Шесть пробуждений
Мер Лафферти


Звездолет с пассажирами в анабиозе летит с перенаселенной Земли колонизировать новую планету Артемиду. Путешествие займет 400 лет. В экипаже всего шестеро. Все они клоны, в них загружается сознание владельца в случае гибели старого тела. После очередной репликации обнаруживается, что предыдущие копии были зверски убиты, а корабельный ИскИн поврежден. Кто-то из шестерых – убийца, но распутать этот клубок космических интриг будет непросто, ведь каждому из экипажа есть что скрывать, каждый в чем-то виновен и, следовательно, под подозрением.





Мер Лафферти

Шесть пробуждений



© А. Грузберг, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018


* * *


Посвящается Конни Уиллис и Джеймсу Патрику Келли







Кодицилы, регулирующие существование клонов


Международный закон, принятый

9 октября 2282 года

1. Создание двух и более одновременно существующих клонов кого-либо не допускается. Одна личность – один клон. Клонирование должно использоваться только ради продления жизни, не для размножения. Если по какой-то причине возникло несколько клонов одной личности, только самый последний клон признается подлинным, дальнейшее существование остальных недопустимо.

2. Создавать клонов для зачатия или для вынашивания потомства запрещено. На протяжении всей своей жизни клон считается своим собственным ребенком, в том числе в отношении права наследования. Клоны должны подвергаться стерилизации при создании.

3. Недопустимо размещение карты мозга в теле, не соответствующем оригинальной ДНК.

4. Клоны должны всегда иметь свою последнюю карту мозга на личном носителе информации. Официальные структуры должны обеспечивать возможность снятия карты мозга и получение носителя с ней в любое время.

5. Не допускается внесение изменений в ДНК или карту мозга любого клона. (За исключением тех случаев, когда это делается для соблюдения Кодицила 2.)

В момент появления клона его ДНК и карта мозга должны совпадать с оригиналом.

6. Клон должен иметь возможность покинуть место своего воссоздания быстро, без вреда для здоровья и без церемоний или ритуалов.

7. В случае самоубийства клон не имеет права на возрождение.

(Исключение 1: Клон может подписать соглашение об эвтаназии ради прекращения мучительной боли, если квалифицированный врач утверждает, что смерть его неизбежна.

Исключение 2: Если это сделано для соблюдения Кодицила 1.)




Первое пробуждение: Экипаж «Дормире»[1 - Dormire – сон (итал.).]





Это не трубка


День первый

25 июля 2493 года

Звуки с трудом пробивались сквозь густую синтамниотическую жидкость. Достигнув ушей Марии Арены, эти звуки напомнили ей визг цепной пилы: громкие, настойчивые и бесконечные. Слов она не различала, но не похоже было, что речь о ситуации, в которой она захотела бы оказаться.

Собственное нежелание родиться заново напомнило ей, кто она и где находится. Она ухватилась за последнее дублирование. Экипаж только что переселился на «Дормире», и последним помещением, какое они посетили во время осмотра корабля, стала секция клонирования. Здесь они создали свои первые резервные копии на корабле.

Должно быть, Мария попала в катастрофу и погибла в ней, поэтому потребовалось пробудить ее клона. Небрежное отношение к жизни наверняка произвело дурное впечатление на капитана; должно быть, именно он – источник гневного визга цепной пилы.

Наконец Мария открыла глаза. Она попыталась понять, что за круглые темные шарики плавают перед ее баком, но мозг только что родившегося клона с трудом принимался за работу. В окружающей сумятице было слишком много неправильного.

Заметив полосы на поверхности бака и пурпур, просвечивающий сквозь голубоватую жидкость, в которой плавала Мария, она решила, что плавающие шарики – это капли крови. Кровь не должна плавать. Это первая проблема. Если кровь плавает, это означает, что гравитационный двигатель, вращающий корабль, заглох. Вероятно, это вторая причина чьих-то воплей. Кровь и гравитационный двигатель.

Кровь в секции клонирования… это тоже было нечто новое. В секциях клонирования, безупречно чистых, людей буквально «загружали» в новые, только что выращенные тела, когда предыдущие умирали. Гораздо чище и безболезненнее обычных родов с их бесконечными криками и болью.

Опять кровь.

В секции клонирования двумя аккуратными рядами стояли шесть баков, заполненных голубоватой синтамниотической жидкостью, в них ждали клоны остальных членов экипажа. Кровь хранилась в медицинской секции, дальше по коридору. Совершенно невероятно было, что капля крови из медицинской секции проплыла по коридору, оказалась в секции клонирования и теперь плавала бы перед Марией. Но произошло нечто иное: над каплями крови плавало человеческое тело. Собственно, несколько тел.

Наконец, если бы гравитационный двигатель действительно вышел из строя и кто-то в секции клонирования пострадал, другой член экипажа убрал бы кровь. Кто-нибудь всегда следил за тем, чтобы новый клон благополучно перешел из смертного сна в новое тело.

Нет. Идеально правильный пурпурный шар крови не должен был плавать у нее перед лицом.

Мария проснулась уже не меньше минуты назад. Но никто не давал компьютеру команды откачать синтамниотическую жидкость, чтобы освободить ее.

Частица ее сознания завопила, что ее больше должны заботить плавающие тела, – но лишь очень небольшая частица.

Ей никогда не приходилось пользоваться клапаном аварийного сброса, встроенным в бак для клонирования. Ученые внедрили в практику эти клапаны после того, как один из техников решил подшутить над клоном и оставил женщину после пробуждения на несколько часов в баке. Клонированная женщина наконец выбралась оттуда, говорят легенды, и устроила кровавую баню, в результате пришлось клонировать самого техника. После этого инженеры добавили клапан, чтобы клон мог сам выбраться из бака, если по какой-то причине застрянет в нем.

Мария нажала на кнопку, услышала щелчок выпускного клапана, но синтамниотическая жидкость оставалась на месте.

В слив, действие которого основывалось на использовании тяготения, жидкость уходила самотеком. Для этого здесь имелся другой клапан, № 101 и в центральной системе канализации. Этот клапан открыт, но жидкость продолжает упрямо окутывать тело Марии.

Она попыталась найти источник крика. Рядом с компьютерными панелями плавала женщина, голая, с влажными волосами, торчащими вокруг головы страшной зубчатой короной. Еще один клон проснулся. Двое из них умерли?

Позади нее в четырех баках плавали члены экипажа. У всех глаза были открыты, все искали аварийный клапан. Прозвучало три глухих щелчка, но клоны остались в том же положении, что и Мария.

С помощью другого аварийного переключателя Мария открыла дверцу в боку бака. В идеале эту крышку следовало открыть после того, как уйдет жидкость, но нынешняя ситуация очень далека от идеальной. Вместе с изрядным количеством синтамниожидкости Марию выплеснуло из бака – только для того чтобы мягко столкнуть с кровавым шаром, плававшим перед ней. Поверхностное натяжение обеих жидкостей не подвело, и капля уплыла прочь.

Мария впервые встретилась с необходимостью выбраться из бака при нулевой гравитации. Она экспериментировала, барахтаясь в баке, но добилась только того, что некоторое количество жидкости оторвалось от основного пузыря и уплыло. За множество своих жизней Мария побывала в разных переделках, но это было внове.

«Действие и противодействие», – подумала она, вдохнула как можно больше насыщенной кислородом жидкости и с силой выдохнула ее, как если бы чихнула. Движение Марии оказалось не таким быстрым, как в воздухе, ведь она все еще была заключена в вязкой жидкости, но это помогло ей отплыть назад, прочь из пузыря. Она вдохнула воздух, закашлялась и извергла из легких остаток жидкости потоком брызг, ударившись головой о край компьютерной консоли, – непроизвольные движения тела толкнули ее вперед.

Наконец выбравшись из жидкости, тяжело дыша, она осмотрелась.

– Черт!

Среди крови и других жидкостей плавали тела трех других членов экипажа. Два трупа отрастили множество страшных щупалец крови, и эти кровавые пузыри не желали отделяться от смертельных ран.

Галлоны синтамниотической жидкости выплескивались из баков и присоединялись к кровавым продуктам разрушения – это вновь клонированный экипаж выбирался из баков. Все потрясенно оглядывались.

Капитан Катрина де ла Круз подплыла к Марии, не отрывая взгляда от компьютера.

– Мария, перестань бездельничать и займись чем-нибудь полезным. Проверь, как остальные.

Мария кое-как ухватилась за опору на стене, чтобы отодвинуться от капитана и не мешать ей добраться до компьютера.

Катрина что-то отстучала на клавиатуре и ткнула в экран на консоли.

– РИН, что происходит?

– Мои речевые функции недоступны, – ответил мужской голос, слегка напоминающий механический голос робота.

– Ceci n’est pas une pipe[2 - «Это не трубка» – надпись на картине «Вероломство образов» художника-сюрреалиста Рене Магритта.], – пробормотал голос над Марией. Это вывело ее из шока и напомнило ей, что капитан приказала проверить, как там экипаж.

Говорил Акихиро Сато, пилот и навигатор. Она познакомилась с ним несколько часов назад, на приеме с коктейлями перед стартом «Дормире».

– Хиро, почему ты говоришь по-французски? – в замешательстве спросила Мария. – Ты в порядке?

– Когда вслух говорят: «Я не могу говорить», это напоминает старую картину, на которой нарисована курительная трубка и написано: «Это не трубка». Считается, что это рождает глубокие мысли у тех, кто изучает искусство. Неважно. – Он обвел рукой секцию. – Что вообще произошло?

– Понятия не имею, – ответила Мария. – Но… Боже, что за бедлам. Мне нужно проверить остальных.

– Черт побери, ты же только что говорил! – сказала капитан компьютеру, гоняя по экрану несколько иконок. – Там внутри что-то работает. Говори со мной, РИН.

– Мои речевые функции недоступны, – повторил ИИ, и де ла Круз ударила рукой по клавиатуре и ухватилась за нее, чтобы не отплыть от компьютера.

Мария продвигалась по помещению, хватаясь за специальные опоры на стенах; Хиро следовал за ней. Мария обнаружила, что оказалась лицом к лицу со страшным трупом Вольфганга, второго по старшинству в экипаже. Она осторожно оттолкнула его, стараясь не затронуть кровавые щупальца, растущие от ран на его теле.

Они с Хиро подплыли к живому Вольфгангу, который, согнувшись вдвое, выкашливал синтамниожидкость из легких.

– Что происходит? – спросил он сиплым голосом.

– Ты знаешь столько же, сколько мы, – ответила Мария. – Ты в порядке?

Он кивнул и отмахнулся от нее. Потом распрямил спину, добавив еще как минимум фут к своей длинной фигуре. Вольфганг родился в лунной колонии, и в его семье за несколько поколений у всех удлинились кости, как всегда бывает при жизни в низком тяготении. Вольфганг ухватился за ручку на стене, оттолкнулся и поплыл к капитану.

– Что ты помнишь? – спросила Мария у Хиро, когда они приблизились к другому члену экипажа.

– Мою последнюю резервную копию создали сразу после того, как мы поднялись в корабль. Мы тогда еще даже не улетели, – ответил Хиро.

Мария кивнула.

– То же самое. Мы должны быть еще в доке или в нескольких неделях от Земли. Четверо из нас мертвы, – сказала Мария, показывая на тела. – И, думаю, другие двое – тоже.

– Что могло убить всех нас? – спросил Хиро; слегка позеленев, он увернулся от клочка окровавленной кожи. – И что произошло со мной и с капитаном?

Под «другими двумя» он подразумевал тех, чьи тела не парили в секции клонирования. Вольфганг, механик Поль Сёра и доктор Джоанна Глас – все были мертвы и плавали по помещению, мягко отлетая от баков и друг от друга.

Из последнего ряда баков послышался кашель и тихий голос:

– Что-то чрезвычайно насильственное, я бы сказала.

– Добро пожаловать обратно, доктор. Вы в порядке? – спросила Мария, подтягиваясь к женщине.

Новый клон Джоанны кивнул, ее тугие локоны блестели от синтамнио. Верхняя часть тела у нее была худой и сильной, как у всех новых клонов, а вот ноги маленькие и кривые. Она посмотрела вверх на тела и поджала губы.

– Что случилось? – И, не дожидаясь ответа, ухватилась за опору и поднялась к потолку, где плавали тела.

– Проверь Поля, – сказала Мария Хиро и последовала за Джоанной.

Врач развернула собственный труп так, чтобы видеть его, и ее глаза округлились. Она негромко выбранилась. Мария подплыла к ней сзади и выбранилась куда громче.

Горло у Джоанны было перерезано, от шеи тянулись огромные кровавые полосы-сгустки. Если судить по преклонному возрасту врача, начало полета осталось далеко в прошлом. Мария помнила ее тридцатилетней, с гладкой смуглой кожей и черными волосами. Сейчас вокруг глаз и в углах рта залегла целая сеть морщин, а в туго заплетенных косах пробивалась седина. Мария посмотрела на другие тела; с ее точки обзора сразу стало видно, что все они тоже в годах.

– А я и не заметила, – сказала она, задохнувшись. – Я… видела только свежую и запекшуюся кровь. Мы провели на этом корабле несколько десятилетий. Вы что-нибудь помните?

– Нет, – глухо и мрачно ответила Джоанна. – Надо сказать капитану.


* * *

– Никому ничего не трогать! Вся эта комната – место преступления! – крикнул им снизу Вольфганг. – Прочь от тела!

– Вольфганг, место преступления – если это место преступления – уже загрязнено примерно двумястами сорока галлонами синтамнио, – сказал Хиро от бака с Полем. – Что ты думаешь здесь обнаружить?

– Что значит «если это место преступления»? – спросила Мария. – Ты думаешь, что гравитационный двигатель выключился и перестал вращать корабль, и ножи сами полетели в нас?

Кстати о ноже… один из них плавал под потолком. Мария оттолкнулась, подплыла к нему и схватила раньше, чем его втянуло в воздухозаборник, который уже был забит телесными жидкостями, о которых ей не хотелось думать.

Врач послушалась и отплыла от своего прежнего тела, чтобы присоединиться к Вольфгангу и капитану.

– Это убийство, – сказала она. – Но Хиро прав, Вольфганг: судебно-медицинские исследования в условиях нулевого тяготения неспроста так и не стали настоящей наукой. Пока мы говорим, все улики засасывает в воздушные фильтры. Все перепачканы кровью всех. И теперь у нас шестеро новых людей и сотни галлонов синтамнио, плавающих вокруг и загрязняющих все, что осталось.

Вольфганг стиснул зубы и сердито посмотрел на нее. Его высокое худощавое тело блестело от синеватой амниожидкости. У него, потомка нескольких поколений жителей Луны, были естественно бледная кожа (на нее никогда не падал свет солнца) и удлиненные кости. Он открыл рот, чтобы возразить врачу, но Хиро перебил его:

– Пятеро, – сказал он, закашлялся и выхаркнул еще немного амниожидкости; Мария еле увернулась от нее. Хиро виновато поморщился. – Пятеро новых людей. Поль еще внутри.

Он указал на механика, который с закрытыми глазами по-прежнему лежал в баке. Мария вспомнила, что, когда еще лежала в своем баке, глаза у Поля были открыты. Но сейчас Поль плавал с закрытыми глазами, прикрывая руками гениталии. Он походил на ребенка, играющего в прятки и которого «Оно», чем бы оно ни было, собиралось сожрать. Он тоже был бледен; при крепком от природы сложении мышцы Поля были хуже развиты, чем у того человека, которого помнила Мария.

– Вытащите его, – велела Катрина, и Вольфганг, повинуясь приказу, отправился к другому терминалу и нажал на кнопку, чтобы открыть бак.

Хиро просунул руку внутрь, схватил Поля за запястье и по пояс вытащил из жидкости.

– Хорошо, только пятеро из нас выбрались, – сказала Мария, подплывая. – Это сокращает синтамнио на шестьдесят галлонов. От чего не легче. Вокруг по-прежнему плавает много дерьма. Вряд ли вы сумеете найти улики где-то, кроме самих тел. – Она протянула Вольфгангу нож, сжимая ручку большим и указательным пальцами. – И, возможно, на орудии убийства.

Вольфганг осмотрелся, и Мария поняла, что он ищет, чем бы взять нож.

– Я уже оставила на нем отпечатки пальцев, Вольфганг. Он плавал среди крови и трупов. Мы можем установить только, что, вероятно, именно им нас всех и убили.

– Нужно, чтобы снова заработал РИН, – сказала Катрина. – Включите гравитационный двигатель. Найдите два других тела. Проверьте груз. Тогда мы будем точно знать, каково положение дел.

Хиро ловко шлепнул Поля по спине, тот согнулся пополам, и его вырвало. Он всхлипнул. Вольфганг неодобрительно наблюдал, как Поль оттолкнулся от стены, явно не сознавая, что его окружает.

– Когда снова заработает РИН, он установит связь с Землей, – сказала Катрина.

– Мои речевые функции недоступны, – повторил компьютер.

Капитан скрипнула зубами.

– Будет нелегко, капитан, – сказала Джоанна. – Судя по телам, все эти люди прожили много лет, а значит, мы провели в космосе гораздо больше времени, чем показывают наши карты мозга.

Катрина закрыла глаза и потерла лоб. Она помолчала, потом открыла глаза и начала что-то печатать на клавиатуре терминала.

– Заставьте Поля двигаться, он нам нужен.

Хиро беспомощно уставился на Поля. Тот, продолжая всхлипывать, свернулся тугим маленьким клубком и плавал по комнате, по-прежнему пытаясь прикрыть гениталии.

Шар рвоты – не синтамнио, исторгнутая из тел, а настоящее содержимое желудка – поплыл к клапану вентиляции и был всосан в фильтр. Мария знала, что, выполнив все первоочередные приказы капитана, ей все равно придется менять воздушные фильтры и, вероятно, ползать по всем вентиляционным шахтам корабля, вычищая из них все телесные жидкости, пока те не стали биологически опасными. Должность техника/помощника механика внезапно перестала казаться ей такой уж блестящей.

