Прошлое должно умереть Вадим Юрьевич Панов Герметикон #6 ГЕРМЕТИКОН Некорректная, упрощенная, но получившая широкое распространение и официальный статус форма слова «Герменомикон». В настоящее время слово «Герметикон» используется в следующих значениях: [ol]Самая известная алхимическая школа, обладающая рядом собственных университетов и научных центров; Название планеты (и государства), на которой расположена алхимическая школа Герметикон; Вся освоенная человечеством Вселенная.[/ol] Вадим Панов Прошлое должно умереть Пролог, в котором пытливый путешественник с интересом изучает нюансы провинциального правосудия – Веревка? – хмыкнул Помпилио, с искренним удивлением рассматривая виселицу. – Да, веревка. – Для меня? – Ты сегодня герой дня, – подтвердил констебль. – Правда, ненадолго. – Но говорить о тебе добрые жители Фоксвилля станут до вечера, – добавил мэр. – Пока не напьются. Виселица оказалась старой, много чего повидавшей, но крепкой. Во время общегородских собраний она использовалась в качестве трибуны, с которой выступали мэр Чапли и констебль Дребренди, осуществляющие в Фоксвилле государственную власть, однако сегодня виселицу готовились использовать по назначению, для чего тщательно проверили работу механизма и прикрепили новую веревку. – Ты серьезно? – продолжил Помпилио. – Вешать? – Тебя что, никогда не вешали? – поинтересовался констебль. – Странно, учитывая, скольким людям ты успел насолить. – Я – честный путешественник. – Ты – бандит и убийца, – перебил Помпилио Дребренди. – Нас не обманешь. – Потому что именно здесь, на пограничной планете, живут самые проницательные во Вселенной констебли, – проворчал Помпилио. – Что ты сказал? – Припомнил, что однажды меня действительно хотели повесить. – И чем все закончилось? – уточнил любознательный Дребренди. Помпилио ответил выразительным взглядом, после чего добавил: – Деталей не помню, но кое-кто точно умер. Констебль хмыкнул. Он плохо понял ответ пленника. Разговор начался, когда Дребренди вывел связанного адигена[1 - Значение этого и прочих используемых в Герметиконе слов и выражений см. в словаре.] из городской тюрьмы – крепкого сарая, стоящего на заднем дворе мэрии, и они, сопровождаемые двумя охранниками с винтовками наизготовку, направились на главную площадь Фоксвилля. Причем инициатором стал Помпилио: он несколько раз задавал наводящие вопросы, однако среагировал Дребренди только на упоминание виселицы. – Сегодняшнее повешение ты не забудешь, – пообещал констебль. – У нас тут народ простой и диковатый, пограничная планета, сам понимаешь. Работы много, работа тяжелая, а развлечений мало, к нам даже передвижной цирк не всегда заглядывает. – Сочувствую. – Поэтому мы тебя не пристрелили, – продолжил Дребренди. – Вешать и дольше, и смешнее. А после каждого повешения выручка бара подскакивает вчетверо. – Бар принадлежит тебе? – Как ты догадался? – Ты постоянно открываешь рот, чтобы спросить, что я буду заказывать, но вовремя вспоминаешь, что находишься на другой работе. Один из охранников хмыкнул, но тут же спрятал улыбку, перехватив бешеный взгляд констебля. – Сегодня я выпью лишний стаканчик, – пообещал Дребренди, взяв себя в руки. – Ты меня насмешил. – Я только начал, – прищурился Помпилио. Ответа на это заявление не последовало. Констебль – высоченный, мощного сложения бородач с крупными чертами лица – охотно посмеялся бы над дерзостью пленника, но они как раз подошли к мэру Чапли и важному гостю из сферопорта, директору расположенной на Фархе фактории Компании, которому Чапли разве что ботинки не облизывал, и Дребренди решил, что хохотать при них не следует. – Вот, – произнес он, выталкивая Помпилио на шаг вперед. – Наш сегодняшний герой. Мэр и директор внимательно оглядели пленника, а тот – их. И прежде, чем важные персоны принялись обмениваться впечатлениями, резко бросил: – Я тебя знаю, галанит! – и высокомерно кивнул на директора Фактории. – Видел твою рожу в сферопорту. – Больше вежливости, – велел констебль, но не удостоился даже кривой усмешки в свой адрес. А вот директор не обиделся, весело рассмеялся и осведомился: – Страшно? – Пока нет, – качнул головой Помпилио. – Посмотрим, что будет