не работал, и закралось неуютное сомнение, сумею ли вписаться в эту группу. Ну а там выступавший мальчиком для битья крепыш в очередной раз покатился по песку, и егерь выпрямился, глянул на нас без всякой приязни. Точнее – глянул он на командира мотоциклетного взвода, меня словно и не заметил вовсе. Хотя почему – словно? Так и есть – не заметил. – Господин капитан… – обратился к нему Игорь Лысуха вроде бы почтительно, но как-то очень уже небрежно. Взаимной приязни между офицерами точно не было, ответил инструктор столь же резко, как и двигался в учебном поединке: – Что опять? Командир мотоциклетного взвода указал на меня. – Капитан Дудник приказал рядового к обучению пристроить. – Кому приказал? Тебе? Вот и пристраивай! – Поэтому и пришёл. – Я тут при чём? – У егерей самая подходящая группа, – последовал спокойный ответ. – Мы не берём посторонних! – Капитан Дудник… Волевое лицо инструктора закаменело. – Я не подчиняюсь капитану Дуднику, так ему и передай! Он уже начал разворачиваться, когда командир мотоциклетного взвода пыхнул дымком и небрежно обронил: – А комбату что передать? Совсем запамятовал: распоряжение на этот счёт с самого верха идёт. Инструктор резко обернулся и зло глянул на собеседника, но на попятную не пошёл и заявил: – Кого попало обучать не берусь! Майору это известно. Игорь Лысуха кинул окурок на землю и растёр его подошвой, потом спросил: – А есть какие-то критерии для отделения кого попало от не кого попало? Или это на глазок определить реально? В вопросе так и сочилась злая ирония, но капитан не вспылил и впервые обратил своё внимание на меня. Миг глядел, потом презрительно скривился и не отшил нас окончательно и бесповоротно, а вместо этого прищёлкнул пальцами и скомандовал: – Круг! Один из бойцов без промедления воткнул в центр площадки короткий колышек и с помощью привязанной к нему верёвки сноровисто прочертил по песку окружность метров десяти в диаметре. Инструктор достал из кармана брюк часы со спортивным секундомером и объявил: – Продержится минуту – возьму на испытательный срок. Ну а нет, значит – нет. – А если он победит? – поинтересовался мой взводный. Егеря впервые позволили себе проявление эмоций: они негромко рассмеялись. Так и подмывало оценить реакцию Аркаши, но сдержался, не взглянул на него. Капитан вновь смерил меня цепким взглядом, неприятно улыбнулся и сказал: – В этом случае обойдёмся без испытательного срока. – Действуй от обороны и не забывай о контратаках, – посоветовал тогда Лысуха, и не подумав отлипнуть от столба. И как показалось – посоветовал исключительно проформы ради, будто исход поединка его нисколько не волновал. Впрочем, а с чего бы ему переживать? Это мне беспокоиться надо. И да – я беспокоился. Разулся, уложил на ботинки ремень с пистолетом, кинул сверху панаму и гимнастёрку, затем охлопал себя по карманам и немного поколебался, но всё же выложил заточку. Моим противником назначили крепкого егеря на пару лет постарше – того самого, на котором инструктор демонстрировал правильную технику броска. Когда мы встали в круг, капитан озвучил правила: – Выход за границу ринга равнозначен поражению, удары по глазам запрещены. – И добавил: – Только не убей его… Последняя фраза точно предназначалась не мне, пропустил её мимо ушей. Наученный горьким опытом противостояния связке Федя-Казимир я неотрывно следил за своим противником, и отнюдь не зря – ударил тот за миг до щелчка кнопки секундомера. Не качнись я назад, и тычок в подбородок неминуемо обернулся бы свёрнутой набок челюстью, а так – увернулся. Жаль только движение вышло неловким и контратаковать из новой позиции не вышло, сумел лишь отступить на шаг и разорвать дистанцию, но и этого хватило, чтобы егеря разочарованно выдохнули. Судя по реакции зрителей и промелькнувшему на лице крепыша разочарованию, обычно всё решал первый нокаутирующий удар, а тут – не задалось. Но я не позволил себе расслабиться, скорее уж – наоборот. Просто накатило осознание: зевну – покалечат. И теперь уже не только из одного желания поскорее завершить поединок, теперь это вопрос самоутверждения. Крепыш шагнул ко мне, я попятился. Егеря засвистели и заулюлюкали, но – плевать; секунды тикают – остальное неважно. Противник был на полголовы ниже, при этом заметно мускулистей и определённо куда сильнее; единственным моим преимуществом могли стать чуть более длинные ноги и руки, на то я и сделал ставку. Но для начала – попятился. Парень вошёл в раж и попёр вперёд, желая поскорее выкинуть за пределы круга, и я провёл боксёрскую двоечку. Всерьёз попасть в цель не рассчитывал изначально, лишь наметил слабое сопротивление и вновь отступил, чтобы тут же без всякого перехода провести низовой пинок по щиколотке крепыша. Подсечь ногу не вышло, зато удар заставил егеря оступиться, и в этот краткий миг его неустойчивости мне удалось скользнуть в сторону, не нарвавшись на прямой в голову. Запоздалый замах блокировал левым предплечьем, и по руке словно молотком шибанули, чуть не вскрикнул от боли и на миг потерял концентрацию, за что и поплатился, пропустив пинок в бедро. Меня кинуло в сторону, и я не стал удерживать равновесие, перекатом разорвал дистанцию и вновь очутился на ногах. Дальше опять начал отступать и активно работать руками, не позволяя втянуть себя в ближний бой. Собравшиеся разродились презрительным свистом, и подбадриваемый криками сослуживцев крепыш ринулся в решительную атаку. Слишком быстро, слишком резко. Стремительный рывок противника застиг на полушаге, и единственное, что успел – это отмахнуться левой. Хлюпнул разбитый кулаком нос, но для егеря этот выпад неожиданностью не стал, он пошёл на размен ударами совершенно осознанно, точнее даже – меня на него вынудил. В следующий миг прилетело в солнечное сплетение, и враз сбилось дыхание, скрючило так, что едва успел нырнуть в сторону в попытке уклониться от летевшего в голову кулака. Почти увернулся – и тот не рассадил скулу, а лишь шаркнул по уху, но и так в глазах вспыхнули звёзды. Я едва ли не вслепую врезал правой, и в запястье немедленно вцепились жёсткие пальцы. Крепыш дёрнул за перехваченную руку, ловко подставил бедро под направленное в пах колено и резко откинулся назад, рванув меня за собой. За собой – и ещё дальше! Но к таким вот ситуациям меня подготовили неплохо, не выкатился кубарем за пределы круга, остановился у самой его черты, вскочил на ноги, готовясь отразить новую атаку противника. А тот и не подумал вставать с колен, да в этом и не возникло нужды – неожиданно меня повело и сам не понял, как сделал два шага в сторону, словно толкнули невидимые руки. – Пятьдесят секунд! – объявил капитан егерей, вновь щёлкнув кнопкой секундомера, и продемонстрировал циферблат командиру мотоциклетного взвода. Я тряхнул головой и только после этого сообразил, что вывалиться за пределы импровизированного ринга заставило воздействие чужой воли. Этот гадёныш надавил сверхсилой! И не надавил даже, скорее – приложил от души, просто моя сопротивляемость сказалась! Какого чёрта?! Апеллировать к инструктору я не стал и отнюдь не из ложной скромности, просто расхотелось заниматься под его началом, позволил себе лишь нейтральное замечание: – Так можно было, да? Егерь глянул на меня с нескрываемым раздражением и отрезал: – Запрещено было выходить за пределы круга и бить по глазам! Что-то ещё непонятно? – Никак нет, господин капитан! – выдал я в ответ, не желая злить офицера, и без того его подопечный с рассаженным носом волком смотрит. Ха! А ведь я вполне мог продержаться эти клятые десять секунд, если б не зевнул! Капитан спрятал в карман секундомер и скомандовал: – Свободен! Он вернулся к прерванному нашим появлением занятию, ну а я, на ходу натягивая гимнастёрку, двинулся за невозмутимым взводным. Только пошли мы почему-то не обратно в расположение, а к полосе препятствий. – И что теперь, господин лейтенант? – Давай без чинов в неофициальной обстановке. Игорь Юревич или командир. – И что теперь… – я немного замешкался, выбирая наиболее подходящее ситуации обращение, – командир? – Выше нос! – рассмеялся взводный. – Хороняка тебя в свою группу в любом случае не зачислил бы, нашёл повод отказать. Особый дивизион – элита ОНКОР, а как только человек начинает мнить себя элитарием, так у него в мозгах плесень и заводится. Одни родословной