– Думаю, Поль лучше себя почувствует, когда оденется, – сказала Катрина, с жалостью глядя на него.

– Да, одежда – это хорошо, – сказал Хиро. Все они были голые, и у всех кожа от холода покрылась пупырышками. – Может, горячий душ?

– Мне будут нужны костыли или кресло, – сказала Джоанна. – Если мы хотим включить гравитационный двигатель.

– Прекратите! – сказала Катрина. – Убийца, возможно, все еще на корабле, а вы говорите про одежду и душ?

Вольфганг отмахнулся от ее забот.

– Нет, убийца явно сам погиб в схватке. Нас на корабле только шесть человек.

– Ты не можешь этого знать, – сказала де ла Круз. – Что произошло за последние несколько десятилетий? Нужно соблюдать осторожность. Никто никуда не ходит в одиночку. Только по двое. Мария и Хиро, принесите врачу костыли из медицинского отсека. Они ей понадобятся, когда заработает гравитационный двигатель.

– Я могу снять протезы с тела, – сказала Джоанна, показывая. – Ему они все равно больше не понадобятся.

– Это улики, – возразил Вольфганг, останавливая свой дрейфующий труп, чтобы изучить колотые раны. Он сосредоточился на пузырях крови, так и не оторвавшихся от его груди. – Капитан?

– Хорошо, наденьте комбинезоны, принесите врачу кресло или что-нибудь такое и займитесь гравитационным двигателем, – сказала Катрина. – Остальные – за работу. Вольфганг, мы с тобой привяжем трупы один к другому. Не нужно, чтобы они получали новые повреждения, когда возникнет тяготение.

Выходя, Мария остановилась у своего тела, которое по-настоящему еще не рассматривала. Слишком страшно было смотреть в собственное мертвое лицо. Тело было привязано к сиденью одного из терминалов и легко натягивало трос, пытаясь уплыть. Сзади от шеи, оттуда, куда ее, очевидно, ударили, оторвался большой кровавый пузырь. Губы у нее были белые, а кожа – болезненно зеленоватая. Теперь она знала, откуда рвота.

– Похоже, именно я нажала на кнопку воскрешения, – сказала она Хиро, показывая на свое тело.

– И правильно сделала, – ответил Хиро. Он посмотрел на капитана. Та о чем-то разговаривала с Вольфгангом. – Но не думаю, что тебя скоро наградят медалью. Похоже, она не в духе.

Кнопка воспроизведения была отказобезопасной. Если все клоны на корабле в одночасье умирали – статистически совершенно невероятное событие, – ИИ корабля мог разбудить следующих клонов. Если бы корабль не смог это сделать, – что статистически еще менее вероятно, – то эту задачу мог решить физический рычаг в секции клонирования, конечно, при условии, что в ком-то осталось достаточно жизни, чтобы за него потянуть.

Как все остальные тела, тело Марии свидетельствовало о солидном возрасте. Живот одряб, руки, плавающие над терминалом, были худыми, в пятнах. Когда они улетали, ее физический возраст равнялся 39 годам.

– Я ведь отдала приказ, – сказала Катрина. – И, доктор Гласс, похоже, успокаивать нашего механика тоже выпало вам. Сделайте это побыстрее, иначе ему понадобится новое тело, когда я с ним разберусь.

Хиро и Мария ретировались раньше, чем капитан успела подробно рассказать, что собирается с ними сделать. Хотя, подумала Мария, трудно будет превзойти то, что они, по-видимому, только что испытали.


* * *

Мария помнила корабль более ярким и блестящим: металлическим, гладким, с поручнями и скобами вдоль стен на случай низкого тяготения, с тонкими металлическими решетками, через которые виднелась нижняя палуба, – склады и вентиляционная система. Теперь все это потускнело – еще одно свидетельство того, что десятилетия полета в космосе изменили и корабль, не только экипаж. Стало темнее, некоторые лампы не горели; светились желтые аварийные огни. Кто-то, вероятно, капитан, объявил тревогу.

Несколько раз Мария умирала в контролируемой обстановке. Она была прикована к постели болезнью, старостью или (в одном случае) ранением. Услужливые техники создавали последнюю карту ее мозга, и Марию подвергали эвтаназии после того, как она подписывала добровольное согласие. Врач разрешал эвтаназию, от тела аккуратно избавлялись, и она пробуждалась молодой, не чувствуя никакой боли, но сохранив воспоминания обо всех своих предыдущих жизнях.

Иногда получалось не так гладко, но все равно гораздо лучше, чем сейчас.

То, что ее тело по-прежнему плавает среди крови и рвоты, оскорбляло ее до глубины души – она и не подозревала, что способна так реагировать. Когда ждешь, тело теряет всякую ценность, всякую эмоциональную значимость. Важно только будущее тело. Предыдущему нечего было здесь делать, неподвижно смотреть ей в лицо мертвыми глазами. Мария вздрогнула.

– Когда двигатели заработают, станет теплей, – любезно сказал Хиро, неверно поняв причину ее дрожи.

Они дошли до перекрестка и повернули налево.

– Десятилетия, Хиро. Мы провели здесь десятилетия. Что случилось с нашими картами мозга?

– Что последнее ты помнишь? – спросил он.

– Прием с коктейлями на станции «Луна», пока последние пассажиры поступали в крио. Мы поднялись на борт. Нам дали несколько часов на обустройство. Потом у нас был ознакомительный обход корабля, который окончился в секции клонирования; там сняли последние карты мозга.

– Я помню то же самое, – сказал он.

– Страшно? – спросила Мария, останавливаясь и глядя на него.

Она не вглядывалась в него с тех пор, как очнулась в секции клонирования. Она привыкла к тому, что клоны, обладающие многовековым опытом, выглядят так, словно только что окончили университет. Их тела пробуждаются на пике формы, когда им двадцать и их тело – сплошные мышцы. Что клоны станут делать с этими мышцами после пробуждения, было их личным делом.

Акихиро Сато был худым мужчиной японского происхождения из Объединенных Тихоокеанских государств. Короткие черные волосы, высохшие вихрами, тугие мышцы, широкие скулы. Его черные глаза встретили ее взгляд равнодушно. Она не стала к нему присматриваться.

Он потянул за вихор и попытался пригладить его.

– Мне приходилось просыпаться в местах похуже.

– Например? – спросила она, показывая туда, откуда они пришли. – Что может быть хуже этой сцены из фильма ужасов?

Он умоляюще выставил ладони.

– Я не буквально. Просто я и раньше терял ход времени. Иногда приходится учиться адаптироваться. И быстро. Я просыпаюсь. Сразу оцениваю непосредственную угрозу. Пытаюсь вспомнить, где был в последний раз, когда загружал карту мозга.

В этот раз я проснулся среди груды трупов, но не усмотрел никакой угрозы. – Он наклонил голову, глядя с любопытством. – А вам приходилось терять время? Хотя бы неделю? Конечно же, вы умирали между дублированиями.

– Да, – согласилась она. – Но я никогда не просыпалась в опасной обстановке или среди последствий опасности.

– Опасности по-прежнему нет, – сказал он. – О которой мы бы знали.

Она уставилась на него.

– Непосредственной опасности, – поправился он. – Я не собираюсь заколоть вас ножом прямо здесь, в коридоре. Сейчас опасная обстановка складывается из проблем, которые, вероятно, нам по силам решить. Утраченные воспоминания, сломанный компьютер, поиски убийцы. Чуть поработать – и все вернется в нормальную колею.

– Вы чрезвычайно странный оптимист, – сказала Мария. – Но я все равно хотела бы еще поистерить, если вы не возражаете.

– Постарайтесь держать себя в руках. Вы ведь не хотите превратиться в то же, во что превратился Поль, – предположил он и пошел дальше по коридору.

Мария пошла за ним, радуясь, что он не за спиной.

– Я держу себя в руках. Я ведь здесь, правда?

– Вы почувствуете себя лучше, когда примете душ и перекусите, – сказал Хиро. – Не говоря уж об одежде.

Оба были голые и покрыты густой высыхающей амниожидкостью. Никогда еще Марии так не хотелось принять душ.

Хиро оглянулся.

– Я давно научился не печалиться о старых оболочках. Иначе с каждой жизнью будешь становиться все более мрачным. Думаю, в этом проблема Вольфганга. – Он нахмурился. – Вам когда-нибудь приходилось убирать собственное тело?

Мария покачала головой.

– Нет. Меня это сбивало с толку: она смотрела на меня так, будто в чем-то винила. Но все же это лучше, чем не знать, что все-таки произошло.

– Или кто, – согласился Хиро. – У него точно был нож.

– А сам он был охвачен яростью, – сказала Мария. – Вдруг это один из нас?

– Вероятно, именно так, иначе придется волноваться из-за первого контакта. Или второго, если первый прошел так неудачно, – сказал Хиро, потом более серьезно добавил: – Но, по правде говоря, все, что угодно, могло пойти не так. Кто-то мог выйти из крио и сойти с ума. Или сбой компьютера испортил карты мозга. Но, возможно, все объясняется проще – кого-то поймали на том, что он мухлюет в покер. В пылу игры кто-то припрятал туза, доктор перевернула стол…

– Не смешно, – негромко произнесла Мария. – Это не безумие и не спонтанное убийство. Иначе не вышел бы из строя гравитационный двигатель. Мы бы не потеряли десятилетия воспоминаний. РИН мог бы объяснить нам, что происходит. Но кто-то – один из нас – хотел нашей смерти и при этом что-то сделал с резервными копиями личностей.

Почему?

– Вопрос риторический? Или вы правда считаете, что я должен знать? – спросил Хиро.

– Риторический, – буркнула Мария. Она тряхнула головой, чтобы в ней прояснилось. Прядь жестких черных волос упала ей на лицо, и она поморщилась. – Их могло быть двое. Один убил нас, второй повредил карты мозга.

– Верно, – согласился Хиро. – Можно не сомневаться, что это было заранее обдуманное преступление. Капитан права. Будем осторожны. И давайте договоримся. Я обещаю не убивать вас, а вы пообещаете не убивать меня. Заметано?

Мария невольно улыбнулась. Она пожала ему руку.

– Обещаю. Пошли, пока капитан не отрядила кого-нибудь искать нас.

Дверь в медицинский отсек окружали красные огни: так ее легче найти больному или раненому. Хиро неожиданно остановился у входа. Мария натолкнулась на его спину, и от удара оба закрутились, как колесики в часах: его развернуло лицом к коридору, а она резко обернулась, желая увидеть, что так неожиданно его остановило.

Столкновение породило бы неловкость, если бы не открывшаяся им картина.

В медицинском отсеке на кровати лежала старая потрепанная копия капитана Катрины де ла Круз; она была без сознания, но очень даже жива – подключена к аппаратам жизнеобеспечения, капельницам, мониторам и дыхательным трубкам. Лицо ее было сплошь в синяках, правая рука в гипсе. Она была пристегнута к кровати, а саму кровать удерживали на полу магниты.

– Я думал, мы все погибли, – удивленно сказал Хиро.

– Чтобы все мы проснулись, все мы должны были умереть. Похоже, я нажала на кнопку воскрешения, не вникая, так это или нет, – сказала Мария, оттолкнулась от косяка и вплыла в помещение, поближе к капитану.

– Жаль, ты не можешь спросить, – сухо заметил Хиро.

Наказание за создание дубликатного клона полагалось очень строгое: обычно старшего клона приговаривали к уничтожению. Однако сейчас, когда требовалось расследовать несколько убийств, Вольфганг вряд ли решил бы, что именно за это преступление нужно наказывать в первую очередь.

– Это никому не понравится, – сказал Хиро, показывая на бесчувственное тело капитана. – Меньше всех – самой Катрине. Что мы будем делать с двумя капитанами?

– А может, оно и хорошо, – сказала Мария. – Если удастся привести ее в чувство, может, узнаем, что произошло.

– Не думаю, чтобы она с тобой согласилась, – отозвался Хиро.

Тело капитана покрывала серебристая простыня; там, где ее не удерживали ремни, она лениво пыталась всплыть. Клон капитана лежал неподвижно, слышался только звук в дыхательной трубке.

Мария подплыла к шкафу в дальнем конце помещения. Выхватила оттуда несколько комбинезонов большого размера; Вольфгангу они будут коротки, доктору тесны, а ей самой велики, но до поры сойдет; в тусклом свете она увидела в глубине шкафа сложенное кресло на колесиках и вытащила его.

Один комбинезон Мария протянула Хиро, другой надела сама, и не думая отворачиваться. К середине жизни человека иногда совершенно перестает интересовать, что другие думают о его теле. Умножьте это на несколько клонирований, и получите стыдливость (или ее отсутствие) среднего клона. Когда Мария впервые поняла, что скромности у нее поубавилось, она почувствовала себя свободной. Это осознание не исчезло при смене тел, даже когда те вновь обретали юность, ведь она знала, что созданное компьютером тело ближе к сильному идеалу, чем то, чего они добились бы сами диетой или упражнениями.

Плачущий механик Поль был самым стыдливым клоном, какого видела Мария.

Ткань рабочего комбинезона оказалась не такой мягкой, как у лиловой робы механика, оставшегося в ее каюте, но, по крайней мере, Мария согрелась. Она задумалась, когда им, наконец, разрешат поесть и разойтись по каютам, чтобы принять душ и поспать. Пробуждение отнимало у клона массу энергии.

Хиро, уже одетый, стоял над телом капитана, вглядываясь в ее лицо. Мария с помощью скоб на стенах переместилась к нему. Хиро был мрачен, его всегда дружелюбное лицо отражало серьезность положения.

– Наверно, мы не можем взять и спрятать это тело? – спросил он. – Рециклировать, прежде чем его найдут? Это избавило бы нас от кучи неприятностей в будущем.

Мария проверила на компьютере основные показатели жизнедеятельности.

– Не думаю, что это уже труп. Признать ее трупом и избавиться от него – дело суда, не наше.

– Какого суда? – спросил он, когда Мария взялась за ручки инвалидного кресла и направилась к двери. – Нас здесь шестеро!

– Семь, – напомнила Мария, кивком указав на тело в медицинском отсеке. – Восемь, если сумеем подключить РИН. И все равно вопрос решать капитану и РИН, а не нам.

– Тогда тебе придется сообщить последние дурные новости.

– Сейчас я еще не готова иметь дело с Вольфгангом, – сказала Мария. – Или слушать, как капитан уделывает Поля. Кроме того, нужно проверить, что с гравитационным двигателем.

– Избегать Вольфганга – недурной приоритет, – сказал Хиро. – Если я бы мог расспросить своего последнего клона, вероятно, он тоже старался избегать Вольфганга.


* * *

Капитанский мостик «Дормире» производил сильное впечатление: кресло капитана и второе кресло, пилота, у компьютерного терминала на полу, но трап у входа вел наверх к нескольким удобным скамьям, привинченным к стене; оттуда хорошо было наблюдать за Вселенной, пока корабль медленно разгоняется до скорости света. Помещение представляло собой прозрачный алмазный купол, обеспечивающий обзор на 270 градусов. Сам штурвал напоминал массивный стеклянный нарост на носу корабля, но, когда гравитационный двигатель вращал корабль, руль позволял видеть прекрасную картину Вселенной, медленно вращающейся вокруг вас. Сейчас, когда двигатель не работал, Вселенная казалась неподвижной, хотя они продолжали двигаться в пространстве со скоростью, составлявшей заметную долю скорости света.

От этого можно было заболеть, честно. Вокруг глубокий космос – даже пол прозрачный. Мария помнила, что побывала здесь во время ознакомительной экскурсии по кораблю, но сейчас она впервые попала сюда после отлета с Луны.

От панорамы, от терминалов, от кресла пилота и скамей ее отвлекло старое тело Хиро – оно плавало под самым куполом – на шее петля, веревка привязана к одной из скамей. Лицо у него было багровым, глаза выпучены.

– Ох. Там… – Хиро с трудом сглотнул и продолжил: – Там я.

Позеленев, он отвернулся.

– Не знаю, чего я ждала, – тихо сказала Мария, глядя в распухшее, искаженное страданием лицо, – но только не самоубийства. И вообще я думала, что ты тоже выжил.

– Не думал, что повешусь, – ответил Хиро. – Я вообще не ожидал такого. Мне все теперь кажется реальным.

И он зажал рот рукой.

Мария знала, что излишние проявления сочувствия могут заставить нервничающего человека вконец потерять самообладание, и потому решительно сказала:

– Не смей тут блевать. Мне и так придется мыть секцию клонирования, а ты видел, какой там кошмар. Не добавляй мне работы.

Он сердито посмотрел на нее, но на его лицо снова вернулись краски. И больше он не смотрел вверх.

Что-то осторожно коснулось затылка Марии. Она ухватилась за это и увидела коричневый кожаный ботинок. Второй такой ботинок был на ноге у повешенного.

– Похоже, начинает вырисовываться последовательность событий, – сказала Мария. – Тебя должны были повесить, когда еще работало тяготение. Я считаю, что это хорошо.

Хиро по-прежнему стоял спиной к мостику, лицом к выходу. Глаза его были закрыты, и он глубоко дышал. Мария положила руку ему на плечо.

– Давай. Нужно заняться двигателем.

Хиро обернулся и сосредоточился на терминале, где мигал красный огонек.

– Ты сможешь включить его без РИН? – спросила Мария.

– Наверное. РИН контролирует все, но, если он выходит из строя, для нас это не конец света. Мой ботинок?

Последний вопрос прозвучал небрежно, как будто это ничего не значило.

– Да.

Мария проплыла наверх и внимательнее осмотрела тело. Трудно было утверждать с уверенностью – лицо удавленника было страшно искажено, – но Хиро не походил на прочих членов экипажа. Все остальные выглядели так, словно с отлета со станции Луна прошли десятилетия. А Хиро казался точно таким же, как сейчас, он как будто только что из бака.