дальше. – Дальше будет страшно, – пообещал директор и неожиданно представился: – Меня зовут Ауроберт Спесирчик. Однако руки не подал. – Не боишься называть имя? – Его здесь знают, – отмахнулся галанит. – А мое? – быстро спросил Помпилио и понял, что выстрелил в нужном направлении: мэр и констебль слегка помрачнели. Но именно слегка, отказываться от экзекуции они не собирались. – Я хочу, чтобы ты знал, кто приказал тебя повесить, Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, – негромко, но с видимым наслаждением произнес галанит. – А местным жителям не обязательно знать, кого они повесят. Их это не касается. А я… – он причмокнул губами. – Я войду в историю Галаны. Убью самого Помпилио! Героя Герметикона и любимца адигенов. И не просто убью, а повешу, как собаку, на радость и смех всей Галане. – Можно будет устроить праздник. – О твоей смерти напишут во всех газетах, причем шуток будет – хоть отбавляй. Дер Даген Тур промолчал: уговаривать галанита отказаться от казни не имело смысла. Зато теперь стала абсолютно ясна подоплека происходящего: Спесирчик заприметил его в Гейтсбурге, сферопорту Фархи, каким-то образом выведал его маршрут, скорее всего, подкупив одного из проводников, опередил их отряд, воспользовавшись тем, что Помпилио путешествовал по Фархе на лошадях, первым добрался до Фоксвилля и подготовил засаду. В местном трактире адигену подсыпали в жаркое что-то мощное, скорее всего – большую дозу фариция, а очнувшись, дер Даген Тур обнаружил себя в камере местной тюрьмы, обвиняемым в грабежах и убийстве. В убийствах, если быть точным: как выяснилось, он застрелил своих проводников, свидетелем чего, по стечению обстоятельств, стал один из помощников констебля. – Если ты надеешься объявить с эшафота свое имя и тем смутить добрых жителей Фоксвилля, то не надейся, – пробормотал Дребренди, запихивая в рот пленника кляп. – С последним желанием, извини, тоже не получится. Ситуация стремительно превращалась из плохой в катастрофическую. Руки связаны, рот заткнут, командует галанит, а их национальной чертой еще со времен Инезирской династии стала животная ненависть к адигенам. Помпилио понимал, что за него отомстят, возможно – в ближайшие дни, прекрасно знал, как сыграть на этом и убедить людей опомниться, но не имел возможности. Но страха не было, только вызванная бессилием ярость. Однако внешне это никак не проявлялось: адиген спокойно направился сквозь толпу к эшафоту, не обращая никакого внимания на летящие со всех сторон ругательства: – Грабитель! – Убийца! – Сдохни! Шел спокойно, с высоко поднятой головой. Как все мужчины древнейшей лингийской династии даров – Кахлес, Помпилио дер Даген Тур отличался плотным, почти крестьянским сложением и был абсолютно лыс. Он мог сойти за деревенского кузнеца, крепости в нем хватало, однако лицо потомка бессчетного числа правителей, и особенно его властное выражение, не оставляли сомнений в происхождении «кузнеца»: выпуклый лоб, надменный взгляд серо-стальных глаз, нос с горбинкой, упрямый подбородок… несмотря на то что сейчас дер Даген Тура был одет в простую цепарскую одежду, грубоватую, но удобную, со множеством карманов, любой житель Герметикона без труда опознал бы в нем адигена. Но разгоряченные обитатели Фоксвилля были чересчур возбуждены предстоящим действом. – Мерзавец! – Смерть ему! – Не жалейте убийцу! А вместе с оскорблениями летели плевки и тычки, от которых охранники не спешили защищать пленника. – Подонок! – Ублюдок! Фоксвилль был хоть и провинциальным поселением заштатной пограничной планеты, мог похвастаться населением в несколько тысяч человек, не меньше, и все они высыпали на площадь. Судя по всему, предыдущая экзекуция состоялась давно, и жители успели соскучиться по зрелищу публичной казни. – Проведите его по всей площади! Мы тоже хотим в него плюнуть! – Не вешайте его слишком быстро! – Не затягивайте сразу! Пусть потрепыхается! Советы и пожелания летели до тех пор, пока мэр, за которым следовали палач и Помпилио, не поднялись на эшафот. – Тихо! – рявкнул Чапли, и площадь мгновенно смолкла. – Граждане свободной республики Фарха! Возлюбленные жители Фоксвилля! Сегодня мы собрались для того, чтобы предать