кичатся, другие… – Командир махнул рукой. – Да неважно! Главное, что у егерей тебе делать нечего. Не думай, капитан – профессионал каких поискать, просто педагогическими талантами не блещет, да и задачи у его подразделения очень уж специфические. Не для тебя это. Меня так и распирало от вопросов, и хоть умнее было промолчать, я не утерпел и спросил, протирая припухшее ухо: – Тогда зачем мы сюда вообще приходили, если результат был известен заранее? – А как иначе? – усмехнулся в ответ лейтенант. – Особый дивизион – элита ОНКОР, и раз начальство распорядилось обеспечить тебя лучшими наставниками, я должен был попытаться договориться именно с ними. Я понимающе кивнул. Ну да, ну да. Именно что – попытаться. Лейтенант даже словом не обмолвился, что за меня просил комиссар Хлоб, и подозреваю – отказ капитана взять нового ученика ещё выйдет ему боком. Но это не важно, вопрос в том, куда мы направляемся сейчас. Долго ломать голову на этот счёт не пришлось – полосу препятствий, к которой подошли, как раз преодолевали два десятка бойцов; взводный указал на них и пояснил: – Десантники. Мне сигать с парашютом из аэроплана нисколько не хотелось, и я с надеждой уточнил: – Тоже особый дивизион? – Нет, воздушный, – с усмешкой прозвучало в ответ, и лишь с превеликим трудом удалось подавить обречённый вздох. Десять секунд! Ну вот что стоило продержаться те десять секунд? Глава 2 За тренировкой авиадесантников следил пожилой прапорщик – плотно сбитый, но не грузный, скорее, крепкий и кряжистый, будто гриб-боровик, с густыми седыми бровями, сросшимися на переносице. К этому суровому на вид дядьке командир взвода и подошёл. – Николай Тарасович, моё почтение! Офицеры обменялись рукопожатием, и тогда лейтенант не стал тянуть, сразу изложил свою просьбу: – Николай Тарасович, мне бы бойца к обучению пристроить. Очень надо. По бумагам на неделе проведём. Сами понимаете – это дело небыстрое. Прапорщик оценивающе глянул на меня, и тогда взводный счёл нужным добавить: – Пятьдесят секунд у Хороняки продержался. И без нокаута обошлось, просто из круга вылетел. Правда, против него какого-то салагу из зимнего призыва выставили, но всё равно результат достойный. Николай Тарасович неопределённо повертел в воздухе растопыренными пальцами и спросил: – Какой виток? – Девятый, господин прапорщик, – ответил я. – Девятый? Игорь, а ты зачем его к егерям вообще водил? Ты же их критерии отбора не хуже меня знаешь! Вопрос взводного ничуть не смутил, он лишь руками развёл. – Приказы командира не обсуждаются, а выполнится! – Ой ли? – усмехнулся Николай Тарасович, но развивать эту тему не стал и распорядился: – Ну давай, боец, посмотрим, на что ты годишься. Он указал на полосу препятствий, и я расстегнул ремень, потом избавился и от гимнастёрки. – Его бы до предела загрузить, – заметил тогда лейтенант. Прапорщик нахмурил брови и неопределённо проворчал: – Видно будет. Дальше я слушать не стал и поспешил к полосе препятствий, которая оказалась куда протяжённей нашей стометровки, да и одними только заборчиками, кирпичными стенками, жердями и натянутыми верёвками дело там не ограничивалось. Где-то приходилось сигать через канавы, где-то перебегать через них по бревнам, пару раз требовалось взобраться по канату и тонкому тросу с завязанными узлами – на них меня изрядно помотало, а вот влезть на десяток метров по верёвочной сетке получилось куда легче. Когда полз по-пластунски под рядами натянутой колючей проволоки, весь с головы до ног изгваздался в пыли, но в целом, как показалось, лицом в грязь не ударил. Нигде не сорвался, нигде надолго не застрял. Николай Тарасович от оценок моей подготовки воздержался, лишь сказал командиру взвода: – Оставляй. Тот кивнул, предупредил: – Жду к трём, – и ушёл. Ну а у нас началось занятие по рукопашному бою. Не слишком интенсивное по сравнению с моими индивидуальными упражнениями, но заметно плотней и жёстче отработки бросков и захватов в составе учебного отделения комендатуры. Впрочем, не настолько плотнее, чтобы я упустил возможность присмотреться к десантникам. Те в основе своей оказались на год-два постарше, а спортивными и подтянутыми были все без