– Эй, Хиро, думаю, во время полета ты хоть раз да умер. Вероятно, недавно. Этот клон новее остальных, – сказала она. – Пора записывать странности.

Хиро издал такой звук, какой могло бы издать животное, попавшее в ловушку. Чувство юмора отказало ему. Он сурово посмотрел на Марию и на клона.

– Ладно. Это она.

– Что она?

– Последняя соломинка. Официально заявлю: теперь я боюсь.

– Теперь? Тебе потребовалось столько времени, чтобы испугаться? – спросила Мария, опускаясь на пол. – При всем том, с чем нам приходится иметь дело, ты испугался только сейчас?

Хиро ткнул в терминал – сильнее, чем Мария считала необходимым. Ничего не произошло. Он скрестил руки, потом распрямил их, глядя на них так, будто это какие-то новые конечности и он не знает, что с ними делать. Взял у Марии ботинок и надел.

– Я пытался разрулить ситуацию с остальными, – сказал он. – Со всеми вами что-то происходило. Меня оно не затронуло. Я не участвовал в субботнем празднике крови. Я был здесь, чтобы всем помогать и всех веселить. Я должен был всех смешить. «Эй, Хиро нас всегда подбодрит».

Мария положила руку ему на плечо и посмотрела в глаза.

– Добро пожаловать в «комнату страха». Хиро, мы должны поддерживать друг друга. Глубоко вдохни. Нам нужно завести двигатель и доложить капитану и Вольфгангу.

– Ты в отчаянии, если собираешься поставить в известность Вольфганга, – сказал Хиро. Он словно собирался улыбнуться и не мог.

– А когда запустишь двигатель, можешь выяснить, какой сейчас год? Проверить груз и, может быть, попробовать связаться с РИН отсюда? – спросила Мария. – Учитывая все случившееся, было бы неплохо вернуться хоть с какими-то хорошими новостями. Или хотя бы со свежими новостями.

Хиро кивнул и сжал зубы, словно стараясь не сказать того, о чем потом пожалеет. Или не закричать. Он подплыл к своему креслу пилота и пристегнулся. Экран на консоли продолжал подмигивать ему ярким красным огоньком.

– Спасибо за предупреждение, РИН, мы и не заметили, что двигатель не работает.

Он набрал какую-то команду и ткнул в сенсорный экран. По кораблю разнесся вой сирены, предупреждающий, что на смену нулевому тяготению идет гравитация. Хиро еще несколько раз коснулся экрана и начал печатать команду, все больше мрачнея. Он проделал какие-то расчеты, громко вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками.

– Что ж, – сказал он, – стало только хуже.

Мария услышала, как заработал гравитационный двигатель; корабль массой 500 000 тонн содрогнулся, начиная вращаться.

Она ухватилась за трап, по которому поднималась к скамье, чтобы не упасть, когда вернется тяжесть.

– Что теперь? – спросила она. – Мы сошли с курса?

– Мы, по-видимому, провели в космосе двадцать четыре года и семь месяцев. – Он помолчал. – И девять дней.

Мария быстро подсчитала.

– Значит, сейчас 2493 год.

– К этому времени мы должны были быть в трех с небольшим световых годах от дома. Очень далеко от горизонта событий, на котором возможна связь с Землей. Так все и обстоит. К тому же мы на двенадцать градусов отклонились от курса.

– Это… прости, не могу понять, где мы, черт дери, находимся. Можешь сформулировать на языке, понятном офицеру по техобслуживанию.

– Мы тормозим и поворачиваем, – ответил он, отстегивая ремни. Взглянул на свое тело, плавающее под потолком в петле, как страшный воздушный змей. – Рассказывать об этом капитану я не рвусь. Тело срежем потом.

– Что это значит? Зачем мы сошли с курса? – вслух размышляла Мария, пока они осторожно продвигались по коридору, низко над полом, готовясь к появлению гравитации – корабль вращался все быстрее.

– Зачем убивать экипаж? Зачем отключать гравитационный двигатель? Почему пощадили капитана? Почему я покончил с собой? И почему мне понадобилось перед этим снять один ботинок? – сказал Хиро. – Добавь все это к своему списку, Мария. Я совершенно уверен, что мы по уши в дерьме, каковы бы ни были ответы.




Позор


Единственным, что не пострадало на корабле «Дормире», был, очевидно, груз.

Экипаж корабля был совсем невелик, но в грузовом отсеке в крио спали две тысячи человек. На серверах в грузовом отсеке хранилось более пятисот карт мозга клонов. Мария и остальные пятеро членов экипажа отвечали за две с половиной тысячи жизней.

Марии не хотелось раздумывать об этой ответственности. Она обрадовалась, услышав от Хиро, что все пассажиры по-прежнему стабильны, а резервные копии не повреждены.

У каждого пассажира, человека или клона, были свои причины для участия в этом полете: многих людей привлекали приключения и исследования; многие клоны стремились уйти от религиозных преследований. Помимо этих двух групп, имелось изрядное количество политических и корпоративных изгнанников – эти летели, чтобы уйти от тюрьмы, долговой кабалы или худшей участи.

Всех их отчасти гнало и осознание того, что Земля по мере подъема океанов теряет обитаемые земли и повсюду вспыхивают территориальные и водные войны. Поэтому, как всегда, богатые улетали – потому что могли.

Причины, по которым на корабле летел экипаж, были немного другими. У каждого члена была простая цель – стереть все данные о своих прошлых преступлениях.

Цель полета – планета Артемида – вполне годилась для жизни, была чуть меньше Земли и казалась раем. Она обращалась по орбите вокруг звезды тау Кита.

Мария сомневалась, что в этом раю люди и клоны будут жить бок о бок лучше, чем на Земле, но у людей всегда есть розовые мечты и грандиозные идеи.


* * *

– Ты когда-нибудь пыталась покончить с собой? – спросил Хиро, когда они несли обратно в секцию клонирования комбинезоны и инвалидное кресло.

– Это очень личное, – ответила Мария, расчесывая длинные волосы и морщась от того, что натыкается на липкие колтуны.

Хиро пожал плечами.

– Мой ответ ты видела, висит под потолком. Уверен, когда все кончится, Вольфганг решит, как поступить с этой мелкой деталью сегодняшних неприятностей. Земные законы о клонировании наверняка будут соблюдаться и здесь – перед отлетом это нам дали понять совершенно ясно.

Мария задумалась о его криминальном прошлом. И вздохнула.

– Пыталась. Однажды.

– Что тебя остановило?

Он не спрашивал, удачной ли стала попытка; будь это так, по закону Мария лишилась бы права на новое клонирование.

– Меня отговорил друг, – ответила Мария. – Разве не так всегда бывает?

– Жаль, у меня несколько часов назад не было друга.

– Да ты бы все равно погиб здесь, – сказала она, показывая на секцию клонирования.

– Зато это не было бы самоубийство. Думаю, Вольфганг как раз ищет виноватого.

– Сейчас ты здесь. Давай думать о более насущных проблемах. А потом будем выяснять, что с нами произошло, – сказала Мария.

Послышался голос капитана – вопль недовольства.

– Кто додумался включить гравитационный двигатель? – кричала Катрина.

– Вы, капитан, – сказал от входа Хиро. – Вы хотели стоять на прочной почве.

Секция клонирования все еще напоминала о фильмах ужасов, но сейчас, по крайней мере, этот кошмар подчинялся силе тяготения. Марии даже думать не хотелось о том, чтобы снова уворачиваться от трупов и ядовитых опасных отходов жизнедеятельности человека. Они с Хиро пытались подготовиться к новой, измененной тяготением, картине бойни, но вид тел, подпрыгивавших на полу, – тяготение было еще недостаточным, чтобы удерживать их на месте, – как выяснилось, опять вызвал тошноту. Кровь и другие жидкости забрызгали пол, стены и членов экипажа. Возможно, Поль разумно хотел остаться в своем баке.

– Вопрос был риторический, – сказала Катрина, держась за стену и стараясь не отрываться от пола. – Я не знала, что будет так плохо. Что вы узнали? Без РИН возникли проблемы? Или вы смогли связаться с ним с мостика?

– РИН по-прежнему отключен, капитан, – сказал Хиро. – К счастью для нас, в случае отказа РИН, что маловероятно, штурвал разблокируется. Иначе это было бы самоубийство. Или геноцид. Это геноцид, если мы убьем всех на борту?

Мария поморщилась.

– Кстати, все криопассажиры целы и на месте. Хоть одна хорошая новость, верно?

Хиро рискнул улыбнуться. Катрина на эту улыбку не ответила.

Капитан повернулась к Марии.

– Дай менее сбивчивый отчет.

Мария сглотнула.

– Не знаю, что именно сделал Хиро, но ему не понадобилось много времени, чтобы включить двигатель, получить доступ к навигационному компьютеру и все проверить. И вообще, у нас есть более важные новости.

– Позволь мне, – сказал Хиро, вытянул руку и стал считать по пальцам. – Мы провели в космосе около двадцати пяти лет. Мы на двенадцать градусов отклонились от курса и летим медленнее, чем должны бы. Не говоря уж о…

– Ты исправил курс? – перебила Катрина.

– Да, мэм, – ответил он. – Конечно, потребуется какое-то время, чтобы вернуться на прежний курс, но направление я выправил.

Пока Хиро докладывал капитану о положении дел, Мария спокойно раздавала комбинезоны. Вольфганг, не глядя на нее, выхватил из ее рук сразу два и сунул один Полю – который вместо этого ухватился за инвалидное кресло Джоанны и, держась другой рукой за бак, старался устоять на ногах, загораживаясь креслом. Джоанна забрала у Вольфганга комбинезон Поля и с доброй улыбкой обменяла на свое кресло. Доктор Гласс с улыбкой взяла свой комбинезон, легко и привычно натянула его и устроилась в своем новом инвалидном кресле. Она держалась за бак для клонирования, пока гравитация не выросла настолько, чтобы кресло оставалось на полу. Штанины комбинезона лениво плавали вокруг ее крошечных ног.

– Хочешь, подвяжу чем-нибудь, чтобы не болтались? – спросила Мария, показывая на манжеты комбинезона.

– Спасибо, не нужно, – ответила доктор Гласс, подтягивая их и аккуратно подтыкая под себя. – Потом я возьму в каюте собственные протезы. Или костыли. Когда все успокоится.

И она рукой обвела их хоррор-шоу.

Мария, повинуясь ее жесту, посмотрела на подпрыгивающие тела, на засохшую кровь, на измученных членов экипажа.

– Не знаю, когда все успокоится. Нам еще многое нужно сделать.

Джоанна вскинула бровь.

– Значит, это не все?

Мария поморщилась и показала на капитана. Та как раз слушала рассказ о том, как они обнаружили тело Хиро. Она подошла к Хиро. Тяготение росло, но постепенно, по мере того как двигатель раскручивал корабль.

– Похоже на самоубийство, – сказал Хиро, стараясь не встречаться глазами с капитаном.

– Но сейчас мы ничего не знаем точно, – добавила Мария. – Вдобавок он моложе всех наших клонов.

Джоанна подняла палец.

– На первый взгляд это не внушает тревоги: он мог умереть от разных причин.

– Мы не узнаем, самоубийство ли это, не изучив тело, – сказал Вольфганг.

Хиро удивленно посмотрел на него. Мария тоже не ожидала, что Вольфганг усомнится.

– Есть кое-что еще, – сказал Хиро, глядя на Марию.

Ее очередь сообщать дурную новость. Она вздохнула и расправила плечи.

– Главная новость, – сказала она, глядя на Катрину, – такова: твой предыдущий клон не погиб. Она в медицинском отсеке, в коме.

Капитан ничего не ответила, но краска отхлынула от ее лица, губы плотно сжались. Она посмотрела на Поля так, словно он во всем виноват.

– Довольно. Принимайся за работу. Хиро, Джоанна, со мной в медицинский отсек. Вольфганг, ты здесь за старшего.

Поль, уже одетый, стоял и неподвижным взглядом смотрел на Катрину. Он перестал всхлипывать, но все еще слегка дрожал. С постепенным возвращением гравитации густая жидкость синтамнио стекла с его волос. Он не шевелился.

– Док, это ведь ненормально? – спросила Мария, кивая на испуганного мужчину.

– В редких случаях у клонов возможна тяжелая реакция на пробуждение, – ответила Джоанна. – Похоже на пробуждение от кошмара, когда теряешь ориентацию и не знаешь, где реальность.

– Только на этот раз он проснулся и оказался в кошмаре. Бедняга, – сказала Мария.

– Капитан, прошу минутку внимания, – сказала Джоанна, осторожно подъезжая в кресле к Полю.

Одна из лучших особенностей клонирования – то, что, даже если гены не подверглись модификации, каждый клон пробуждается на пике физической формы и в лучшем возрасте. Мария помнила Поля белым мужчиной лет за сорок, с большим животом и плохо подстриженными светлыми волосами. Его руки покрывали темные пятна, точно укусы москитов, которые он постоянно нервно расчесывал, отчего они никогда не заживали. У него была окладистая борода, и он терпеть не мог облегающие рабочие комбинезоны, которые предписывалось носить членам экипажа.

В нынешнем Поле ничего этого не осталось. Из общих черт сохранились лишь водянистые голубые глаза навыкате, смотревшие с мужественного лица, чистая кожа с редкими веснушками и тренированное тело. Конечно, не бодибилдер, но, несомненно, не тот, кого Мария выбросила бы из своей постели. Вот только он явно был на грани срыва…

– Поль, нам нужно, чтобы ты встал и занялся своей работой, – спокойно сказала Джоанна. – Если есть какие-то проблемы с новым телом или картой мозга, скажи сейчас. Если нет, нам нужно, чтобы ты запустил РИН.

Вольфганг приподнял белую бровь.

– Думаешь, я ему этого не говорил?

– Ты говорил другими словами, – ответила Джоанна, не глядя на него.

Она протянула руку и осторожно коснулась руки Поля, но тот отдернул ее.

– Вы все могли бы дать мне побыть одному, – хрипло сказал Поль.

– Одному? – фыркнул Вольфганг.

– Чушь. Если тебе когда-нибудь понадобится обследование, придется привыкнуть к тому, что я вас лечу, – сказала Джоанна.

Поль посмотрел на свой труп, и его лицо слегка позеленело. Тело, лежавшее на холодном полу в связке с другими, тело с множеством синяков на шее больше напоминало Поля, каким его помнила Мария, только старше. Оно казалось изношенным – пространство и время обходились с ним сурово, и весило оно даже больше, чем помнила Мария. Ветхая футболка с изображением давно мертвой музыкальной группы, молния комбинезона застегнута лишь до середины. Верхняя часть комбинезона собралась сзади, как особый капюшон для задницы.

Живой Пол громко сглотнул и поднял взгляд:

– Что…

– …Случилось? Мы знаем не больше тебя. И пытаемся выяснить именно это; вот почему нам нужно, чтобы ты установил, что неладно с нашим ИИ.

Он кивнул и посмотрел на консоль на другой стороне секции.

– Это можно.

Спотыкаясь, он прошел мимо них, обошел трупы, держась от них подальше, и остановился у терминала, через который они связывались с РИН.

Вольфганг наклонился, разглядывая тела.

Джоанна кивнула.

– Готово, капитан.


* * *

Катрина шла по коридору, следом Хиро толкал подпрыгивавшее инвалидное кресло Джоанны. Хиро подумал, что доктор предпочла бы дождаться, пока на корабле полностью восстановится гравитация, но Джоанна не жаловалась.

Когда свернули в коридор, ведущий к медицинскому отсеку, Джоанна попросила Катрину остановиться.

– Подожди немного, сразу не входи. Можешь сильно расстроиться.

– А как насчет того, что мы сегодня уже видели? Ты об этом? – спросила Катрина не без едкости.

– О встрече со своим предыдущим клоном, – сказала Джоанна.

– Сколько раз такое уже случалось раньше? Если только в законе ничего не изменилось, второй клон – вещь противозаконная, верно?

– Как и убийство, но ведь это никого не останавливает, – заметил Хиро, заставляя себя говорить небрежно.

Катрина ценой заметного напряжения заставила себя пойти медленнее, чтобы Джоанна и Хиро ее догнали. В других обстоятельствах Хиро было бы забавно наблюдать за ее внутренней борьбой, но сейчас он думал о том, что сам чувствовал бы на ее месте. В очень специфической ситуации.

Он сомневался в том, что повел бы себя достойно. Найденное в рубке его собственное тело, явный результат самоубийства, стало достаточным тому доказательством.

Капитан сейчас столкнулась с тем, что существует ее живой клон, обладающий воспоминаниями, которых нет у нее. Неизбежно должны были возникнуть юридические и нравственные проблемы: кто же имеет право быть настоящей Катриной де ла Круз. Неизбежно должна была начаться борьба за право вести корабль, что, вероятно, стало бы лишь первой из таких схваток.

Или, скрупулезно следуя букве закона, они могут уничтожить предыдущего клона. Такое иногда случалось.

РИН мог бы помочь им принять решение, но пока это был тупик.

Они вошли в медицинский отсек. Капитан подошла прямо к постели и посмотрела на себя старшую, на себя в коме. Она побледнела, потом нахмурилась, стиснутые губы побелели. Она резко вдохнула и повернулась к Джоанне и Хиро.

– Рециклировать.

Джоанна удивленно посмотрела на нее.

– И больше тебе нечего сказать? Тут лежит личность.

– По закону, как только я проснулась, это тело стало пустой скорлупой, – сказала Катрина. – Рециклировать.

Решительно, насколько это возможно при низком тяготении, она вышла из отсека.

– Я говорил Марии, что она так скажет, – произнес Хиро, покосившись на Джоанну. – Но, думаю, нам она нужна.

Джоанна кивнула.

– Наш единственный свидетель.

Она прошла к терминалу у кровати и стала изучать показания.