справедливому суду знаменитого грабителя и убийцу… – Разве суда еще не было?! – крикнул кто-то из толпы. – Был, – рассмеялся мэр. – Тогда давайте вешать! Не останавливайся! – Надеть ему мешок? – громко спросил палач, желая выдержать все положенные демократические процедуры. – Да! – Да! – Нет! – Да! – Пусть так болтается! – Без мешка! – У них такие смешные ужимки! Палач посмотрел на Чапли, тот пожал плечами, и мешок полетел в сторону. – Не думайте, что я так же счастлив, как галанит, – неожиданно прошептал мэр на ухо Помпилио. – Просто я не могу ему отказать. Ответом адигена стал короткий, но весьма выразительный взгляд. – Начинай, – приказал Чапли, делая шаг назад. Палач сделал шаг вперед и накинул на шею Помпилио петлю. Толпа заволновалась. Веревка в Фоксвилле оказалась грубоватой, но хорошо смазанной, и не было никаких сомнений в том, что задачу она выполнит. – Не туго? – осведомился палач. Снизу, из первого ряда, широко улыбался и пытался остроумно шутить Спесирчик, однако привлечь внимание адигена у него не получалось: дер Даген Тур готов был умереть, как трус, с закрытыми глазами, лишь бы не видеть перед смертью довольную рожу галанита. Поразмыслив, Помпилио посмотрел вверх, сменив вид озверелой толпы на образ безбрежного неба, и увидел на крыше мэрии человека с ружьем. С винтовкой, если быть точным. А если быть совсем точным, с прекрасной дальнобойной винтовкой «Шпрау», которую дер Даген Тур опознал по характерной форме приклада. Человек как раз занял удобную позицию и поднял оружие, изготовившись к стрельбе. «Интересно…» И в тот момент, когда палач сделал шаг к рычагу, намереваясь распахнуть люк и отправить знаменитого исследователя в последнее путешествие, стрелок надавил на спусковой крючок. Грохот выстрела прозвучал в тот же миг, когда тяжелая пуля влетела палачу в голову и швырнула на землю, но среагировать на него никто не успел… кроме мэра, который, проявив чудеса сообразительности и реакции, спрыгнул с эшафота и юркнул в толпу. И вовремя спрыгнул, потому что первый выстрел не остался единственным: на крышах большинства домов оказались вооруженные люди, которые открыли огонь, заставив жителей Фоксвилля запаниковать. Причем стреляли они, как заметил Помпилио, не по людям, а по земле и поверх голов, не убивали, а разгоняли толпу, создавая хаос и неразбериху. И так же – предупредительно – повели огонь пулеметы из зависшего над площадью цеппеля. И своей цели нападавшие добились: ничего не понимающие жители метались по площади в поисках укрытия, орали, ругались, сталкивались друг с другом, но не помышляли о какой-либо обороне. И никто не обратил внимания на сброшенную с корабля «корзину грешника». – С вами все в порядке? – Вскочивший на эшафот цепарь сорвал с шеи Помпилио веревку и ловким ударом ножа освободил адигену руки. – Мы едва успели… Однако договорить цепарь не успел: жизнь научила дер Даген Тура не доверять внезапно появляющимся спасителям, и первое, что сделал освобожденный от пут адиген – нанес сильнейший и совершенно неожиданный удар в челюсть, отправив цепаря в нокаут, после чего спрыгнул с эшафота и помчался к мэрии, возле которой заприметил мотоциклет. Глава 1, в которой Кира скучает, команда «Пытливого амуша» готовится к походу, Огнедел получает обещание, а Помпилио совершает увлекательное путешествие по экзотическому лесу Самые старые миры Герметикона – планеты Ожерелья – являлись не только самыми заселенными, больше миллиарда жителей в каждом, но и самыми цивилизованными. И напоминали гигантские паротяги, тянущие человечество в будущее. Миры Ожерелья соперничали друг с другом во всем: в науке и промышленности, величии городов и тонкости искусства, в исследовании и обустройстве новых планет, на которых они традиционно создавали не колонии, а самостоятельные государства, превращая новые миры в свои подобия: в планеты, где власть принадлежала наследной аристократии. Потому что самые старые миры Герметикона, за исключением Галаны, строго придерживались консервативных правил: власть – да рам, душа – Олгеменической церкви. Так пошло от Первых Царей, которые наследовали Добрым Праведникам, и так должно оставаться. Оставаться, но не костенеть, и