исключения, даже несколько затесавшихся в коллектив барышень. Ну и вроде бы меня приняли нормально, не косились и шуточек не отпускали, хотя и ждал чего-то подобного, чего уж там. После занятий потянули мышцы, построились и трусцой побежали на стрельбище, и вот там уже меня отделили от основной группы, пришлось демонстрировать навыки владения огнестрельным оружием младшему сержанту. Пострелял из ТТ и ППС, а когда закончил с трёхлинейкой, помощник инструктора крикнул: – Николай Тарасович! Пулемёт ему давать? Прапорщик подошёл и с некоторым даже удивлением спросил: – Зачем ещё? – А на него документы из канцелярии пришли, он вторым номером пулемётного расчёта числится. Я кивнул. – Так точно. Учили. – Ну давай посмотрим, – решил Николай Тарасович и взял лежавший на столе танковый шлем, заменил им форменную панаму. – Приступай! Я забросил на плечо лямку кожаного ранца с запасными дисками, взял ручной пулемёт и выдвинулся на стрелковую позицию. За последнее время успел приноровиться к РПД и, пусть особой точностью при ведении огня на дальнюю дистанцию похвастаться не мог, зато и грубых ошибок не совершил. Изготовил оружие к стрельбе, сжёг две сотни патронов и, как видно, продемонстрировал вполне приемлемые результаты, поскольку Николай Тарасович, сняв шлем, с улыбкой сказал: – Эх, если б ещё и десантированию с парашютом обучен был … Тогда бы хоть прямо сейчас к себе забрал. – Пять прыжков у него, – подсказал младший сержант. – Я думал, в вашу роту пополнение готовят. Прапорщик не удержался от ухмылки. – Посмотрим, – сказал он, пригладив большим пальцем кустистые брови, но сразу отбросил шутливый тон и заявил: – Являться станешь на три тренировки. В шесть сорок пять, одиннадцать тридцать и девятнадцать часов ровно. Если будешь занят по основному месту службы, предупреждай заранее. – Так точно! – Свободен, рядовой. Я поспешил к видневшимся вдалеке окраинам Кордона, а там озадаченно повертел головой по сторонам, но почти сразу углядел возвышавшиеся над зданиями верхние этажи госпиталя, сделал небольшую поправку и двинулся напрямик в расположение мотоциклетного взвода. И, как ни странно, почти не промахнулся, глухими переулками вышел к двухэтажной казарме пулемётчиков, а оттуда до проходной авточасти было рукой подать, метров пятьдесят – не больше. Первым делом я отправился в душ и пару минут стоял, отфыркиваясь под едва тёплыми струйками воды. Потом насухо вытерся и привёл в порядок форму, при этом дольше всего провозился с отпарыванием букв «К». А вот латунную эмблему автобронетанкового дивизиона закрепил под символикой отдельного научного корпуса уже без всякого труда. Когда поднялся на второй этаж, курьер выставлял на стол привезённые дежурной смене судки и термосы, и аромат в комнате стоял столь одуряющий, что рот моментально наполнился слюной. – А ты чего тут, Петя? – удивился сержант Козодой и постучал пальцем по наручным часам. – Тебя на довольствие уже поставили, беги обедай! – В душ заскочил, – пояснил я, приглаживая волосы. – А столовая где-то на территории? – Не, рядовой состав при госпитале харчуется, – пояснил Вова-футболист. – В июне и декабре, когда соискатели валом прут, поесть целая проблема, а так туда даже унтеры ходят, готовят – пальчики оближешь. Я припомнил своё посещение больничной столовой и недоверчиво покачал головой. Нет, смутило вовсе не замечание о качестве стряпни, просто то помещение не показалось настолько просторным, чтобы вместить всех желающих. – Там столпотворение наверное… – Да не, – успокоил меня Вова. – Это нашему батальону так свезло. Мы ж вечно в разъездах. Ну или дежурим, вот. Только сначала в канцелярию заверни, получи талоны на питание. Дальше я сомневаться не стал, потопал в канцелярию батальона. Туда уже спустили распоряжение на мой счёт, расписался за талоны на питание до конца месяца и поспешил в госпиталь. В его столовой и в самом деле оказалось не слишком многолюдно, удалось договориться и об усиленном пайке – благо не успел потратить на шоколад и конфеты все выданные по распоряжению комиссара талоны. Когда отошёл с нагруженным тарелками и стаканами подносом, увидел Аркашу, на груди которого красовался