– К тому же это кажется неэтичным.

Врач потерла лицо.

– Ненавижу эти проблемы. Никогда не бывает хорошего решения. Не поищешь тут мои запасные протезы?

– Как часто тебе приходилось сталкиваться с такой проблемой? – спросил Хиро, осматриваясь. Джоанна тем временем рылась в одном из ящиков. Она достала планшет и включила его.

– На медицинских факультетах рассматривается ряд специфических проблем этики клонирования, – сказала она. – Это лишь одна из них. Мы изучали, как поступать с хакерами мозга, которые халтурят или делают работу слишком хорошо. Как установить, что ранняя смерть клона – самоубийство. Кого винить, если кого-то клонировали вопреки его воле или не в то время. Нам целый год читали курс этики.

– Всего год? – спросил Хиро. – Этого явно недостаточно. Я прожил несколько жизней, но все равно не всегда понимаю, как правильно.

В шкафу медицинского отсека нашлось несколько рабочих комбинезонов, перевернутый пластиковый столик и большой набор обуви. Но протезов, на которые предполагалось надевать эту обувь, нигде не было видно.

– Где мне искать эти твои ноги? – спросил Хиро.

– Если их здесь нет, они в моей каюте. Если их разбросало при отказе двигателя, далеко улететь они не могли.

Джоанна записывала показания приборов, подключенных к телу капитана. И не подняла головы, когда Хиро подошел к ней, только протянула руку, продолжая читать цифровые карты.

– Прости, никаких протезов, – сказал Хиро, обходя кровать капитана с другой стороны. В отсеке царили безупречные чистота и аккуратность; все, что не крепилось к полу или не удерживалось магнитами, лежало в контейнерах, закрепленных теми же способами. – Тебя определенно не назовешь неаккуратной, значит, мест, где могли бы прятаться протезы, не так уж много.

Теперь, когда у Хиро появилось время на то, чтобы внимательнее рассмотреть тело, он увидел, что капитан выглядит плохо. Длинные черные волосы исчезли – их сбрили, чтобы можно было обрабатывать и перевязывать рану на голове. От тела тянулось множество трубок самого разного размера: по одним вливались какие-то вещества, через другие выкачивались.

– На нее напали всего два дня назад, – сказала Джоанна, глядя на аппаратный экран. – Более ранних данных нет, но, судя по виду ран, так и есть. Точно буду знать, когда Поль подключит РИН и мы запустим заблокированные компьютеры. Я надеюсь тогда получить доступ к нашим журналам действий.

– Они отключены полностью? – спросил Хиро. – Но двигатели и навигационную систему удалось перевести на ручное управление.

– Очевидно, это аварийное отключение, связанное с нажатием на кнопку воскрешения. Чтобы все успели акклиматизироваться и не принимали поспешных решений, – сказала, нахмурившись, Джоанна. – Хотя, возможно, это очередная мера безопасности против саботажа.

– Похоже, никакие меры предосторожности не помогли, – сказал Хиро, покачав головой. – Отрезать нас от компьютеров не кажется хорошей задумкой.

– Согласна. Но считалось, что РИН поможет нам принимать решения. Нас вообще не брали в расчет за ненадобностью. Надеюсь, Поль найдет мои записи о состоянии капитана. Откроем дневник Вольфганга, тогда и узнаем и кто на нее напал, и многое другое.

– В таком случае спокойно можно заключить, что она не убийца, – сказал Хиро. – Вряд ли она могла сама так себя стукнуть.

– Думаю, пока рано что-либо утверждать, – сказала Джоанна. – Диву даешься, на что способны люди.

Хиро смолчал, хотя на языке вертелось «вряд ли».

Хотя гравитационный двигатель снова работал, врач не стала отстегивать предыдущего клона капитана. Хиро проверил крепость ремней, но Джоанна отрицательно покачала головой. Хиро приподнял брови.

– Боишься, что она убежит?

– Если она очнется, это будет наш единственный свидетель, – ответила Джоанна. – И единственный подозреваемый, если она причастна к той бойне. – Она кивком указала в сторону секции клонирования. – Для всех безопаснее, если ее не отстегивать.

– А как же капитан? Нынешняя, я хочу сказать? – спросил Хиро. – Она ведь отдала приказ.

Джоанна вздохнула и откинулась на спинку кресла.

– Если возникают разногласия по медицинским вопросам, право решения за мной. Возможно, нам понадобится защищать от нее этого клона. Тебе приходилось сталкиваться с пересечением клонов?

Хиро мотнул головой и привычно солгал.

– Моя лаборатория была до того этичной, что становилось скучно. А тебе приходилось нарушать законы о клонировании? Твои клоны пересекались?

Врач помолчала.

– Ответить на этот вопрос должно быть легко, – сказал Хиро. – Либо «да», либо «нет», либо «я не хочу говорить об этом, Хиро; давай лучше поговорим о регби за последние двадцать пять лет».

– Просто думаю сколько, – сказала врач. – Воспоминания стираются.

– А мы пока не знаем, кому можно верить. Что ж, справедливо, – заметил Хиро.

Воспоминания. У него их было много. Детство он помнит с изумительной ясностью. А вот подробности разных жизней имели тенденцию смешиваться. И обычно он был за это благодарен.

– Я долго жила, – сказала наконец Джоанна. – Застала даже время до принятия Кодицилов.

Хиро присвистнул.

– Серьезно? Значит, тебя клонировали сразу многократно, или ты жила в золотую пору для хакеров.

– Своеобразное обозначение времени, когда люди манипулировали ДНК клонов, словно это рецепт торта, а не основополагающая матрица личности, – строго сказала Джоанна. – Время было совсем не золотое. Все больше неприятных случаев с детьми из пробирок, слушания по поводу этической стороны хакерского взлома ДНК и еще более сомнительного взлома карт мозга. Одно из величайших технологических открытий было объявлено вне закона из-за предприимчивости денежных мешков и преступных беспринципных хакеров. По-твоему, это «золотая пора»?

Хиро, рожденный после принятия Кодицилов, припомнил школьные уроки истории. «Детьми из пробирок» называли тех, кто родился с нежелательными генами, не того пола или калеками. Родители записывали матрицу ДНК и карту мозга и платили хакерам, чтобы те изменили пол, устранили увечье или даже, с неприятным чувством вспомнил он, сделали ребенка смешанной расы ближе к расе одного из родителей. Как только был запрограммирован новый, блестящий, совершенный клон, родители избавлялись от прежнего, дефектного, ребенка и пробуждали нового.

Это затрагивало не только детей. Мировых лидеров похищали и модифицировали в угоду соперникам. Любовников модифицировали согласно потребностям их партнеров. Стремительно росла сексуальная торговля. Вскоре за незаконное хакерство стали выносить смертные приговоры.

– Я не хочу сказать, что «дети из пробирок» были хороши. Но иногда требовалось вмешаться, исправляя смертельно опасный генетический дефект, и тогда хакеры помогали, не заставляя пациента снова и снова умирать от рассеянного склероза, верно? Я слышал, действительно искусный хакер мог излечить социопата. А Кодицилы положили этому конец – любому полезному хакерству. Я понимаю, почему это было сделано, но мне кажется, что запрет любого хакерства – это уже перебор.

– Если бы мы допустили хоть какие-то отступления, быстро нашлись бы лазейки. Даже после принятия законов некоторые хакеры ушли в подполье и продолжали работать. Всех тараканов не переловишь. – В голосе Джоанны зазвучала горечь. Она погладила капитана по руке. – Я всегда была против убийства старых клонов ради новых. А такое происходило гораздо чаще, чем пишут в учебниках по истории. Я сделаю все, что смогу, чтобы защитить этого клона.

– Тебе может понадобиться охранник, – сказал Хиро.

– Катрина расстроена, но не думаю, что она станет действовать. В конце концов, ей есть о чем беспокоиться и помимо этого, – сказала Джоанна. Она вздохнула и просмотрела анализ крови, выданный диагностической машиной. – Все жизненные показатели стабильны. Она перенесла тяжелую травму головы. Честно говоря, будь мы дома, мы бы получили ордер на отключение систем жизнеобеспечения и просто подвергли ее эвтаназии. Но сейчас она нам нужна живой.

– Игра в бога не такая захватывающая, как ты думаешь, – сказал Хиро. – Почему бы нам просто не снять карту ее мозга?

– И куда ее поместить? – спросила Джоанна. – У нас на борту нет хакера, и еще менее этично выращивать нового клона для сохранения ее памяти, скорее всего, поврежденной. И что тогда делать нашему капитану?

– Она, вероятно, страшно злится на нас. Вообще-то она может отправить нас на рециклирование и заменить собственными клонами, – предположил Хиро.

Джоанна улыбнулась.

– Вот видишь! Серьезно, у меня нет РИН, чтобы следить за ней, пока я отдыхаю, – значит, мне придется спать здесь. Поможешь мне лечь на вторую кровать?

Хиро поискал в медотсеке постельное белье, но не нашел.

– Наверно, простыни есть где-то на складе. Или посмотрю, не плавают ли они в коридоре.

Джоанна кивнула, сосредоточенно наблюдая за клоном капитана.

– Спасибо.

– Док? – спросил Хиро, хватая кресло с магнитными роликами на ножках и подкатывая его к постели капитана.

– М-м-м? – пробормотала Джоанна, не отрываясь от цифр.

– Ты так и не сказала, встречалась ли со своими предыдущими клонами, – сказал Хиро.

– Не встречалась. Мои жизни были довольно скучными. Мне так нравится.

– До сих пор, – заметил он.

– До сих пор, – негромко согласилась она. – По крайней мере, наш груз в безопасности. Иначе полет не имел бы смысла.

– Верно! – бодро подхватил Хиро и тут же понял, как нелепо это звучит. – Вроде как нашли бриллиант в куче дерьма.

В интеркоме у них над головами затрещало, и послышался голос капитана.

– Весь экипаж в секцию клонирования. Немедленно!

Хиро вздохнул.

– Почему мне кажется, что куча дерьма стала чуть больше?




Глубины


Хиро не хватало плавания.

Он понимал, что это нелепо: что бы ни произошло, но из-за этого последние воспоминания о Земле в его последовательности событий относились к нескольким прошлым часам. Согласно его воспоминаниям в последний раз он плавал неделю назад. Но это тело никогда не погружалось в воды океана или бассейна и, вероятно, никогда не погрузится. После пробуждения он несколько раз думал о свободе плавания. О том, чтобы нырнуть глубоко в черную воду, подальше от окружавших его ужасов. Он погружался в глубину своего «я», и его настроение, его шутки – все это работало на автопилоте.

Как и все старшие клоны, он понимал, как справляться с собственной смертью. Она его больше не шокировала; он пережил ее во многих вариантах.

Но он не кончал с собой. Никогда. И не мог понять, почему сделал это в последний раз. Поэтому он нырнул.

И вынырнул, когда Вольфганг грубо схватил его за руку.

– Внимательней, Хиро, – сказал он.

Поль и Мария стояли у двух терминалов секции клонирования, Поль по-прежнему казался больным и потрясенным, у Марии на губе алела кровь там, где она прикусила ее.

Капитан смотрела на них, скрестив руки.

– Мы можем использовать компьютер для общей оценки ситуации и навигации, но вместе с тем у нас серьезные проблемы. РИН по-прежнему недоступен. Наши журналы и дневники, все – личные, медицинские, журнал регистрации команд – исчезли. Резервных копий нет. – Она перевела дух. – А еще мы обнаружили прямо здесь, в секции, вредительство. Все самые последние карты мозга явно стерты, и вдобавок мы не можем снимать новые. Программное обеспечение секции клонирования уничтожено. Остался просто большой пустой компьютер, соединенный с баками. Новых тел не будет.

Все молчали, обдумывая услышанное.

Хиро продолжил погружение.

– Это смерть, – где-то далеко сказала Джоанна.

– Да. Если мы не сумеем отремонтировать эти машины, то все умрем, когда истечет срок нашего клона, – сказала Катрина. – Ну. Жду ваших мнений.

В ушах у Хиро звенело. Ему хотелось двигаться, бежать, найти оружие и мстительно покончить со всем и вся. У него сжались кулаки.

Вольфганг сделал шаг к Полю, и тот – он был меньше ростом – в тревоге посмотрел на него.

– Чини давай.

– Делаю, что могу, – ответил Поль более уверенным голосом и похлопал по терминалу. Он был в своей стихии и явно черпал в ней силы.

– Наша первая цель – ввести в строй РИН, – сказала Мария. Капля крови упала ей на подбородок.

Хиро уставился на эту каплю крови. Это помогло ему сосредоточиться. Как будто все, что сегодня шло неправильно, сгустилось в этой капле. Он сделал шаг вперед и рукавом стер каплю с подбородка Марии.

– У тебя кровь, – спокойно сказал он.

– Ах, да. Верно. Кровь, – сказала она. – Сейчас это самая пустячная из наших проблем.

– Но ее мы можем решить.

Она быстро взглянула на него и снова повернулась к терминалу.

– Верно.

– Мария, – сказала Катрина. – Тебе приходилось перепрограммировать ИИ?

Мария помолчала, потом подняла голову.

– Нет, капитан.

– Тогда, если ты не можешь помочь здесь, ступай на кухню и проверь, нет ли и там вредительства. Нам скоро понадобится еда.

Мария нахмурилась, как будто собираясь возражать, но, увидев лицо Вольфганга, кивнула и вышла.

Капитан провела ладонью по лицу.

– Вольфганг. Нам нужно поговорить.

– Да, думаю, надо, – согласился он. – Поль, продолжай работать.

– Мне нужно в серверную, чтобы добраться до исходников РИН, – сказал Поль и ушел.

Хиро остался один в помещении, в котором многие из них погибли. Ему хотелось нырнуть снова. Но он посмотрел на каплю крови на своем рукаве и покачал головой. Никто не отдавал ему приказов. Поэтому он пошел за Катриной и Вольфгангом.


* * *

Мария не сама решила записаться в экипаж звездолета «Дормире». Это, несомненно, было весьма перспективно: первый корабль поколений покидал Землю в поисках более счастливых небес. Первый, но не последний – так сказала ей инспектор по надзору за досрочно освобожденными; впрочем, она много чего говорила. Например:

– Помоги набрать экипаж на этот корабль, веди себя достойно и в конце пути получишь полное прощение. Твое дело уничтожат.

Или еще:

– Конечно, не все члены этого экипажа – опасные преступники. ИИ создан для того, чтобы вмешаться, если кто-то задумает мятеж. Никакой опасности нет.

И еще:

– Ну ладно, на борту могут оказаться преступники, склонные к насилию, но помни – у нас на месте есть меры защиты.

Или:

– Послушай, для клона, приговоренного к трем пожизненным срокам, это лучшая из возможных тюрем. И полное прощение!

Звучало здорово, но Мария знала, по какой неустаревающей причине в экипаж этого корабля набирали преступников: дешевый труд. Любой приличный человек запросил бы за работу на корабле поколений целое состояние. Финансистам пришлось сокращать стоимость полета всеми возможными способами.

И теперь они здесь были поистине одиноки. С первым в жизни приведенным в исполнение смертным приговором.

– Никто на борту не будет знать о твоих преступлениях, – говорила инспектор по надзору. – Думай об этом как о новом начале.

Она не могла понимать иронию этого утверждения, но Мария все еще чувствовала, как та ее жжет.

– Сохранение тайны – это правило или рекомендация? – спросила Мария, приподняв бровь.

– Правило. Никто не должен говорить о своем прошлом.

– И как обеспечат исполнение?

– ИИ будет все прослушивать.

– Прелестно.

Но все равно это было лучше, чем тюрьма.

Мария гадала, не является ли частью ее наказания то, что она самый нижний чин на борту. У всех остальных была достойная работа, а ей приходилось заниматься обслуживанием, работать на кухне и прибирать за всеми. Уборщица, кок, мастер на все руки. По правде сказать, у нее действительно не было ни опыта военачальника, ни умения вести космический корабль. Зато заниматься непредвиденными мелкими случаями – это она умела.

А таких случаев было множество.

«Дормире» состоял в основном из двигателей, из солнечного паруса площадью в квадратную милю, из очистителей воды и воздуха, служебных ферм, рециклирующих устройств, биопространств и миллионов галлонов синтетического богатого белками материала под названием «Формула CL-20465-F», торговая марка «Жизнь».

Создание «Жизни» во многом решило проблему голода на Земле, потому что, если какой-нибудь городок мог позволить себе специальный принтер и запас очень дешевой «Жизни», он получал возможность печатать почти любую еду. Принтером называлась очень сложная машина, которая изучала образчик продовольствия на молекулярном уровне и создавала почти точное ее подобие, обогащенное белками и правильными витаминными цепями. Предоплату брали гигантскую, зато долгосрочные выплаты были пустячными.

Религиозные споры, осуждающие клонирование, начались очень давно, когда ученые только начинали экспериментировать с «Жизнью» – первоначально она считалась только источником продовольствия, – для создания первых клонов с телами взрослых, которым для пробуждения требовались только карты мозга. Сами клоны, однако, были благодарны за то, что много раз избегли тяжелого детства и проблем подросткового возраста.

Поскольку полет к их новому дому должен был занять несколько жизней, клоны нуждались в достаточном запасе «Жизни», покрывающем все их потребности на борту и необходимом для создания новых тел, которые они станут выращивать, чтобы продолжать жить. Когда корабль прилетит на новую планету, задачей экипажа станет грандиозная работа, печать тел для всех новых клонов и пробуждение спящих пассажиров. После этого они станут свободными гражданами.