потому адигеном мог стать любой простолюдин, обладающий должным умом, талантом или упорством – об этом тоже говорилось в заповедях Добрых Праведников и Первых Царей. А заповеди адигенами соблюдались. Где-то строго, где-то – как получится. Но если говорить о самой консервативной планете Ожерелья, то таковой по праву считалась Линга – оплот старинных правил и традиций. Мир, большинство да ров которого вели свои родословные от Первого Царя. Мир, сумевший устоять под натиском императора и добиться от великого завоевателя права на автономию. Мир, который люто ненавидели галаниты, потому что, несмотря на верность патриархальным традициям, Академия Наук заносчивых лингийцев не оскудевала на открытия, а промышленность считалась одной из лучших в Герметиконе. Консерваторы шли вперед вместе со всеми, иногда – опережая всех, но при этом не менялись, сохранив себя на протяжении тысячи лет. И городишко Даген Тур не менялся, оставаясь таким же тихим, уютным и полусонным, как в те далекие-далекие времена, когда основатель династии Кахлес увидел его и навсегда влюбился. Летом пыльный, зимой снежный, раскинувшийся на берегу озера Даген, но располагающийся вдали от традиционных торговых путей, городишко просто жил, с радостью встречая да ров Кахлес, ищущих в нем тишину и покой, и не изменился даже после того, как в соседних горах обнаружились богатейшие запасы золота и меди. Ну нашли, ну денег стало больше, ну жить стало легче, но это же не повод превращать родной город в вертеп? Лингийцы вознесли хвалу Доброму Маркусу, публично выпороли шустрого дельца, решившего открыть в Даген Туре публичный дом для шахтеров, и вернулись к повседневным заботам. И лишь покивали головами, узнав, что к шахтам и прииску проложили железнодорожную ветку – вывозить добытое в Черемхейден. Мол, раз надо, значит, надо. Однако вокзал попросили выстроить за чертой города, чтобы не мешал. Не очень удобно, однако настаивать на первоначальном плане прижать станцию к окраинным постройкам никто не стал – не в традициях. Да и опасно, учитывая любовь народа к оружию и либеральные правила, дозволяющие владеть им любому законопослушному лингийцу. В результате все новые строения, включая вокзал, оказались за пределами старого города, и жемчужина дарства Кахлес осталась безупречно красивой. И Кира дер Даген Тур не уставала ею любоваться. Окна ее спальни смотрели на юг, на долину, и едва в каком-нибудь из фермерских домов начинал петь петух, Кира вскакивала с кровати, накидывала халат, распахивала тяжелые шторы, выходила на широкий балкон, кольцом охватывающий башню, и улыбалась, глядя на свой новый мир, на земли, название которых стало ее фамилией. Глядя на адигенское владение Даген Тур. Которым девушка любовалась в любую погоду, и в солнечную, и в пасмурную. С удовольствием разглядывала скалистые горы, нависающие над невероятно синими водами самого большого на Линге озера, пересчитывала рыбацкие суденышки, украшающие Даген белыми треугольниками парусов, и мысленно желала рыбакам удачи, а затем переводила взгляд на широкую долину, обрамленную высокими лесистыми горами. Долину, которую навеки скрепил с бескрайним озером старый город. Неменяющийся. Немного сонный. С высоченной колокольней собора Доброго Маркуса, уютными, утопающими в зелени домиками и узкими, мощенными булыжником улочками, по которым, как заверяли местные жители, ходил сам Праведник. Проснувшись, Кира долго гуляла по балкону или стояла у окна, если шел дождь, и смотрела на свой новый дом, впитывала его, пыталась понять, почувствовать, чем привлек сей «медвежий угол» самую известную династию лингийских да ров. И почему ее муж, блестящий Помпилио дер Даген Тур, знаменитый путешественник, исследователь и первооткрыватель, водящий дружбу едва ли не со всеми дарами Герметикона, при каждом удобном случае возвращается в любимое захолустье. И даже их свадьба, на которую съехался весь высший свет Ожерелья и адигенских союзов, состоялась в Даген Туре, а не в парадном Маркополисе. Пыталась понять, но пока не понимала… Налюбовавшись владениями и сполна надышавшись свежим воздухом, Кира вернулась в комнату, оставив дверь на балкон открытой – утро выдалось