полученный ещё в выпускном классе значок «Отличник парашютист». Сослуживцы моего товарища уже разошлись, да он и сам успел пообедать и просто допивал компот. Я обрадовался возможности поговорить и двинулся к его столу. Поставил поднос и протянул руку. – Привет! Как дела? Аркадий ответил на рукопожатие и невесело усмехнулся. – Да грех жаловаться. Уж всяко лучше, чем у Лёвы. – Всё у него наладится ещё, – уверил я товарища и принялся хлебать суп из рыбных консерв, а попутно пытался поддерживать разговор, но Аркаша отвечал односложно и как-то очень уж неохотно, словно голова была занята совсем другим. Ну и сам меня ни о чём не спрашивал, что было для него совсем уж нехарактерно. Наконец я не выдержал и поинтересовался без всяких экивоков: – Ты чего такой замученный? – Устал, – уклончиво ответил Аркаша, помедлил немного и с непонятным выражением произнёс: – Лия писала, она, Инга и ты теперь в одном клубе… Тяжёлый взгляд товарища заставил на миг растеряться, а потом вдруг дошло: да он же просто ревнует! Аркаша ревнует меня к Инге! Мир точно перевернулся с ног на голову! На миг стало даже приятно, что мы поменялись ролями, ну а затем настроение скисло, словно оставленное на жаре молоко. К гадалке не ходи – у них всё серьёзно было, а мне чем гордиться? Вот чем, а? И я покачал головой. – Клуб один, компании разные. Аркаша фыркнул. – Да брось! – Послушай! – Я отвлёкся от супа и подался вперёд. – Мы с Ингой за прошедший месяц и десятком слов не перебросились. Она даже с Лией почти не общается, насколько понял, а всё больше с соучениками по кафедре пиковых нагрузок. О пацифистах тебе Лия писала? – Инга и пацифисты? Ерунда на постном масле! Я только плечами пожал и вновь заработал ложкой. Аркадий немного помолчал, затем допил остававшийся в стакане компот и поднялся на ноги. Думал, уйдёт молча, но нет – на прощание одноклассник всё же счёл нужным обронить: – Увидимся, Петя. – Увидимся, – эхом отозвался я и занялся картофельным пюре и котлетой. Своей очередь дожидался кусок отварной говядины, а на десерт была слойка. И не могу сказать, будто аппетит пропал, да только ел дальше без особого удовольствия. В расположение вернулся сытым, но не слишком довольным жизнью. Если к служебным пертурбациям уже выработался некий иммунитет, то разговор с Аркашей откровенно выбил из колеи. Раньше прошлая жизнь представлялась незыблемым фундаментом, а сейчас натуральным образом почва из-под ног ушла. Впрочем, долго пребывать в раздрае чувств мне не позволили. Только доложился командиру взвода, и тот сразу погнал на инструктаж в дежурку. Сержант Козодой оторвался от преферанса, выложил на стол стопку журналов учёта и велел расписаться за ознакомление с техникой безопасности, правилами патрулирования и порядком досмотра транспорта. Попутно буквально в двух словах рассказал о том, что и как придётся делать, а после разложил на краю стола карту и провёл пальцем от Кордона до Эпицентра. – Дорога тут одна, если по какой-то надобности с неё съехать придётся, направление штурман указывать станет. Экипаж у тебя опытный будет, не заблудитесь. – Штурман? – Пулемётчик, – пояснил Захар. – Будет и пулемётчик, и снайпер. – А карту ты всё же изучи, Петя, – посоветовал ефрейтор Черепица. – Сектора с пятого по двадцать восьмой не смотри, не наша зона ответственности, а вот с двадцать девятого по четвёртый весь объездить придётся. Я поначалу ничего не понял, затем сообразил, что речь идёт о привычных уже румбах, только не ограниченных тринадцатикилометровым радиусом Эпицентра. – Да, лишним не будет, – согласился с этим советом сержант. – Гляди, начиная с пятидесятого километра начинается зона ограниченного посещения, а до того… Что там «до того» начальник смены поведать не успел, от распахнутой двери донёсся гулкий стук, а следом кто-то бодрым голосом объявил: – Тук-тук, хозяева! Кто в теремочке живёт? Шагнувший в дежурку молодой человек с нашивками младшего сержанта был не слишком высок и не мог похвастаться мощным сложением, зато его запястья оказались в обхвате как три моих, а ладони больше походили на лопаты. А в остальном ничего особенного – лет двадцати пяти на вид и, как