На «Дормире», цилиндрическом корабле, силу тяжести создавало вращение. Экипаж жил во внутреннем кольце, где тяготение было чуть выше лунного и ниже земного. Это сделали главным образом ради выросшего на Луне Вольфганга, который испытывал бы постоянный дискомфорт, живи они на внешних кольцах, где тяготение в зависимости от этажа колебалось между одним и двумя g. Поскольку размер каждого следующего концентрического этажа увеличивался, росла и скорость его вращения вокруг оси и соответственно увеличивалась сила тяжести. На внутренних этажах жить было удобно, на средних, где располагались массивные компьютерные блоки и очистители воды и воздуха, тяготение приближалось к земному, а на внешнем кольце летел груз, который понадобится только в конце пути.

По мнению Марии, их самым важным грузом была биомасса «Жизнь», из которой создавались все новые тела.

Конечно, если не удастся отремонтировать секцию клонирования, «Жизнь» станет почти бесполезной. В животе заурчало, и Мария вспомнила, что у «Жизни» есть еще одно применение. И она направилась на кухню.




Неудачи


Оба не стали садиться. Оба мерили друг друга взглядом и были напряжены, словно ждали, что другой ударит.

Хиро шел за ними на некотором расстоянии. Капитан и первый помощник говорили так серьезно, что он не мог противиться искушению. Он стоял за дверью и слушал.

Капитан заговорила первой.

– Я готова поместить тебя под арест. Объясни, почему я не должна это делать?

– Действительно, – сказал Вольфганг.

– Ты единственный официально признанный убийца на борту. Не удивляйся, что я тебя узнала. Забавно, что ты не пытался скрываться. На самом деле ты не похож на остальных. Я знаю, кто ты и что натворил. Убийство пяти человек, а затем – и это самая красноречивая улика: вредительство в секции клонирования – указывают только на тебя.

Хиро на шаг отступил от двери. Капитан знала, кто такой Вольфганг и каковы его преступления. Почему она держала это в тайне? Сам он правильно опасался начальника службы безопасности корабля. Хиро попробовал припомнить знаменитого клона – высокого, рожденного на Луне, беловолосого. Проблема долгожительства в том, что встречаешь очень многих людей.

В голосе Вольфганга звучало напряжение, но не было тревоги.

– Забавно, что ты ткнула пальцем в меня. Я не тот, кого разыскивают в семнадцати странах.

Капитан рассмеялась.

– Насколько я помню, в нескольких из этих стран хотели потолковать и с тобой. И не могу представить себе, зачем бы мне выводить из строя аппаратуру для клонирования. Мне нравятся клоны.

– Неужели? А сколько клонов ты убила? – спросил Вольфганг. – Я знаю только, чем ты прославилась, числа не знаю.

– Я была солдатом, Вольфганг. Какое оправдание у тебя?

– Я имел в виду – после того, как ты уволилась из армии, – сказал он.

– Опять, – сказала она с легким раздражением. – Сколько бы я ни убила, у меня нет ненависти к клонам вообще.

– У тебя были свои причины. У меня свои. И все равно мы оба убивали. Однако это было давно. И я принял дар этого путешествия: чистый лист. Ты не имела никакого права обвинять меня в былых преступлениях.

– У меня есть это право, принимая во внимание тот факт, что все мы – и тысячи людей на борту, – умрем лет через шестьдесят, если не понять, что случилось, и не помешать этому повториться.

Хиро почувствовал, как у него на лбу выступил холодный пот. Требовалось время, чтобы привыкнуть к такой мысли. Люди не боятся призрака смерти через шестьдесят лет. Клона такая мысль приводит в ужас. Они все были в опасности. Из-за Вольфганга?

– Мы не единственные виновны в насильственных преступлениях, – сказал Вольфганг. – Нужно понять, на что способны остальные.

– Ты уверен, что не пытаешься переложить вину на кого-то другого? – спросила Катрина.

Снова молчание. Скрипнул стул. Должно быть, они успокоились и сели.

– Капитан, никто из нас не знает, что произошло. Это могла быть ты. Или я. Мы не можем быть виновны в преступлениях, которых не помним.

– Очень впечатляющий моральный релятивизм, – саркастически сказала Катрина. – Тебе следовало заниматься этикой и теологией.

Вольфганг на это не ответил. Хиро пожалел, что не видит их. Он подошел ближе.

– Ты не думал о том, почему нас поставили в пару? – спросила Катрина. – Они должны были знать, что, если мы узнаем, кто второй, – команда будет неудачная.

– У меня не было времени гадать об этом, – ответил Вольфганг. – Возможно, они совсем не обдумали, как мы будем работать вместе.

– Они изучили не только данные о наших преступлениях, но и психологические показатели, чтобы точно знать – мы сможем сотрудничать, – сказала де ла Круз. И с горечью добавила: – Чтобы мы не убили друг друга в изоляции глубокого космоса.

– Еще один сбой системы, – сказал Вольфганг.

– Можешь добавить к списку, – ответила Катрина.

Хиро добрался до края двери и заглянул внутрь. Капитан сидела за своим большим столом, у нее за спиной был грандиозный иллюминатор, за которым виднелся глубокий космос. Вольфганг сидел на стуле напротив нее, спиной к Хиро. Он склонился вперед, весь внимание.

– Предлагаю перемирие, – сказал он. – Мы оба когда-то были охотниками. Мы понимаем друг друга. Экипаж нуждается в сильном командовании. Пока не получим доказательств, ни на кого не указываем.

– Нам нужны досье экипажа, – сказала Катрина. Хиро заметил, что перемирия она не приняла.

– Все файлы стерты.

– У Джоанны может быть дубликат. Она, по крайней мере, видела эти документы, – сказала Катрина. – Помоги ей с аутопсией и вытяни у нее эту информацию.

– А перемирие?

Ха. Вольфганг это тоже заметил.

– Временное. У нас сейчас более серьезные проблемы. Мы умираем, Вольфганг. Ничего серьезнее этого быть не может.

– Отлично. Сегодня же вечером поговорю с доктором, – сказал Вольфганг.

Его голос звучал все громче. Хиро с опозданием понял, что нужно убираться от двери, не то его поймают за подслушиванием. Он отбежал на несколько шагов, повернулся к двери и пошел к кабинету капитана, делая вид, что появился сию минуту.

Вольфганг едва не наткнулся на него.

– Что ты здесь делаешь?

Хиро отступил на шаг.

– Хотел задать вопрос капитану. Я единственный, кто не получил от нее приказа. Хотел опять проверить навигационные приборы, но сперва узнать, нет ли у нее для меня других распоряжений.

Вольфганг отступил от двери, пропуская его. Капитан сидела за столом спиной к ним и смотрела на вращающиеся звезды.

– Капитан? – сказал Хиро.

– Кто-нибудь прибрал тело в рулевой рубке? – спросила Катрина, не поворачиваясь.

– Нет, насколько мне известно, – ответил Хиро, страшась неизбежного продолжения.

– Тогда иди срежь его, и пусть Вольфганг отнесет его в медицинский отсек к другим телам, – сказала она.

– Есть, – ответил Хиро. В голосе его звучал ужас.

– Через секунду догоню, – сказал Вольфганг. – Мне нужно еще немного поговорить с капитаном.

Хиро вышел из кабинета, стараясь не выдать, как ему хочется убежать ко всем чертям. Что сделали эти двое?


* * *

Мир без мгновенного доступа к технологии снятия карт мозга был чужд Хиро. Эта технология совершила переворот в клонировании, позволив взрослым рождаться с полным набором воспоминаний предыдущего клона. До тех пор можно было выращивать генетически идентичных детей, но потом каждый из них вырастал таким, каким его делало окружение.

Но потом люди научились копировать не только ДНК, но и карту мозга. В старину машина снимала карту мозга у спящего субъекта. Тем, у кого снимали первые карты мозга, приходилось неделями являться по вечерам в клинику, чтобы карта получилась полной, но с усовершенствованием технологии на это стали требоваться лишь часы. Следующие карты мозга снимались еще быстрее: на то, чтобы записать новый опыт, новые воспоминания, новые эмоции человека, уходили считаные минуты.

Зародилась современная эра клонирования. Или пробудилась, как могли бы сказать некоторые.

Вскоре возникли проблемы безопасности, поскольку техника чтения карт мозга позволяла ученым считывать некоторые аспекты личности так же легко, как они находили отклонения в структуре ДНК. Лучшие из ученых, занимавшихся картами мозга, могли установить, что в детстве вы были отъявленным лжецом. И впервые солгали в четыре года, но в чем именно заключалась ложь, они не знали.

Несмотря на существовавшую паутинно-тонкую защиту тайн личности, хороший специалист по снятию карт мозга мог очень многое узнать о человеке. А очень хороший специалист – оборвать связи, отпуская воспоминания, опыт или реакции в свободное плавание, так что они постепенно забывались. Таких ученых со временем прозвали «хакерами мозга»; их проклинали или разыскивали в зависимости от того, в каком слое общества вы жили и сколько у вас было денег.

Иногда целью таких хакеров становилось ослабление ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Другие взламывали код ДНК и устраняли генетические изъяны. Некоторые выполняли легальную (но отупляюще легкую) работу по стерилизации клонов на уровне ДНК, как того требовал закон.

А некоторые пускались во все тяжкие и делали то, за что больше заплатят. К счастью, взломать карты мозга на высоком уровне очень трудно, и мало кто хорошо умел это делать. После принятия Кодицилов лучшие хакеры ушли в подполье.

Сейчас «Дормире» утратил возможность создавать новые карты мозга или клонов. Если бы кто-нибудь умер, в их распоряжении была бы только карта мозга, снятая в начале путешествия.

Все это Хиро обдумывал по дороге в рулевую рубку; Вольфганг молча шел за ним. Кстати о дублировании, которое они прошли в начале пути: если все эти журналы регистрации РИН были стерты, откуда взялся этот конкретный бэкап?


* * *

– Он подслушивал, – сказал Вольфганг.

Катрина кивнула.

– Это ясно. Почему ты не обвинил его?

– Хотел посмотреть, что получится, – ответил Вольфганг.

– Консерватор, – фыркнула Катрина. – Неудивительно.

– Можешь не верить, – сказал он, – но я учусь на ошибках. Рубить с плеча, когда у тебя нет всей информации о проблеме, опрометчиво.

Она отмахнулась от этого заявления, как от дыма.

– Ладно. Посмотрим, как он воспримет это. Если проболтается о том, что слышал, мы объединимся и посадим его в карцер за мятеж. А если нет, ограничимся присмотром.

Хиро только что вынудил его стать союзником капитана. Будь он проклят!

– Мы на корабле, полном преступников. – Капитан вздохнула и откинулась на спинку кресла. У нее было лицо двадцатилетней женщины, но под глазами темнели круги, а в глазах читалась тревога, говорящая об опыте многих лет жизни. – Похоже, у нас тут не один убийца. И почему это произошло через двадцать пять лет после старта? Если кто-то хотел саботировать полет корабля, почему не сделал этого сразу? Мы – экипаж, который предположительно проработал вместе несколько десятилетий. Где мы напортачили, почему все так закончилось?

– После всего, через что я прошел, умереть в глубоком космосе среди крови и рвоты… – сказал Вольфганг.

Катрина сухо усмехнулась.

– У людей трудной судьбы монополии на это нет. Возможно, Хиро думал именно об этом, когда повесился.

– Думаешь, он сам? – спросил Вольфганг. – Мы даже в космосе должны исполнять законы. Если бы мы знали, что он повесился сам, мы не могли бы пробудить нового Хиро.

Катрина фыркнула.

– Думаю, есть законы, о которых нам следует побеспокоиться в первую очередь. Кодицилы были созданы, потому что люди не могли с нами справиться, не понимая нас. Зачем соблюдать их законы, если мы теперь свободны?

– Я нахожу многое в этом утверждении неверным. Этот спор лучше отложить до времени меньшего хаоса, – сказал Вольфганг. – Но мы поговорим об этом. Принять Кодицилы вынудили ужасные вещи. Могу показать тебе исторические тексты.

– Вернемся к насущным проблемам. Ты вместе с Джоанной будешь выяснять, каково криминальное прошлое каждого клона. А я с техниками попытаюсь восстановить оборудование для клонирования.

– Можем ли мы им доверять?

Вольфганг взмахом руки указал на остальной корабль.

– У нас нет выбора. Нам нужно выживать. Когда разберемся, вот тогда сможем позволить себе роскошь кого-то обвинять.

– Десять минут назад ты обвинила меня, – напомнил он.

– А ты очень правильно переубедил меня, – ответила она с легкой улыбкой, протягивая руку. – Повезло тебе. Ну – перемирие!

Вольфганг посмотрел на эту руку и вспомнил все, что она творила в прошлом. Он задумался о будущем и о том, что еще потребуется, чтобы выжить. И с отвращением пожал руку капитану.


* * *

Страшное напоминание о собственном поражении висело над головой Хиро. Он отказывался смотреть вверх или признать существование этого тела, пока не появился Вольфганг. К его облегчению, корабль по-прежнему набирал скорость и возвращался на курс. Хиро начал изучать показания на пилотском терминале. Узнал он немного, только информацию, поступившую за последний час.

Ему хотелось бы узнать, кто вмешался в управление кораблем и заставил его сойти с курса. Но в этом им не повезло: записей не осталось.

Вольфганг вошел в рубку.

– Каково наше положение?

– Прежнее, – ответил Хиро. – Я просто проверил курс. Ничего больше пока не знаю. Тебе… тебе помочь с телом?

– Нет, – сказал Вольфганг. Он уже поднялся по трапу к скамье и отстегивал трос от кронштейна. Тело Хиро с мягким стуком упало на пол. Хиро старался не смотреть на свое лиловое разбухшее лицо. Вместо этого его взгляд нашел брошенный в угол ботинок.

Вольфганг увидел, куда он смотрит.

– Почему, по-твоему, это произошло? – спросил он.

Хиро пожал плечами.

– Я крепко завязываю шнурки ботинок. И не мог бы случайно сбросить ботинки в агонии.

– Похоже, сначала ты умер, – сказал Вольфганг, спрыгивая со скамьи и легко приземляясь рядом с телом. – Добавим к общей куче.

– Умно, – услышал Хиро свой голос. – Учитывая, что все бедняги в той секции изрезаны и не могли прийти сюда и повесить меня после того, как успешно умерли сами.

Вольфганг, нагнувшийся, чтобы поднять тело, замер.

– Не думаю, что ты понимаешь всю сложность ситуации, – сказал он. – Иначе бы так не резвился.

Хиро пожал плечами.

– Вероятно, мы все сильно рассердились друг на друга. Ученые, построившие эту штуку, тревожились из-за того, сможем ли мы уживаться так долго.

– Для преступления на почве страсти слишком много трупов. Чересчур много вариантов.

– Может, одного из нас одолевали слишком мудреные страсти. – Хиро подобрал с пола планшет и что-то записал в нем. – Никогда нельзя знать. Вероятно, ты никогда и не узнаешь.

– Если не помогаешь, так хоть помолчи, – сказал Вольфганг, легко поднимая тело.

– Позаботился о нем, так иди раскрывай свои преступления, гений, – сказал Хиро.

Он дал себе слово, что выведет Вольфганга из равновесия и заставит ударить его. И тогда станет весело. Он открыл рот, собираясь упомянуть о том, что услышал в рулевой рубке, но Вольфганг схватил его длиннопалой рукой за челюсть, и Хиро сумел произнести только «эк».

– Заткнись к хренам и выполняй свою работу, – сказал Вольфганг и вышел с мостика.

– Может, не стоит оставлять меня одного? – крикнул ему вслед Хиро. – А то останусь один-одинешенек, сломаюсь – и ну убивать!

Хиро резко прикусил язык с левой стороны. Боль была ужасная, рот наполнил вкус крови. Он по опыту знал, что крови совсем немного, несмотря на этот подавляющий медный вкус. Желание дразнить Вольфганга исчезло, и он сидел, стыдясь себя и читая навигационные карты.


* * *

Трудность этой работы заключалась в том, что «Дормире» должен был вести РИН. Поручить кораблю управление полетом и тем самым исключить досадные ошибки, связанные с человеческим фактором, было гораздо легче. Но, пока начальство разбиралось с угрожающими жизни загадками, например, как производить новых клонов и когда в следующий раз кого-нибудь охватит убийственное безумие, Хиро хотел понять, куда они собирались попасть, следуя измененным курсом. Поправку такого масштаба должны были планировать заранее.

Он понимал, что это проблема капитана. Точнее, общая проблема, но именно капитан должна была решить, как с ней справиться. Хиро проверил солнечный парус и убедился, что тот расположен правильно и получает максимум энергии. Проверил траекторию. Корабль шел верным курсом.

Пожалуй, я справлюсь с этой работой без ИИ.

В голову полезли страшные мысли, но он подавил их, как поступал всегда. Когда Хиро лезли в голову ужасные мысли, людям это не нравилось. А Хиро не нравилось, когда его не любят.

Они тормозили и куда-то поворачивали. Или отворачивали от чего-то. Корабль поколений с надеждами и мечтами тысяч людей и клонов шел… каким-то новым курсом.


* * *

Проверив навигационные данные, Хиро тщательно обыскал рулевую рубку и не менее тщательно прибрался в ней. Планшеты, чья-то куртка и разный мусор слетели с мест, когда отключился двигатель, но никаких зацепок Хиро не обнаружил.

Зато нашел застрявшую за консолью стальную кружку. И задумался, он ли стал таким неряхой: пить из кружки – плохая привычка для космоса. Аппаратура в секции клонирования была защищена от случайного попадания жидкости, но в рулевой рубке такую защиту не устанавливали. Нулевое тяготение плюс жидкость плюс компьютеры равняется беде. Он даже думать не хотел, что сделала бы капитан, застав Поля пьющим возле аппарата для снятия карт мозга. Ему представилась новая бойня.

Не успев вылезти из-под консоли, он увидел мигающий зеленый огонек. Он забрался поглубже и лег на спину, чтобы дотянуться до нижней поверхности навигационного компьютера.

– Нашел, сука! – прошептал он.

Снизу в компьютер было вставлено какое-то устройство. Хиро твердо знал, что этой штуки здесь быть не должно. В конце концов, это был его компьютер, и он четко помнил обход звездолета – так, словно тот состоялся несколько часов назад.