необыкновенно теплым, – и позвонила в колокольчик. – Доброе утро, адира. – Доброе утро, Рита, – улыбнулась в ответ девушка, в очередной раз отметив, что классическое адигенское обращение «адира» кажется ей чужим. – Как вы спали? – Прекрасно. – Шоколад и утренняя почта. – Спасибо, Рита. На этом пока все. Горничная поставила серебряный поднос на столик и удалилась. Кира уселась в кресло, развернула газету, сделала маленький глоток из тонкой фарфоровой чашки и пробежала взглядом по заголовкам первой полосы. Главная новость и редакционная статья: «Лингийское Алхимическое общество ОБЯЗАНО отозвать свое оскорбительное предложение!» Статья венчала главный скандал этого лета, связанный с очередным косметическим ремонтом кафедрального собора Доброго Маркуса в Маркополисе. За прошедшие пятьдесят лет камень потемнел, и его почистили, придав собору привычный первоначальный облик. Заурядное, в общем, событие, которое никто бы и не заметил, однако алхимики зачем-то предложили обработать фасад особым раствором, образующим на камне защитную пленку, сказав, что с появлением автомобилей воздух в городе станет грязнее, а пленка поможет сохранить камень в первозданном виде. Предложение вызвало бурю общественного негодования, лейтмотивом которого стал вопрос: «Что вы хотите сотворить с нашим собором?», не очень прагматичный, с точки зрения девушки, зато эмоциональный и понятный всем лингийцам, привыкшим по воскресеньям наведываться в церковь. Сообразив какую глупость ляпнули, алхимики немедленно взяли назад, но утихомирить соотечественников им пока не удалось, несмотря на то что Академия Наук и Союз промышленников попросили их простить. Общественность негодовала, и поползли слухи, что Палата Даров готовит по поводу скандала специальное заявление. Ретрограды или консерваторы? Кира давно заметила, что лингийцы с большой неохотой вносят в привычную жизнь изменения, предпочитая неизвестному проверенное. В Даген Тур, к примеру, до сих пор запрещался въезд не только паротягам, что логично: учитывая размеры гигантских паровых тягачей, они попросту не смогли бы проехать по старинным улицам, но и автомобилям, которым члены городского совета не доверяли. А поскольку Помпилио предпочитал не вмешиваться в самоуправление по незначительным поводам, то вопрос оказался отложен лет на десять, что Киру, любившую погонять на спортивных авто, категорически не устраивало. – Судя по всему, собор Доброго Маркуса останется в первозданном виде, – пробормотала Кира, добавляя в чашку шоколада. – Вы, ребята, скорее алхимию запретите, если решите, что она противоречит вашим убеждениям… Остальные новости навевали скуку: миротворческая миссия на Кардонии развивается по плану, боевые действия не возобновляются, потому что никто не хочет связываться с объединенным адигенским флотом, слава Доброму Марксу; дар Владимир официально объявил о беременности своей драгоценной супруги, прекрасной Ии, а поскольку это будет первый ребенок дара Владимира, Лингу ожидает большой праздник, слава Доброму Маркусу; в сферопорту поймали банду грабителей банков с Верзи, сегодня суд вынесет решение: повесить их или отправить на каторгу – результат будет тем же, а мучаться преступникам придется дольше, верзийцы уже сообщили, что их устроит любой вариант, редакция советует злодеев повесить, слава Доброму Маркусу; брачные объявления… Кира подозревала, что на Линге, особенно в сферопорту, существуют и другие газеты, более современные и привычные ей, но в их с Помпилио милое захолустье с утренним катером прибывали исключительно консервативные новости, слава Доброму Маркусу, причем в незначительном количестве то ли трех, то ли пяти штук: одна газета поступала в замок, вторая – в муниципалитет, где ее исследовал любопытный городской библиотекарь, а остальные – местным жителям. Как подозревала Кира, местные жители подписывались на газеты в складчину, чтобы использовать в качестве источника первоклассных пыжей. Интерес к печатному слову у лингийцев проявлялся, лишь когда информация касалась их лично. К примеру, месяц назад на первой полосе появилось фото Киры, а редакционная статья называлась: «Когда же Кира дер Даген Тур выйдет в свет?» с