говорится, неброской внешности, приятной наружности. Лицо овальное, нос прямой, брови русые – заметно светлее подстриженных под бокс волос; справа на груди висели знаки «За отличную стрельбу» и «Отличный пулемётчик». – Явился, не запылился! – рассмеялся Захар Козодой, протянув руку. – Ты чего пришёл? Выезд только в три пятнадцать! – Да мимо проходил, – отмахнулся младший сержант. – Скажи лучше, кто эту неделю нас возить будет? – Рядовой Линь, – указал на меня начальник дежурной смены и усмехнулся. – Петя, этот обманчиво дружелюбной наружности боец – твой пулемётчик, штурман и командир мотогруппы. Слушай его, Фома Коромысло плохому не научит. – Только пить, курить и по бабам ходить! – хмыкнул Вова-футболист. – Как будто это что-то плохое! – хохотнул пулемётчик, протягивая руку. Пожатие широченной лапищи оказалось предельно аккуратным, не иначе специально постарался не раздавить мне кисть; это крайне порадовало, пусть и мог в любой момент качнуть в неё сверхсилу. – Казарму пулемётчиков знаешь? – уточнил Фома. – Показали. – Тогда собирайся и подъезжай. Выдвигаемся через пятнадцать минут. Он покинул караулку, а я оглянулся на сержанта. – Форма одежды какая? – Плащ, очки и шлем в обязательном порядке, остальное на твоё усмотрение, – сказал тот, протянул путевой лист и предупредил: – Уровень бензина только проверить не забудь. И давай живее, Фома – мировой парень, но есть у него пунктик: терпеть опозданий не может. Ну, я и не стал медлить, рискнул даже скатиться по спусковому столбу. А и нормально! Накинул поверх полевой формы плащ, кожаные штаны решил не надевать, переобуваться тоже не стал. Прихватил фляжку и пистолет-пулемёт, вышел на улицу и, хоть перед выездом из Новинска залил бак под пробку, всё же последовал совету сержанта и проверил уровень топлива. С тем оказался полный порядок: запас хода более чем в два раза перекрывал протяжённость нашего сегодняшнего маршрута, указанную в путевом листе. Закрепив ППС в держателях, я повернул ключ зажигания, толкнул ногой педаль пускового устройства и покатил к воротам. Навстречу попался такой же мотоцикл, как у меня, только покрытый густым слоем рыжеватой пыли, а на контрольном пункте пришлось дожидаться, пока с территории выедут два грузовика. Когда подкатил к соседней казарме, Фома уже стоял у крыльца в компании дымивших папиросами сослуживцев. Одной рукой он контролировал упёртый прикладом в землю пулемёт, в другой на весу удерживал ранец с боекомплектом. Кожаная куртка у него оказалась такой же, как у Василя, и танковый шлем с очками тоже ничем от стандартных не отличались, а вот перчатки точно были пошиты по индивидуальному заказу. Прежде чем забраться в люльку, младший сержант взглянул на наручные часы, и я подумал, что не помешало бы обзавестись хронометром и мне. Увы, даже с повышенным денежным довольствием копить было на такую покупку и копить. – Поехали! – распорядился Фома, начав прилаживать к вертлюгу сошки пулемёта. Я тронулся с места и направил мотоцикл к соседнему зданию, а там, стоило только остановиться, Фома без промедления дунул в здоровенный медный свисток. С минуту ничего не происходило, а затем толчком – или даже пинком! – распахнулась входная дверь и на улицу вышел худощавый ефрейтор. Был он смуглым, черноволосым и черноглазым, свёрнутую кожаную куртку нёс под мышкой, а винтовку – закинутой на плечо; вещевой мешок болтался на одной лямке, на гимнастёрке посверкивал золотым ободком стилизованный под мишень нагрудный знак «Снайпер ОНКОР». – Раздолбай! – тихонько ругнулся Фома и поторопил стрелка: – Тимур, ну время же! – Ой, да перестань ты! – фыркнул ефрейтор, заметил меня и цокнул языком. – О, у нас новый руль! Я протянул руку. – Пётр. – Тимур. – Стрелок ответил на рукопожатие и передал вещевой мешок Фоме, чтобы тот убрал его в ноги, а куртку устроил на запасном колесе. – Ну всё, погнали! Я выжидающе посмотрел на пулемётчика, и тот уточнил: – Выезд на Эпицентр знаешь? – Через госпиталь ехать или напрямик дорога есть? – Давай через госпиталь. Ну и поехали. Восседавший на заднем сиденье Тимур одной рукой вцепился в ручку, а другой придерживал брошенную на запасное колесо куртку, на