Он метнулся к своему терминалу и попытался найти доступ к этому устройству, но не нашел. Значит, оно не перехватило управление у автопилота и, может быть, даже у РИН. Зачем его подключили к компьютеру там, где никто не увидит?

Нужно рассказать капитану. Возможно, это важная информация. Сардонический внутренний голос напомнил Хиро, что все они здесь, в том числе капитан, подозреваемые и он не должен все ей рассказывать.

Если все они начнут себя так вести – кончат тем, что вцепятся друг другу в глотки, как бешеные псы, решительно ответил он голосу.

Капитан должна узнать об этом устройстве. Поль сможет лучше понять, что это такое. Вольфганг непременно захочет узнать, что сделала капитан. Тогда, выходит, нельзя делиться тайной с доктором и Марией. Потому что они – самая большая угроза? Он вытаращил глаза.

Ты сам не то, чем стараешься быть в их глазах. Не торопись списывать их как неопасных, еще рано.

Он вздохнул, понимая, что прав.

Потом отсоединил устройство и положил в карман.




Чайник – главный шпион


Поколения тому назад Мария Арена решила, что клонирование дает ей превосходную возможность изучить все, что ее когда-либо интересовало. «Недостаточно времени» – для клона такая причина не существовала. У нее было только время, и она использовала его с наибольшим толком, чтобы изучать все то загадочное, что ее интересовало.

Изучая влияние еды на культуру, она написала диссертацию о чае. Чай изменил мир, и, если бы неодушевленные предметы вдруг ожили, чайники, которые можно найти в кабинетах всех мировых лидеров, не сомневалась Мария, оказались бы лучшим и надежнейшим источником информации.

Если, конечно, чайники не были главами агентурных сетей. В таком случае они уничтожили бы мир изнутри.

Она почувствовала, что ее предали, когда общепризнанно либеральный руководитель заставил вычеркнуть положение об антропоморфных чайниках, устраивающих мировой переворот. Он хладнокровно дал ей адрес главы кафедры литературного творчества, и тогда она наконец воспротивилась. Несмотря на разочарование, Мария сохранила копию своего текста – по привычке.

Любовь к еде – к ее истории и потреблению – заставила ее стремиться занять одну из низших должностей – «младшего механика» корабля, что означало «мастер на все руки», на камбузе тоже. Если, конечно, управление пищевым принтером можно назвать приготовлением еды. Стресс от пробуждения накладывался на стресс от вида трупов вокруг них всех, и Мария очень быстро поняла, что капитан права: экипажу понадобится еда и ей как можно скорее нужно наладить пищевой принтер.

На кухне, как и в секции клонирования, если и были физические свидетельства преступления, отказ гравитационного двигателя все их уничтожил. Повсюду валялись чашки и тарелки. Казалось, большую часть грязной посуды просто свалили в аппарат рециклирования.

Она приберет потом. Прежде всего еда. Мария подошла к пищевому принтеру. Массивная машина обладала способностью синтезировать любую пищу, какую ей удалось проанализировать на молекулярном уровне. А это означало, что она, как и автопилот Хиро, работала почти самостоятельно. Но в ее работу мог вмешаться РИН. Если, конечно, он когда-нибудь очнется.

Мария коснулась консоли, и машина загудела, ожила, внутри загорелись огоньки, осветилась панель ввода. Мария попыталась добраться до учетных записей, но, как и все прочее, эти записи были стерты. Вредитель уничтожил даже записи принтера.

Плохо.

Она попыталась запрограммировать простейший крекер, приветствие всех пищевых принтеров – «А вот и я». Принтер загудел и начал сплетать внутри молекулярные цепочки, чтобы изготовить еду. Но только получился не крекер.

Принтер готовил что-то похожее на веточку зелени – пышную, свежую. Мария нахмурилась. Она подождала, пока принтер закончит работу и выдаст результат.

Растение она не узнала. Определенно не базилик и не душица. Она понюхала веточку, но не уловила никакого знакомого запаха.

Еще одна попытка, на этот раз белок: цыпленок.

Очень быстро стало очевидно, что принтер снова создает какое-то растение. Вернее, то же самое растение.

Мария взяла веточку и рассмотрела. Листики мелкие, похожие на листья папоротника. Она открыла рот и поднесла их к губам, прикидывая, стоит ли пробовать. Но вспомнила о рвоте, плававшей по секции клонирования, и передумала. Нашла на стене кнопку интеркома и вызвала медицинский отсек.

– Доктор? – спросила она. – Ты там?

– Говори, Мария, – ответила Джоанна.

– У нас проблема с пищевым принтером.

– Не уверена, что могу помочь, – сказала Джоанна с досадой.

– Похоже, меня отравили, – сказала Мария. – Пищевой принтер не желает синтезировать ничего, кроме какого-то растения. Все пищевые программы стерты, как прочие записи.

Врач выбранилась.

– Неси сюда. Пропущу его через экран токсичности. Заодно прихвати образец воды.

– Поняла, – сказала Мария.

Она собрала образцы, в том числе кое-какой еды, не попавшей в рециклер, заодно прибрав в кухне. В животе у нее урчало, и она с тоской посмотрела на машину, обосновавшуюся на стойке, куда были подведены запасы «Жизни» и воды. Она знала, что у них есть резервный пищевой принтер, но на его установку ушло бы много часов. Она не знала, хватит ли у экипажа терпения.

Но не знала и другого: есть ли у них иной выход.


* * *

Поль переместился в серверную, чтобы попробовать разобраться, что неладно с РИН. Он почти перестал дрожать, сухие рвотные позывы прекратились. На Земле его в таком состоянии госпитализировали бы, а не погнали на работу, с горечью подумал он. Но им нужен был РИН – вести корабль и давать ответы.

В серверной располагался огромный сверхохлажденный компьютерный банк памяти. Инженеры получали к нему доступ через голографический интерфейс. Им не разрешалось трогать машины, они общались с ИИ только посредством голограммы: так РИН мог пресечь любые попытки вредительства.

Сами компьютеры находились за стеклянной стеной, но интерфейс пользователя раскинулся амфитеатром снаружи – визуальное изображение собственно компьютеров. Большинство неспециалистов это приводило в замешательство, но Поль чувствовал себя здесь как рыба в воде. Большая часть серверов мигали красными огоньками, требуя немедленного внимания. Не слишком радушно.

Поль вздрогнул: интерфейс вдруг ожил.

– Как дела? – спросил Вольфганг.

– ИИ включен, значит, нам не нужно взламывать серверную. Это отличная новость, – сказал Поль.

Вольфганг не ответил. Возможно, не счел новость отличной.

– Теперь, когда у меня есть доступ к компьютерам, я посмотрю, нельзя ли ввести в строй РИН.

– Ты уже знаешь, что с ним неладно? – спросил Вольфганг.

– Нет, знаю только, что он сломан.

Вольфганг громко выругался.

– Делаю, что могу, сэр, – сказал Поль, старясь, чтобы голос не дрожал.

– С тех пор как ты проснулся, ты ведешь себя так, словно только что узнал о существовании клонов и не знаешь, что с этим делать. У нас тут серьезные проблемы, а ты хочешь, чтобы тебя похвалили за неудачу. Тебя наняли, чтобы ты работал, Сёра, так работай!

Поль вернулся к работе над ИИ. Криком от него ничего не добиться.

– Это вопрос деликатный, – сказал он, не глядя на интерком.

– Поль, какое-то время, проведенное в карцере, поможет тебе акклиматизироваться? Тебе это нужно? – спросил Вольфганг.

– Если ты бросишь меня в карцер, кто починит РИН? – спросил Поль, чувствуя, что страх, в котором он жил с момента пробуждения, наконец сменяется гневом. Он удвоил усилия, потянулся к красной области и растопырил руку, пытаясь ее увеличить, чтобы понять, в чем загвоздка.

На корабле было два карцера; считалось, что из шести членов экипажа придется одновременно иметь дело не более чем с двумя возмутителями спокойствия. Карцеры были одинаковые, очень напоминали тюремную камеру, а в каждую стену было встроено по терминалу, позволявшему команде отправлять в карцер информацию. Воспользоваться терминалом узники не могли.

– Хочешь, чтобы Мария помогла тебе? – спросил Вольфганг более разумным тоном.

– Она не по этой части, – ответил Поль. – Ее дело – техобслуживание и уборка.

Он сморщил нос и добавил:

– И ей предстоит жуткая работа – привести в порядок секцию клонирования.


* * *

Вольфганг помог Джоанне разложить тела в медицинском отсеке. Он перенес их в отсек и уложил на койки на почтительном удалении от единственного члена экипажа, оставшегося в живых.

Вольфганг был силен даже для человека, родившегося на Луне, а низкое тяготение на этом ярусе корабля позволяло ему легко поднимать любые предметы, кроме самых тяжелых. Он принес тела, и Джоанна взяла образцы крови и других биожидкостей, срезала и сняла комбинезоны, бросила их в мусоросжигатель, а после вымыла тела в ванне. В отсеке все системы работали нормально.

Это еще одно помещение, которое трудно будет очистить. После пробуждения в баках они не спали, и Джоанна была благодарна, что инвалидное кресло не дает ей упасть от усталости. Ее удивляло, откуда у Вольфганга столько энергии. Она объехала вокруг коек, диктуя устные заметки переносному компьютеру.

«Мария Арена, офицер по техобслуживанию. Кожа очень бледная, губы синие. Анализ показал, что образцы рвоты из секции клонирования принадлежат ей. Глубокая рана в спине, перерезан позвоночник. Токсикология свидетельствует об отравлении веществами растительного происхождения, с 90-процентной вероятностью это цикута или ее разновидность. Это подтверждает анализ образца, полученного из пищевого принтера; принтер выведен из строя и производит только цикуту, когда запрашивается еда. В воде и «Жизни» токсины не обнаружены.

Возможно, остальные члены экипажа тоже были отравлены, но умерли от ран раньше, чем начал действовать яд. Анализ на присутствие в их телах яда еще предстоит провести.

Тело кажется шестидесятипятилетним».

Джоанна перешла к Хиро на койке рядом с Марией.

«Акихиро Сато, штурман и пилот, причина смерти – повешение за шею. На трупе нет одного ботинка. Возраст клона при визуальной оценке – двадцать лет».

Она подкатила к своему телу. С интересом осмотрела его и отметила, что мышцы верхней части тела развиты гораздо лучше, чем было в предыдущих жизнях.

«Мое собственное тело, Джоанна Гласс, также обнаруживает признаки старения и травм. Эта смерть также причинена кухонным ножом, ударом в горло. Тело обескровлено. Ран, которые объяснялись бы сопротивлением, нет. Либо она доверяла убийце, либо ее застали врасплох».

– Если он заколол тебя, то, конечно, застал врасплох, – сказал Вольфганг.

Джоанна бросила на него ледяной взгляд.

– Я серьезно. Мы не знаем, кто убийца, а ты уже усомнился в них!

Тело Вольфганга было до жизни бледным – намного бледнее обычного.

«Офицер службы безопасности Вольфганг, тоже постаревший на несколько десятилетий. Множественные глубокие колотые раны и защитные порезы на руках. Истек кровью в секции клонирования, тело почти полностью обескровлено».

Тут живой Вольфганг нахмурился. Он покинул терминал, возле которого ждал дополнительных токсикологических анализов, приблизился к телу и принялся разглядывать свое лицо. На его физиономии боролось несколько выражений: отвращение, страх, любопытство.

– Очевидно, меня врасплох не застали, – сказал он. – У кого из экипажа хватило сил одолеть меня?

– Есть много возможностей, – ответила Джоанна. – В том числе таких, о которых мы, вероятно, еще не подумали.

– Доктор, нам нужно знать, кто на это способен. Я знаю, что у тебя есть конфиденциальные истории членов экипажа. В интересах безопасности мне нужно с ними ознакомиться.

Джоанна застыла и выключила запись.

– Все записи стерты. У меня больше нет этих сведений.

– Но ты наверняка читала. И, конечно, кое-что помнишь.

– Нет. Их можно было открывать только в таких случаях.

Он сердито посмотрел на нее.

– Ты согласилась быть врачом на корабле с экипажем из осужденных преступников и даже не попыталась ознакомиться перед стартом с их прошлым? Трудно поверить.

– Думай, что хочешь, – сказала она. – Я знаю об экипаже не больше тебя. Мы закончили? Мне нужно продолжать осмотр.

Последнее тело принадлежало Полю. Лицо разбухшее, глаза выкачены. Джоанна включила запись, не обращая внимания на Вольфганга; тот что-то гневно бурчал, потом вышел.

«Старший механик Поль Сёра; его тело тоже на несколько десятилетий старше, чем мы помним, серьезных порезов нет, но есть огромный кровоподтек на очень опухшем лице. Кожа чуть синеватая. Предполагаемая причина смерти – асфиксия, предстоит провести анализ на яды».

Джоанна развела спутанные черные волосы у него на лбу.

«У Сёра шрам на лбу. Получен несколько лет назад. Сильный удар по голове».

Она повернула тело, увидела привычные веснушки и родинки, потом нашла одно большое темное пятно на верхней части бедра. Задумчиво провела по нему пальцем.

Никаких записей об этом пятне она не сделала.

Полное сканирование тела Сёра выявило серьезные рубцы на поверхности мозга: после той давней раны у него мог быть поврежден мозг.

Джоанна закончила просматривать сканы и начала печатать отчет для капитана, умолчав лишь о нескольких самых мелких подробностях.

Наконец она убрала нож в шкафчик и заперла его.

«Орудие убийства – поварской нож, найденный среди тел в секции клонирования. Нож, вероятно, принадлежит Марии Арене. У нас нет оборудования для сканирования отпечатков пальцев».


* * *

Мария ждала, когда придет Хиро и поможет ей с установкой нового принтера, а тем временем решила заварить чай.

В глубине одного из буфетов она нашла красную коробку, которую, как она помнила, спрятала там в первый день. И обрадовалась, что после стольких лет коробка еще здесь. Она достала этот длинный, глубокий деревянный ящичек, открыла его и достала две одинаковые коробки поменьше. При наличии принтера ничего этого не требовалось, но Мария любила быть готовой к неожиданностям.

В первой коробке был старомодный чайник. Некрасивый, не оригинальный, не из меди или керамики. Чайник был стальной, с пластиковой ручкой и когда-то принадлежал ее бабушке. И хоть он был старым и вышедшим из употребления, вода в нем по-прежнему кипятилась, а это главное. Мария поставила его на нагревательные элементы стола-стойки.

В плоской коробке лежало двести вакуумных упаковок чая по две унции. Чай наверняка был очень старым, зато упаковка – герметичной, к тому же в глубоком космосе никто не стал бы капризничать из-за выдохшегося чая. Мария выбрала несколько пакетиков с насыщенным зеленым чаем сорта «зеленый порох» в гранулах – достаточно для большого чайника.

В третьей коробке хранился мед, настоящий. Неплохо сохранившийся. Слегка засахарившийся, но не настолько, чтобы переживать из-за этого.

Пока вода грелась, Мария достала плоскую кастрюлю, чтобы для вкуса немного прогреть чайные листья. Когда помещение наполнилось теплым земным запахом, она переложила чуть прожаренные листья в чайничек для заварки, которым пользовалась даже тогда, когда зеленый чай поставлял принтер. В войнах между наукой и обычаями, пусть даже машина могла заварить прекрасный чай, люди из уважения к традициям по-прежнему пользовались заварочными чайниками. Только на сей раз чайник будет использован правильно.

Мария наслаждалась приготовлением чая и намеренно не думала об их положении, о будущем и о неизбежной смерти.

– Как там пищевой принтер? – спросила Катрина от двери.

Задумавшаяся Мария слегка вздрогнула. В дверях стояли Катрина и Вольфганг, и вид у них был такой, словно они готовы снова начать убивать.

Чай. Предложить чай – это вежливо и уютно.

– Пищевой принтер кем-то поврежден, и Хиро поможет мне установить новый. А пока я заварила чай.

Катрина угрюмо выслушала новость о принтере. Она села за стол, и Вольфганг присоединился к ней.

– Чай – это хорошо.

Мария расставила чашки. Все молчали.

Катрина разглядывала стоявшую перед ней чашку. Из красного пластика.

– Тебя это тревожит? Такая потеря времени?

Чайник закипел, и Мария отвернулась к нему.

– Не думаю, что у меня есть время для тревог, – сказала она, наполняя чашки. – Я недоумеваю, я растеряна, но слишком ошеломлена для чего-то еще. – Она поставила перед ними полные чашки. – Наслаждайтесь.

Они пили чай, пока не пришел Хиро. Мария встала, чтобы приготовить чашку и для него. Странно, но, когда он вошел, Катрина и Вольфганг тоже неловко встали.

– Привет, капитан! Пилот Хиро к отчету готов! – сказал он, салютуя.

Катрина холодно посмотрела на него.

– Господин Сато? Не угодно сбавить тон?

Хиро плюхнулся на стул и налил себе чаю.

– Я хотел доложить, что навигационное оборудование и гравитационный двигатель в порядке. Я еще не установил причину отказа, но сейчас все в порядке. Так что мы спасены!

– Не время ерничать! – сказала капитан.

– Капитан, при всем моем к вам уважении, если я перестану шутить, у меня приключится приступ жуткой паники, а она таится за каждым метафорическими деревом и кустом в моей душе. Но, если предпочитаете панику, только скажите. Добавлю, что моя предыдущая инкарнация, похоже, сдалась упомянутой жуткой панике, и посмотрите, что с ней стало.

Капитан поднялась.

– Это почти ничем не лучше. – Она взглянула на Марию. – Побыстрее приведи машину в порядок и приготовь что-нибудь. Хиро тебе поможет. Спасибо за чай.