подзаголовком: «Почему в отсутствие супруга прекрасная адира ведет жизнь затворницы?» В тот день тираж «Лингийского вестника» был раскуплен полностью, и Даген Тур две недели обсуждал статью о супруге мессера. Весьма неожиданной супруге. Долгое время Помпилио дер Даген Тур, гордость и любимец Линги, считался самым завидным женихом Герметикона. Породниться с Кахлесами сочли бы за честь самые родовитые адигенские семьи, и Помпилио с трудом отбивался от намеков и откровенных предложений. Затем появились слухи, что сердце знаменитого путешественника отдано Лилиан дер Ти-Нофаль, загратийской адигене, не очень знатной, но умной и безупречно красивой, потом Помпилио исчез, был признан погибшим, чудом выжил в страшной катастрофе, а вернувшись, обнаружил любимую замужем. Затем разразился Кардонийский кризис, Лилиан погибла, а Помпилио предложил руку Кире Дагомаро, дочери кардонийского лидера, потерявшей в кризисе и любовь, и отца. Ввел в дом инопланетницу, даже не адигену, но образованную, умную, дерзкую, смелую и обожающую небо. Но если Помпилио предпочитал цеппели, то Кира отдала свое сердце паровингам, огромным летающим лодкам океанического класса, на которых ей довелось служить и воевать. Выбор Помпилио оказался настолько неожиданным, что его обсуждал весь Герметикон, однако глава рода, дар Антонио Кахлес, четко дал понять, что полностью одобряет решение младшего брата, и ввел инопланетницу, и даже не адигену, в старинную семью. Слухов и сплетен меньше не стало, интерес к девушке еще больше возрос, и она пряталась от него в глуши Даген Тура: чужаки здесь сразу оказывались на виду, и у журналистов не было шансов побеспокоить Киру. Платой за тишину стала скука, однако девушка справилась с ней, распорядившись доставить на новую родину любимую игрушку. Огромный паровинг привел невозмутимых лингийцев в полнейшее возбуждение: и сам по себе, будучи невиданной до сих пор машиной, и тем фактом, что супруга мессера с удовольствием копается в кузеле и тяговых двигателях, носит рабочий комбинезон и периодически появляется на людях, вымазанная в масле. Инопланетница, даже не адигена, но очень интересная… Позавтракав и переодевшись, Кира поспешила к причалу. В коляске, поскольку мотоциклеты в Даген Туре тоже находились под запретом, а верховую езду адира не освоила настолько хорошо, чтобы перемещаться по владению без сопровождающих. И, трясясь по булыжной мостовой, Кира привычно размышляла о том, что легенды об абсолютной власти адигенов, которые пересказывали друг другу обитатели республиканских миров, оказались сильно преувеличенными – и это еще мягко сказано, иначе бы ей, супруге родного брата лингийского дара, не пришлось бы подчиняться решениям городского совета, составленного из рыбаков, шахтеров, фермеров, торговцев и библиотекаря. Однако стоило Кире увидеть паровинг, все прочее перестало иметь значение, остались только они: девушка и летающая лодка, способная унести ее в небо. Кира не раз летала над озером, изумляя лингийцев невозможными для цеппелей воздушными трюками, но сегодня паровинг остался у пристани, поскольку предстояла замена тяжелых «Шурхакенов» на новейшие шестиствольные «Гаттасы», и именно за этим занятием Киру застал Арнольд Жакомо, заслуженный ветеран флота, капитан переданного в распоряжение девушки грузового цеппеля «Дрезе». Капитан появился к полудню, так же приехал в коляске, и прежде чем ступить на борт, с привычным сомнением оглядел покачивающийся на легких волнах паровинг. А отыскав на крыле Киру, церемонно приложил два пальца к козырьку и вежливо произнес: – Добрый день, адира. – Добрый день, капитан. – Увидев старика, Кира поднялась на ноги и вытерла руки ветошью. Помогающие ей механики тоже прекратили работу и отошли к краю крыла, откуда не могли слышать их разговор. – Как ваши дела? – поинтересовался старик, хотя прекрасно видел и разобранные пулеметные «гнезда», и подготовленное к установке оружие. – Увеличиваю огневую мощь, капитан. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=50358500&lfrom=196351992) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Сноски 1 Значение этого и прочих используемых в Герметиконе слов и выражений см. в словаре.