кочках его потряхивало, но очень скоро я перестал беспокоиться на счёт снайпера и полностью сосредоточился на дорожной обстановке. Движение оказалось весьма напряжённым, постоянно попадался встречный автотранспорт, и любая невнимательность могла завершиться аварией. С учётом приличных скоростей и превосходства грузовиков в массе, ничем хорошим столкновение для нас закончиться не могло; пока доехал до восточного пропускного пункта – просто взмок. Жара свою роль, конечно, тоже сыграла, но в первую очередь сказалась всё же нервотрёпка. – Ну, я же говорил! – рассмеялся Тимур, когда мотоцикл остановился в тени блокпоста с установленной на крыше спаркой крупнокалиберных пулемётов. Фома отмахнулся от него и отошёл к караульным, перекинулся с ними парой слов и крикнул: – Колонна на подходе. Готовность – две минуты! Стрелок ругнулся вполголоса и принялся застёгивать куртку, а я удивлённо спросил: – Мы не просто к Эпицентру едем, что ли? – Не-а, – мотнул головой ефрейтор. – Колонну сопровождать будем. Вернувшийся к мотоциклу Фома приладил на пулемёт диск и пояснил: – Иностранных операторов на подстройку к Эпицентру везут, мы в головном дозоре и туда, и обратно. На месте они своими силами справятся, там немного по округе покрутимся. Покажем тебе окрестности. Я хрустнул костяшками пальцев и произнёс: – Когда ехали на инициацию, сказали, что тут спокойно, а нас только для порядка сопровождают. Пулемётчик и снайпер обменялись многозначительными ухмылками, и Фома резонно заметил: – Петя, ну сам посуди – кто бы такую ораву туда-обратно просто для порядка гонять стал? А горючее? А моторесурс? Я выставил перед собой раскрытые ладони. – Так вопрос именно в том, как в реальности дела обстоят! Младший сержант пожал плечами. – Тимур, сколько с начала года серьёзных инцидентов было? Десятка полтора? – Если по нашей зоне ответственности и со стрельбой, то да. А если брать браконьеров, чёрных старателей и всякую мелкую шушеру, то чуть ли не каждый день кого-нибудь прихватывают. Я не удержался и присвистнул. – А серьёзные – насколько серьёзные? – Серьёзней не бывает, – уверил меня Фома. – Мой тебе совет – веди себя так, будто в прифронтовой полосе находишься, целее будешь. – И мы вместе с тобой, – на полном серьёзе поддакнул Тимур. Патрулирование улиц в Новинске враз перестало казаться таким уж неприятным занятием, и я невольно передёрнул плечами. – Мёдом тут всем, что ли, намазано? Фома Коромысло рассмеялся и хлопнул меня по плечу. – А ты как думал! Именно что – намазано! И одиночки пытаются мимо патрулей к Эпицентру просочиться, и полноценные диверсионно-разведывательные группы захаживают. Сейчас вот иностранцы по обмену едут – если их обстреляют или подорвут, вонь до небес поднимется. Такой счёт нам выставят, мало не покажется. Я припомнил лекцию капитана Городца после неудавшейся провокации у водохранилища и вновь поёжился, а поскольку молча стоять не хотелось, решил прояснить момент с резанувшей слух фразой. – «По обмену» – это как? – Ну, ты же в курсе, что Эпицентр самый мощный из всех источников? – уточнил Фома и после моего кивка продолжил: – Иностранцам даже на пятый или седьмой виток переключиться за счастье, вот институтские умники и организовали взаимовыгодный процесс. – У нас же договор с Лигой Наций… – Не, это уже сверх квоты. Берут только прошедших инициацию в другом источнике, кого-то за наличный расчёт, кого-то взамен наших слабосилков. – Чего?! – Рот закрой, муха залетит! – пошутил Тимур. Младший сержант тоже глянул на меня с неприкрытой усмешкой. – Петя, ты как маленький, честное слово! С витка на виток не перескочить, так? А вот между источниками – вполне. Если кому-то башковитому с инициацией не повезло, его могут в Айлу отправить. Там источник дохлей нашего, но, если с подстройкой не напортачить, посильнее операторов нашего пятого витка можно стать. С шестым, конечно, не сравняться, но не до жиру, знаешь ли. У меня чуть голова кругом не пошла. Оказывается, девятый виток – это не приговор! Можно поднять свою пиковую мощность в разы! Всего-то и надо – зарекомендовать себя с лучшей стороны, показать перспективность! – А потом ещё раз