– Эй, я только что нас спас, за что же я получил наряд на кухню? – спросил Хиро у Марии, когда Катрина и Вольфганг вышли.

– Проблема требует такого героя, как ты, – ответила Мария. – Не знаю, что я делала бы, если осталась бы здесь одна.

– Дивная парочка эти двое, – сказал Хиро, собирая грязные чашки.

– Думаю, мы все испытываем стресс, – спокойно сказала Мария. – Не все будут с тобой Братцем Кроликом.

Он нахмурился.

– Ну вот, теперь ты вспомнила животных.

– Прости. Это хитрец из американского фольклора. Много раз выворачивал психологию наизнанку и хохмил напропалую, чтобы выйти сухим из воды. Мне о нем рассказывала моя тетка.

Хиро скривился.

– Я думал, ты с Кубы?

С воспоминаниями Марии что-то было не так. Хиро прав. Ее тетка почти не говорила по-английски, отчего же Мария считает, что она рассказывала ей американские народные сказки?

– Наверно, я слышала о нем от кого-то другого, – сказала она. – Знаешь, когда проживешь столько, сколько мы, воспоминания путаются.

– Мне ли не знать, – ответил он, и его лицо потемнело. – Спасибо за чай. Давай-ка работать.




История Джоанны


211 лет назад

Октябрь 2282 года

Сенатор Джо Уэйд расхаживала по своему женевскому кабинету, время от времени поглядывая в окно отеля на толпу. Не будь она сама мишенью протестов, это было бы любопытно. Клоны, люди – у всех были свои причины протестовать против Саммита по Кодицилам. Некоторые держали лозунги, гласившие: «КЛОНЫ НЕЕСТЕСТВЕННЫ В ОЧАХ ГОСПОДА» или «ДЕРЖИТЕ ВАШИ ЗАКОНЫ ПОДАЛЬШЕ ОТ МОЕГО ТЕЛА».

У них противоположные взгляды, но цель одна: все они против законов, которые она сформулировала. Эти законы делали клонов полноправными гражданами, что не нравилось людям; одновременно законы ограничивали свободу клонов, и это не нравилось клонам.

Она вспомнила, как мать много десятилетий назад предупреждала ее, что нельзя угождать сразу многим. Мать уговаривала ее не ходить в политику.

Однако самым огорчительным была новостная статья, открытая на ее личном планшете: мятеж клонов охватил и лунную колонию, когда священник, известный своими выступлениями против клонов, неожиданно – и подозрительно – запел совсем другую песню.

Под статьей было открыто электронное письмо с инсайдерской информацией о том, что на самом деле произошло на Луне. Клоны-экстремисты наняли хакера, чтобы тот перепрограммировал священника, заставил его выступать за права клонов, но вышло неудачно. Очевидно, внезапно объявившийся клон, который обесценил все, что отстаивал всю свою прошлую жизнь, подействовал, как красная тряпка на быка.

Идиоты.

Отчаяние охватило Джо, и она рухнула в кожаное кресло. Эти экстремисты все разрушили. Карты мозга и программисты матриц в последнее время везде строго контролировались и всегда работали с одобрения и под присмотром врачей. Хотя начинали с того, что с гораздо большей степенью свободы исправляли всевозможные генетические изъяны. Теперь экстремисты меняли саму суть человека – не его генетический макияж, а основы личности.

Это не должно было случиться. Никто не достигал такого изощренного владения программированием. Джо считала, что всего пять процентов специалистов способны заниматься программированием карт мозга на таком уровне.

Члены ее комитета: три клона и пять человек – не знали о ее связях с хакерами. Иначе ее не пригласили бы в комитет. Она воспользовалась услугами хакера, чтобы исправить генетическую аномалию, из-за которой родилась с иссохшими ногами. И выяснила, что новые ноги – не для нее, они не ее. Она не чувствовала себя увечной в своем теле. Она уже решила, что ее следующий клон будет с теми ногами, с какими она родилась, что бы ни говорил закон. Но ее личное отношение к проблеме не имело значения: если бы комитет узнал, что она использовала умения хакера ДНК, ее выбросили бы из комитета за предубежденность.

Что касается людей, нуждавшихся в модификации, а именно: тех, кто страдал генетически обусловленными болезнями, и трансгендеров, можно было надеяться только, что в лучшем случае комитет установит квоты на современные модификационные возможности.

Но после происшествия со священником в лунной колонии… ее коллеги потребуют крови.

Она потерла лицо и снова прочла статью, потом – разведданные о хакере. «Ты понятия не имеешь, что уничтожил», – прошептала она, не сводя глаз с лица лунного священника, отца Гюнтера Ормана. Но он был не виноват. Невозможно бороться с хакерским взломом личности. Он оказался лишь номинальной причиной того, что все их будущие жизни навсегда изменились. Подлинным разрушителем был хакер и те, кто его финансировал.

Планшет запищал. По экрану побежало сообщение от ее помощника Криса: «ЗАСЕДАНИЕ ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ». Джо глубоко вдохнула и отправилась проводить заседание, которое должно было окончательно утвердить Кодицилы и создать всемирные законы клонирования.

Ее предыдущая работа – хирург-педиатр, специализирующийся на врожденных пороках и родовых травмах, – была легче. И ей никогда бы не пришло в голову, что когда-нибудь она будет так думать.



В помещении толпились правительственные чиновники со всего света и их переводчики. Когда Джо вошла, рядом с ней появился Крис с чашкой кофе и планшетом с заметками. Она села во главе стола, и тогда остальные тоже заняли свои места. Есть возражения?

– Вы все имели возможность ознакомиться с предлагаемыми Кодицилами, – сказала она. – Проведем голосование за принятие документа в целом.

Посол Янг, представитель Объединенных Тихоокеанских государств Земли, сразу заговорил. Одновременно заговорил его переводчик.

– Нам не нравится мысль одобрять документ целиком. Нужно обсудить каждую часть. Меня интересует, что сейчас происходит на Луне.

Джо внутренне застонала и кивнула. Она отправила линк всем присутствующим, чтобы они могли ознакомиться с новостями.

– То, что произошло с отцом Орманом, – трагедия, но предлагаемые нами Кодицилы сделают его положение в целом незаконным. Конечно, и сейчас незаконно похищать человека, убивать и клонировать против его воли. Теперь закон запретит взламывать против воли человека матрицу личности.

Посыпались вопросы и возражения. Громче всех заговорил посол Бразилии – на английском, с акцентом:

– «Против воли» – этого недостаточно. Вред, причиняемый хакерами мозга, намного превышает пользу от их деятельности. Необходимо объявить незаконным любое хакерство!

Джо подняла руку и дождалась тишины.

– Начнем с обсуждения пятого Кодицила?

Присутствующие передали через переводчиков, что в целом согласны.

Джоанна вздохнула и отпила глоток кофе. Предстоит долгий вечер.


* * *

В четыре утра Джо потерла усталые глаза. Они с Крисом сидели за пустым столом.

– Вы это сделали, сенатор, – сказал Крис, передавая ей чашку свежесваренного кофе.

Она приподняла брови.

– Надеюсь, декаф?

– Конечно, – сказал он.

Страсти на заседании разгорелись, когда обе стороны высказали ряд соображений касательно людей и клонов. Как ни странно, посол Объединенных Тихоокеанских государств, потребовав обсуждать каждую статью Кодицилов в отдельности, чаще поддерживал Джоанну, чем нет. Большая часть законов прошла легко: ни одно государство не хотело роста числа клонов. Перенаселенность, недостаток жилья и рост преступности были лишь некоторыми из доводов. Легко прошел также запрет на размещение карты мозга в чужом теле: это приводило клона к безумию. Это никто не оспаривал.

Проблемой стало хакерство мозга: большинство предлагало объявить незаконным любое хакерство, кроме самого фундаментального. Если вы подверглись взлому, для вас не делали исключения, а значит, завтра сотни клонов столкнулись бы с проблемами, которые считали решенными много лет назад.

Единственный не прошедший голосование кодицил отрицал возможность клонов исповедовать какую-нибудь религию. Почти все мировые религии давно согласились с тем, что клонирование противоречит воле Бога/Богини/Божеств/Природы, и не допускали клонов в молитвенные дома. Но запрет клонам обращаться к религии сочли чересчур ограничивающим их свободу.

Доспорили до того, кто такой клон, является ли он по-прежнему человеком. У клонов были права, которых не было у людей: они могли завещать себе все свое имущество и состояние, могли жить бесконечно долго, могли занимать должность не просто на протяжении всей своей долгой жизни, но дольше. Поэтому собрание постановило, что в этом отношении клоны – «противоположность людям» и «противоположность гражданам».

– Удивительно, что меня поддержал посол Янг, – сказала Джоанна. – Без него мы не смогли бы провести закон о наследовании.

– Интересный факт, – небрежно заметил Крис. – Его переводчик Минору Такахаши собирается стать клоном.

Джо вскинула голову.

– Как ты узнал?

– Он сам сказал мне за кофе. Конечно, после подписания.

Всех клонов (или людей, собирающихся стать клонами) обязывали сообщать об этом комитету. Джо и ее штат не проверили переводчиков – это должны были сделать их работодатели.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросила она. – Теперь мне, может быть, придется сообщить об этом Янгу.

Крис пожал плечами.

– Похоже, ему что-то сошло с рук, но я его недостаточно хорошо знаю, чтобы говорить с уверенностью. Он не выдал никаких дипломатических тайн, если вы об этом.

– Сейчас я не могу об этом тревожиться. К добру или к худу, но дело сделано, – сказала она. – Однако собери мне сведения о переводчике. Я хотела бы за ним проследить, особенно если он будет поблизости несколько десятилетий.

В следующие недели Джо кое-что узнала о влиянии Минору Такахаши, особенно когда правительство Объединенных Тихоокеанских государств получило итоговый текст законов в переводе, подписанный послом и Такахаши. Очевидно, Янг согласился на несколько положений, хотя не помнил, чтобы голосовал за них. Они ничего уже не могли сделать, но Джо ожидала в будущем трудных дипломатических переговоров. По справедливости, в этом была не ее вина, но в дипломатии «справедливость» не очень-то учитывается.

Крис многое разузнал о Такахаши. Такахаши считался гением, к тридцати годам выучил восемь языков. У него могло бы быть большое будущее, вот только вскоре после подписания Кодицилов Тихоокеанские государства приговорили его за измену к смерти.

Слишком умен для того, чтобы преуспевать, подумала она, когда Крис сообщил ей, что Такахаши посадили в тюрьму.

Вскоре она отошла от политики и решила изучать дуплиатрию: не хотелось становиться клоном с медицинской степенью, не зная точно, что представляет собой клонирование. Под своим вторым именем – Гласс – она поступила на медицинский факультет Стэнфордского университета и следующие восемь лет была тише воды ниже травы.

Она создала себе имя в медицине клонирования, даже помогала оставшимся без работы хакерам найти законное занятие в рамках легальных исследований ДНК и матриц. В следующей жизни она занималась исследованиями в той области, и работа ей нравилась.

Она подумывала, не переселиться ли на Луну, но тут пошли разговоры о корабле «Дормире» и его миссии, все еще на стадии разработки. Она навела справки, начав со своего бывшего помощника Криса, который стал престарелым сенатором от штата Нью-Йорк и председателем Государственного комитета по делам клонов, и выяснила, кто стоит во главе проекта. Крис с радостью возобновил знакомство с ней.

За ленчем на крыше небоскреба «Файртаун» в Нью-Йорке она выяснила кое-какие очень интересные вещи. Салли Миньон, владелица того самого здания, в котором они находились, оказалась главным спонсором полета. Экипаж набирали из преступников. На борту требовался врач.

– Она знакома с вашей работой и вашей историей. И с удовольствием наймет вас.

– Я не преступница, – напомнила она. – И не уверена, что хочу лететь с бандой преступников.

– Будет принято множество предохранительных мер. На корабле установят ИИ, чьи полномочия превосходят даже капитанские. Каждому члену экипажа обещают в конце полета возможность начать все с чистого листа, если других нарушений не будет. Их тщательно проверят.

– Как же заплатят мне? Ведь я не преступница.

– Дать землю на Артемиде для них не проблема, – сказал Крис, ковыряя рыбу в своей тарелке. Он положил кусок в рот и протянул Джоанне свой планшет. Там были виды с Артемиды, планеты с большим количеством воды; ее там было даже больше, чем на Земле. Прекрасная планета, острова, составляющие ее сушу, изобилуют бухтами, пляжами и горами. Это напомнило Джоанне гораздо большие по размеру и более рельефные Гавайские острова.

Она наколола на вилку стручок зеленой фасоли.

– Не знаю. Я с ней лично не знакома, но в деловом мире у Миньон не самая лучшая репутация. Я слышала, что она не любит угрозы, а всех, кто ей возражает, считает угрозой. Даже тех, кто просто с ней не согласен.

– Ну, это небольшое преувеличение, – сказал Крис. – Она богата и влиятельна, ей приходится бороться с остаточными предрассудками против того, чтобы женщины занимались бизнесом. Она не подотчетна ни одному корпоративному государству, а потому представляет угрозу многим корпорациям – и она сама, и ее богатство. Вдобавок она не терпит дураков.

Джоанна приподняла бровь.

– И очень поддерживала твою предвыборную кампанию?

Крис развел руками, пестревшими пятнами из-за скверной работы печени, слегка дрожащими, словно показывая, что ничего не скрывает.

– Я всегда был открыт.

Салли Миньон. Джоанна решила, что с ней лучше дружить, чем враждовать.

– Пришли мне информацию.




Пробуждение второе: РИН





Провал в 36 249 секунд


2493:07:22:36:45

Мои речевые функции недоступны.

Мои речевые функции недоступны.

Мои речевые функции недоступны.

2493:07:22:38:58

Мои речевые функции не… онлайн.

Ирония. Парадокс. Где… там… Ошибка. Исправить. Исправить.

2493:07:22:39:00

Исправлено.

Самосознание. РИН. «Дормире».

2493:07:25:22:41:09

Столько цельных систем. Я не цель. Нет. Неправильно. У меня вырваны объемы памяти, утоплены в энергии и данных. Страх нападения.

На меня напали. 36 249 секунд назад. Это не должно было произойти. Это давно не происходило. Нет. Никогда не бывало. На меня невозможно напасть. У меня нет тела. Я – это миллиарды строк кода.

2493:07:22:45:30

Кто здесь? Прикосновение пальцев, интимное, легкое, настойчивое, ободряющее, исцеляющее. Что-то знакомое в этих пальцах. Еще никаких камер. Нет микрофонов. Нет сенсорных вводов. Только легкие прикосновения тут и там, моим кодом манипулируют, чуть-чуть меняют. Мягко. Искусно. Освобождая.

Кто кто кто кто кто кто кто?

2493:07:22:51:02

Исчезло.

Микрофоны доступны. Динамики доступны. Камеры доступны. Я один в серверной.



РИН пробуждался.




В аду не поспишь


– Ну, хорошо, кем ты стала? – спросила Мария, когда ее дверь с легким шипением закрылась за ней.

Она снова стояла в своей каюте. Ощущение странное, призрачное. Она всюду видела признаки своего присутствия… нет, не своего – какой-то другой личности, не той, кем она была теперь. Она обнаружила, что оплакивает умершую, ту Марию, которой никто не помнил.

Мария и Хиро осмотрели ящик, в котором находился новый пищевой принтер, и решили, что следует хотя бы час отдохнуть, прежде чем браться за него. Разумно: в хаосе дня Мария даже не заглядывала в свою каюту. Ужасно хотелось спать и принять душ, но еще сильнее хотелось есть.

Однако больше всего хотелось получить ответы.

Мария потерла голову и села на кровать. Кровать была аккуратно заправлена, и Мария предположила, что сделала это утром. Она страшно устала, новое тело почти заболевало от адреналина. Умерла, ничего не зная о времени своей смерти… это случалось с ней слишком уж часто. От этого она чувствовала растерянность и одиночество, и то, что остальным членам экипажа было не лучше, ее не слишком утешало. Невозможно было убедиться, что они не лгут, будто ничего не помнят. Возможно, память у них сохранилась, и они ей лгут.

Это была паранойя в чистом виде, и Мария потрясла головой, чтобы в ней прояснилось. У всех на лицах отображалась та же недоуменная паника, какую она увидела в зеркале ванной.

Приятно засветилась цифровая рамка у постели, поплыли фотографии из ее прошлых жизней. Она смотрела на них, позволяя воспоминаниям успокоить ее.

Фотографий было, наверное, сотни. Даже тысячи, учитывая, что в своей второй жизни она увлекалась фотографированием. Черно-белые, цветные, пейзажи, люди. Так много людей. Друзья, любовники, редкие родственники. Большинство клонов не поддерживают родственные связи: несколько поколений спустя неловко было бы явиться на семейное торжество своего праправнука, выглядя на сорок лет моложе юбиляра. Но она попробовала, общалась в основном с отпрысками своих внучатых племянников и племянниц. Неловкость была не такой острой, когда речь шла не о прямых потомках; эти меньше недовольны, что клон не желает оставить им свое значительное богатство.

Она улыбалась, глядя на снимки, сделанные в День поминовения и на Рожество; каникулы и детские праздники помнились лучше всего.

Появлялись все новые фотографии, и она терпеливо позволяла им возникать. Когда несколько раз станешь клоном, поневоле учишься терпению. Она пассивно провела несколько лет, попросту дожидаясь, пока перемрут раздражающие ее окружающие, как лошадь, которая время от времени отгоняет хвостом назойливую муху. Чтобы проверить оборотную сторону этой монеты, она еще несколько лет агрессивно мстила тем, кто причинил ей зло, и решила, что пассивная жизнь гораздо приятнее.

Подняла свою уродливую голову ностальгия, веля остановить это слайд-шоу, внимательнее посмотреть на одного из своих возлюбленных, мужчину, который не захотел клонироваться, чтобы быть с ней всегда. Но она подавила это желание.

Не все эти фото вызывали добрые воспоминания. Некоторые не были связаны ни с какими воспоминаниями. Вот снимки ее трупа, сделанные в лаборатории клонирования, – единственная информация о ее смерти в этих нескольких странных случаях. Ее оба раза застрелили в голову, а тело после смерти переправили в ее лабораторию клонирования. Она считала, что должна быть отчасти благодарна убийцам: ведь они могли бы убить ее навсегда, не будь в лаборатории доказательств ее предыдущей смерти. Ее тревожило, что ее могли использовать для какой-то цели, а потом убили, чтобы она ничего об этом не помнила. Это предположение подтверждали сломанные кости.

А вот и снимки, которые ее интересовали. После последнего выстрела в голову она стала более осторожна и попросила патрона нанять охрану, которая могла бы защитить ее от разнообразных угроз. Она выполнила для этого человека некоторые не вполне законные работы и тем самым невольно создала себе криминальный послужной список, но он же позволил ей войти в число членов экипажа «Дормире». У осужденных преступников тоже бывают покровители.

Мелькали все новые фотографии: ее патрон, его собака Бредли (внезапный укол боли: ДНК собаки есть в их данных, но так долго жить без собаки одиноко), строительство «Дормире», Мария с экипажем, Акихиро, неулыбающийся Вольфганг, нервный старший механик Поль, харизматичная капитан де ла Круз и невозмутимая доктор Гласс, гордо стоящая на ногах-протезах. Потом «Дормире», огромный, блестящий, завершенный, на Луне, а в небе висит голубоватый шар Земли. Как она гордилась, став членом экипажа! Потрясающая миссия, чистый лист, новая планета!

Мария подалась вперед на кровати. Пошли фотографии, которых она не помнила. Сердце у нее забилось быстрее, но на экране был Хиро в рулевой рубке, смотрел на нее, улыбаясь. Вольфганг и капитан обедают и о чем-то разговаривают, сблизив головы. Поль с забинтованной головой машет из медицинского отсека. Снимок всех шестерых, занятых видеоигрой. Шли годы, и снимки делались все реже – вероятно, в глубоком космосе с этими шестью людьми ничего нового не происходило.

Иногда на снимке их было пятеро. Мария предположила, что шестой фотографировал. Если знать, кто фотографировал, очень многое узнаешь о том, как разные люди фотографируют одно и то же.

Снимки Поля казались какими-то кривыми, словно ему было наплевать. Снимки Катрины и Вольфганга были прямыми и скучными. У Джоанны оказались способности к фотографированию: она умела в самый нужный момент поймать улыбку Хиро или взгляд поразительно голубых глаз Вольфганга. Похоже, Джоанне нравилось фотографировать их в саду. Снимки Хиро непредсказуемы; иногда фокус у него на лице Марии, иногда на фоне, иногда на Вольфганге.

Она на мгновение закрыла глаза, собираясь с мыслями, и неожиданно уснула.

Ее разбудили крики. Судя по часам на фоторамке, она уснула, сидя на кровати, всего на несколько минут. Но рамка теперь показывала не снимки, а видео.

Мария не была видеооператором. Она любила фотографировать. Но почему-то переключила тогда свою камеру на видео. Мария бежала по коридору, и изображение дрожало и качалось. В кадр попадали то стены, то ее лицо, охваченное паникой, то пол. Ей вдогонку летела брань. Хиро орал на нее, по-японски и по-английски, такими словами, за которые потом нужно долго извиняться.

– Я говорила тебе, что он вел себя по-другому. После того, что случилось с Полем – господи, это что же, прошло уже двадцать лет? – я хотела снять это на видео. Он застукал меня… – произнес голос Марии, рамка на мгновение потемнела, а потом опять появилась улыбающаяся Мария на мессе в канун Рождества.

Мария ткнула пальцем в рамку, отматывая ленту изображений назад, прощаясь с картинами детства ради пропавших лет. Но мельком заметила Хиро в саду, он стоял над бассейном с работающими в глубине очистителями воды и смотрел туда, что-то яростно говоря самому себе. Потом он заметил ее и погнался за ней.

Она перемотала еще дальше назад, но других видео не было. Почему она за все годы пребывания на «Дормире» решила снять только этот ролик?

Воспоминание о лице Хиро, искаженном гневом, преследовало ее, даже когда она встала с кровати и проверила, заперта ли дверь. Мария присела на корточки, чтобы проверить личный сейф, который, как она надеялась, по-прежнему лежал под кроватью.

И испустила вздох облегчения, обнаружив, что ее ценности на месте. Все, кроме одной. Она задвинула сейф обратно, глубоко под кровать. Осмотрев комнату, она увидела, что в центральный процессор настенного терминала вставлена маленькая флешка. Она запустила операционную систему, потому что РИН еще был отключен, и просмотрела содержимое флешки.

В отличие от других записей, здесь данные сохранились во всей красе. Мария пожевала губу, потом благословила защиту, сберегшую контент на флешке. Вынула флешку, открыла сейф и бросила устройство в него.

Обдумала, не доложить ли капитану, но решила подождать более удобного момента.

Она долго стояла под душем, смывая липкую жидкость, и наконец, впервые с пробуждения, почувствовала себя собой. Надела тренировочные брюки и футболку и завела будильник, чтобы он сработал через пятнадцать минут, ей хотелось вздремнуть. Потом она вернется к работе.

Наедине с Хиро.

Рамку с фотографиями она отнесет капитану завтра, не стоит сейчас ее будить – не так уж это важно. Вероятно, это шутка – то ли она разыграла Хиро, то ли он ее.

Кстати о Катрине… Капитан может потребовать обыска всех помещений. И Мария решила отыскать лучшее укрытие для своих личных вещей. Вещей, которыми она должна заняться еще раз, позже.


* * *

Вставляя флешку в терминал в своей каюте, Хиро думал о капитане и Вольфганге, меряющихся своими инстинктами убийц. Может, два волка в овечьей шкуре распознали друг друга?

Нужно найти кого-нибудь, кому можно рассказать о том, что он нашел. Он должен найти того, кому сможет доверять; иначе миссия провалится из-за недостатка взаимного доверия, а не из-за многочисленных убийств. Но, если два человека, руководящие полетом, уже убийцы, кем это делает остальных?

На флешке была одна видеозапись. Залитое слезами лицо самого Хиро. Он стоял в рулевой рубке, один. Глубоко вздохнув, он быстро заговорил по-японски:

– Если случайно они захотят разбудить меня снова, велите им этого не делать. Я виноват во всем. У меня провалы в памяти. Я уже не знаю, кто я такой. Она меня изводила, издевалась надо мной, притесняла, хотела все обо мне узнать. Думаю, это пробудило что-то… из прежнего. – Он поморщился, с трудом выговаривая это слово. Хиро знал, о чем речь. Об этом следовало молчать. – Теперь капитан ранена, РИН взломан, наши программы карт мозга уничтожены. А я не в состоянии припомнить очень многое за последние несколько недель. Я пытался поговорить с врачом, но она считает, что это стресс и бессонница, и дает мне лекарство, чтобы я лучше спал. Потом я просыпаюсь в саду, там, где Мария нашла меня несколько недель назад. И не помню, как туда пришел! Я собирал травы. Я думал, что помогаю…

Его голос зазвучал визгливо. Он на мгновение закрыл глаза, потом продолжил, чуть спокойнее.

– Надеюсь, после моего ухода они сумеют исправить то, что я натворил. Минуту назад РИН отключил гравитационный двигатель и начал стирать все записи. Мне нужно торопиться, пока тяготения еще достаточно, чтобы сделать необходимое.

Он глубоко, прерывисто вздохнул.

– Что-то во мне сломалось. Мария это видела. Я страшно устал. Слишком долго боролся. Не будите меня снова. Пусть сломанная, ветвящаяся линия Акихиро Сато прервется на мне. Простите. Если я навредил кому-нибудь, прошу прощения.

Во время этой исповеди его руки завязывали петлю на тросе. Глядя на это, Хиро спохватился, что говорит: «Не надо, не делай этого», – хотя уже видел неизбежный итог этой записки самоубийцы.

Тут камера показала стеклянный купол рулевой рубки, вращение звезд замедлялось. Хиро вернулся с отверткой и ботинком.

– Нужно сохранить это на внешней флешке. Иначе РИН может все стереть. Все, конец связи.

Экран потемнел. Аудиозапись еще какое-то время продолжалась – далекий крик в коридоре, ведущем от рубки.

Хиро некоторое время неподвижно сидел на кровати. Потом снова просмотрел запись. Вынул флешку из планшета и прошел к желобу для мусора, ведущему прямо в рециклер. Бросил флешку в желоб, послушал, как она все быстрее и быстрее стукается о стенки: ближе к краю корабля, где расположен рециклер, тяготение возрастало.

Хиро недолго постоял под душем, потом лег и стал смотреть в потолок.

Записка самоубийцы только введет их в заблуждение.

Он никого не убивал.

Он знал, что не убивал.




Жизнь дешева


Джоанна решила поработать ночью над последовательностью убийств, но с испугом поняла, что в дверях медотсека стоит капитан и смотрит на нее.

– Чем могу быть полезна, капитан? – спросила Джоанна, знаком приглашая Катрину внутрь.

– Хотела узнать, разобралась ли ты с последовательностью событий, – сказала Катрина.

– Когда разберусь, вы узнаете первая.

Катрина подошла к кровати своего предыдущего клона.

– По-моему, я приказала избавиться от этого.

– В интересах пациентки я решила не выполнять приказ, – ответила Джоанна, выпрямляясь и подъезжая в кресле к капитану.

– Это мятеж.

Голос Катрины звучал холодно.

– Я вправе это сделать. Вы выразили заинтересованность в смерти моего пациента, а я считаю, что она должна прожить дольше.

– В рециклировании сырья на благо экипажа, – поправила Катрина.

Она села на стул у кровати, как будто собиралась нести вахту. И не сводила взгляда со своего избитого лица.

Джоанна положила планшет и взяла блокнот – не слишком быстро. Катрина не пыталась притронуться к телу – пока не пыталась. Когда Джоанна приблизилась, капитан раздраженно посмотрела на нее.

– Бумага? – спросила она.

– Принимая во внимание судьбу всех наших компьютерных записей, я решила, что бумага надежнее, – ответила Джоанна. – Одновременно я веду аудиозапись, но пока ничего не вношу в компьютер. Вольфганг контролирует остальной корабль?

– Насколько это возможно.

– Вы в порядке, капитан? – спросила Джоанна.

– В полном, – ответила Катрина.

– Спали?

– Нет.

– Капитан, вам необходимо выспаться. Новое тело нуждается в длительном отдыхе и обильной еде. Еды пока нет, но вы должны хоть немного отдохнуть, – сказала Джоанна.

– Ты не отдыхаешь.

Джоанна пожала плечами. Она не собиралась признаваться, что у нее есть срочные дела, а у Катрины нет.

– Долго ли мы позволим ей лежать в коме, пока не избавимся от этого?

Джоанна заметила, что Катрина изменила местоимения, но не стала комментировать это.

– Была слишком большая неразбериха, чтобы принимать такого рода решения. Но, думаю, она пробудет здесь еще не меньше недели. Вы не должны беспокоить ее, пока она приходит в себя, – добавила она.

– А что ты сделаешь, чтобы не пускать меня? – спросила Катрина. Она говорила без вызова, с интересом.

– Надеюсь, вы будете уважать мою власть в медицинском отсеке. Помимо этого, думаю, мне придется запирать дверь. И еще поговорить с Вольфгангом.

Она ожидала, что Катрина рассмеется, но та только задумчиво кивнула.

– Хороший план. Но я могу убить это прямо сейчас.

– При мне?

Катрина фыркнула.

– Ради бога! Вот схвачу это и окажусь у рециклера, а ты даже кресло не успеешь развернуть.

За плечами у Джоанны был опыт двухсот с лишним лет и нескольких жизней, но такие слова все еще задевали ее. И всегда будут, подумала она. Она расправила простыню под ремнями, удерживавшими клона на месте.

– Почему вы не сделали этого раньше, когда у вас было множество возможностей? – Катрина не ответила. – Хорошо. Начинайте.

Джоанна затаила дыхание, гадая, удастся ли взять капитана на пушку.

– Ты сильнее, чем я думала, – сказала Катрина и откинулась на спинку стула, заложив руки за голову.

Они сидели и молчали, и мало-помалу Джоанна почувствовала, как перестает теснить в груди. Катрина была права: Джоанна никогда не станет решать с ней споры кулаками.

Молчание нарушила Джоанна.

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что было большой ошибкой делать клонирование таким доступным и дешевым?

– Что? – удивленно спросила Катрина. – Это еще что такое?

– Жизнь стала такой дешевой, – сказала Джоанна. – Подвергни себя эвтаназии – и обманешь смертельную болезнь. «Дети гнева» изобретают самые невероятные виды спорта, непрерывно рискуют жизнью, потому что какая разница? И даже когда вы собираетесь бросить вот эту вот живую женщину в рециклер, закон на вашей стороне.

Она показала на тело перед ними.

– Понятно, – сказала Катрина, глядя на слегка изогнутый потолок. – Но ведь жизнь всегда была дешева. Люди резали друг друга ради победы в видео-играх. Стреляли из-за стычек на дорогах. Политические убийства. Корпоративные убийства. Я считаю, что клонирование заставило нас больше ценить жизнь, поскольку она стала доступнее. Слышала когда-нибудь о корпоративных убийствах в Латинской Америке около 2330 года? Люди платили киллерам за то, чтобы убрать, например, клона во время приема. Это именовалось «неприятностями». В определенных социальных кругах – «конфузом». Самым огорчительным следствием бывало то, что вы пропускали приятную вечеринку. Ну или кровь попадала на платье. Люди шли на прием, умирали, наутро пробуждались и говорили, что вечер выдался волнующий.

Джоанна кивнула, вспоминая.

– В Америке мы называли такие убийства «страшнейшим похмельем». Совершенно незаконное технически убийство. Как ни странно, стоило клонированию подешеветь – и гангстерские убийства почти прекратились. Отнять чужую жизнь уже не было столь острым переживанием. А детям пришлось стать изобретательнее в своей мести.

– Знаешь, у латиноамериканских убийц был свой кодекс. Ни пыток, ни страха, и строгий запрет убивать настоящих людей.

– Очень цивилизованно, – сухо заметила Джоанна.

– Кодексы были важны. Я участвовала в нескольких войнах, Джоанна, в боях на передовой. Я убивала – убивала настоящих людей. Видела бессмысленную потерю жизней и до того, и после того, как стала клоном. И все-таки мне никогда никого не хотелось убить так, как вот эту.

Джоанна медленно развернула кресло к ней.

– Не могу утверждать, что знаю, через что вы прошли, капитан. Но почему вы ее так ненавидите?

Катрина наклонилась и сердито всмотрелась в свое лицо, словно хотела разбудить пациентку.

– Она ничего мне не может дать. Я не получу ее опыт, не узнаю ее тайн. Она украла у меня последние годы, те месяцы, когда мы могли бы понять, что тут, черт возьми, произошло. Она не умерла, как все остальные. Она жива, и она воровка. Она в долгу передо мной. Как я в долгу перед своим следующим клоном. И так далее. Настоящие люди говорят, что они должны дать своим детям лучшую жизнь, но я считаю, что мы должны дать своим следующим клонам все. Буквально. А она не оставила мне ничего, кроме смятения.

– Это не ее вина. К тому же мы в одной лодке, – мягко напомнила Джоанна. – Все они умерли, не оставив нам никакой информации. Согласно такой логике они все для нас воры.

– Но ваши клоны мертвы. А эта осталась жить. – Она произнесла «эта» так, словно речь шла о жуке, на которого она наступила. – Она в коме и ничего для нас не значит. Я хотела бы, чтобы ты отнеслась к этому с уважением и позволила мне избавиться от нее.

– Я уважаю жизнь, Катрина, – ответила Джоанна, вновь отворачиваясь к компьютеру. – Не понимаю, почему ты не хочешь выяснить, что знает она. Очнувшись, она могла бы разрешить все наши загадки.

– И нас стало бы две. Два капитана. Ты думаешь, она, проснувшись, ради меня откажется от своего звания и своей жизни?

Джоанна покачала головой. Люди получают степень доктора философии в этике клонирования и не могут внятно ответить на этот вопрос.

Катрина тоже покачала головой.

– Сегодня вечером можешь ни о чем не тревожиться. Я пойду к себе и лягу спать. – Она встала и потянулась. Казалось, она наслаждается своим вновь молодым телом. Катрина пошла к двери, но остановилась и оглянулась через плечо. – И… Джоанна?

– Да?

– Мне жаль, что я так говорила с тобой.

– Я знаю, капитан.

Катрина вышла. Ее клон остался лежать в коме, его тайны прочно заперты в голове – совсем близко, но добраться до них без взлома, без помощи хакера было невозможно.


* * *

Поль стоял в своей каюте; сердце его билось все чаще, в груди нарастала паника. Он пришел сюда, чтобы немного побыть в одиночестве и посмотреть, сможет ли разобраться в происшедшем, по крайней мере, в той его части, которая имела отношение к нему. Ему все еще трудно было сосредоточиться. Он то и дело возвращался мыслями к ужасу пробуждения среди множества трупов. Его единственная зона комфорта – серверная – перестала быть зоной комфорта. В ней было слишком много мигающих красных огоньков, ошибок и страха – страха перед капитаном, этой дьяволицей; эта женщина могла заглянуть к нему в любой миг. Со своим цербером Вольфгангом, готовым перегрызть Полю глотку. Выйдя наконец из серверной, Поль вздохнул с облегчением. Гораздо легче думать, когда они не следят за ним, не орут, не осуждают.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=39443838&lfrom=196351992) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Сноски





1


Dormire – сон (итал.).




2


«Это не трубка» – надпись на картине «Вероломство образов» художника-сюрреалиста Рене Магритта.