настроиться на Эпицентр, только на эталонном шестом витке… – пробормотал я и пробормотал достаточно громко, чтобы меня расслышали. Фома пожал плечами. – Не факт, что выгорит. Но чего не знаю, того не знаю. «А что вообще ты знаешь?» – едва не вырвалось в приступе непонятного ожесточения. Хотя – а непонятного ли? Легко сказать: «зарекомендовать себя»! Попробуй – зарекомендуй! Я ведь не в РИИФС, я в ОНКОР! И мои трудовые свершения многомудрых профессоров точно не впечатлят! Следом вспомнилось предложение Палинского зачислить в институт вольным слушателем и обещание Льва поразмыслить над поступившим от профессора предложением, от разочарования и обиды на весь белый свет неприятно закрутило кишки. Но справился с собой, взял эмоции под контроль. Не о том думать надо! Не о том! Я прошлой ночью человека убил и очень скоро под подозрение попаду, если уже не попал, а всё мысли о великих свершениях и научной карьере покоя не дают! Дурдом! – О чём задумался, Петя? – поинтересовался с интересом следивший за мной пулемётчик. Но тут уж я не сплоховал, пожал плечами и с деланым безразличием сказал: – Думаю, две минуты давно прошли, а колоны всё нет. – В яблочко! – рассмеялся Тимур, наставив на меня указательный палец. – Устами младенца глаголет истина! – Бросьте! – отмахнулся Фома. – Главное, что мы вовремя прибыли. А так – стоим в теньке, плохо разве? Сейчас поедем. Я прислушался к собственным ощущениям и решил, что никуда ехать не хочу. Тошно было на душе и немного страшно. Сбегал облегчиться в туалет, а только вернулся, и к пропускному пункту подтянулась припозднившаяся автоколонна. Хотя «колонна» – это громко сказано. Два небольших автобуса, легковой вездеход с поднятым брезентовым верхом, грузовик с пехотинцами, ещё один с зенитной установкой, два кургузых броневика с крупнокалиберными пулемётами и мы – вот и весь транспорт. Подошёл офицер с единственным угольником на шевроне, когда отдали честь, он спросил у Фомы: – На связи от вас кто? Пулемётчик указал на Тимура. – С рацией работаешь, напрямую по радиоканалу или ментально? – Ментально. – Связь держим напрямую в обход диспетчера, подключайся к общему каналу, – сказал лейтенант и предупредил: – Всё, ждём авиаразведку и выдвигаемся. Черноволосый снайпер на миг зажмурился, затем открыл глаза и сообщил: – На связи. По его виску скатилась капля пота, никак иначе усилия по установлению ментального канала себя не проявили. – Дистанция пятьсот метров, самое большее километр. Сильнее от нас не отрывайтесь. – Так точно, – очень спокойно и по-деловому ответил Фома Коромысло, и лейтенант ушёл в караульное помещение. Я с интересом уставился на снайпера и спросил: – А все так могут? – Не, – мотнул головой пулемётчик. – Я только накоротке связь держать могу, в зоне прямой видимости. И недолго. А большинство и такое общение освоить не в силах. – Мой случай, – усмехнулся я. Тут Тимур встрепенулся и запрокинул голову. Я проследил за его взглядом и вскоре разглядел в небе силуэт аэроплана. Тот выписал над нами круг и немного снизился, затем покачал крыльями и вновь начал набирать высоту, взяв направление на Эпицентр. – Выдвигаемся! – объявил Тимур и принялся застёгивать кожаную куртку. Я взглянул на младшего сержанта, и тот махнул рукой. – Ходу! Движок завёлся после первого же толчка педали пускового устройства, а стоило только всем разместиться на своих местах, я опустил на лицо мотоциклетные очки и покатил по дороге. – Петя, не гони, – повысив голос, одёрнул меня пулемётчик. – Мы головной дозор, наше дело дорогу проверять, а не заезд на скорость устраивать. Тимур, контроль дистанции на тебе. Я немного сбросил скорость и уточнил: – Так нормально? – Да, пойдёт. И мы покатили дальше. Контрольно-пропускной пункт оказался крайним строением Кордона, сразу за ним начиналась степь, но не ровная, словно стол, как с другой стороны городка, а куда более холмистая. Ну а в остальном всё так же – пыльная лента трассы, пожухлая трава, лёгкий встречный ветерок, небо и птицы в нём, а ещё выше – солнце. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66486442&lfrom=196351992) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.