Люди и Нелюди Виктор Костин Если вы попали в другой мир. Главное при этом… получить удовольствие… если успеете, а иначе зачем вы здесь. Крутой… был, стал мальчишка, не самый умный и сильный, но ведь молодой и красивый… наверное. А остальное? Остальное приложится. Если еще близкий сосед, самый близкий, потому что в голове…. своей и он бывший специалист «широкого» профиля. То главное при таких, вновь открывшихся возможностях, не сойти с ума от счастья и вновь открывшихся перспектив. Виктор Костин Люди и Нелюди © Виктор Костин, 2016 © Издательство «Написано пером», 2016 Глава 1 Там где родился, где крестился и где до жизни такой докатился. Жизнь прапорщика Полтарева, бойца спецназа отдельного мотострелкового подразделения или, по-простому говоря, полковой разведки, началась, когда он начис… испортил… да просто набил мор… лицо одному из преподавателей медико-биологического института. Был Сергей Полтарев, правда, в то время еще совсем и не прапорщик. Позвольте вам представить, студент третьего курса Сергей Миронович Полтарев. Сейчас он сильно возмущен (ругался матом), удивлен и порядком озлоблен. Обстоятельством что, что доцент Виктор Королев пригласил вчера студентку Веру Измайлову на дополнительные занятия, да еще и не куда-нибудь в аудиторию, а к себе домой. Пригласил и пригласил, – скажет любой посторонний. Что здесь такого? Но студент Сергей или, скорее, пока еще студент Полтарев считал ее своей девушкой и или уже почти женой. Потому приглашение «его Веры» закончилось сегодня и сейчас серьезным разговором, перешедшим в мордобой, да еще и при многих свидетелях. К сожалению для Сергея, его отчислили из института, и жизнь студенческая на… для него закончилась окончательно и бесповоротно. По возрасту Сергею шел 21 год, и как и ожидалось, прощай институт, и здравствуй, армия, или по-другому: цена испорченной зачетки – два лета в форменной пилотке. Комиссия округа, правда, не могла нарадоваться данному факту и свежему призывнику. Голова у будущего новобранца варит, и со здоровьем в порядке, редкое сочетание на текущий момент. Все чаще призывник – это либо хилый и болезненный гений-ботан, которого руками не трогай, ибо сам упадет, либо здоровяк без капли мозгов и два метра роста, ни одежды, ни обуви на такого ни в одной каптерке старшины не найдешь, и непонятно, что лучше или что хуже в данном случае. Этот же новобранец – третий курс института, и выгнали не за пьянку и хвосты, по их сведениям, и вдобавок средний рост, средний вес и среднее же телосложение. Сергей был в свое время лучшим в потоке, но, как понял потом… э, сильно, правда, потом, только через пару лет где-то армейской жизни, что есть пара мелочей, когда хорошая учеба, отличные друзья или тогда еще просто одногрупники-собутыльники и никудышный жизненный опыт в выбирании друзей да и подруг, видимо. Хотя откуда ему взяться-то – опыту в двадцать лет? Бывают и такие индивидуумы ведь: с виду, нормальный, умный, и где все время были его глаза и, главное, чем были заняты его мозги, так ценимые некоторыми особа… особой? Вот это ему и вбивали или, скорее, сначала выбивали дурь немалую мальчишескую, а потом только учили жизни в учебке и после уже в самом полку его новые друзья и без всяких кавычек там, хотя тоже временами собу… любители хорошо отдохнуть еще те. В полк, куда он сам настойчиво просился служить, его хотели сначала не пустить. Думали оставить инструктором, пусть работает с личным составом курсантов. Слишком хорошо он усвоил знания и навыки у инструкторов учебки, а еще и сверху его весьма неплохие знания биологии и анатомии человеческого тела, спасибо Виктору Королеву, чтоб ему икалось во время этого самого… Его «живчика» коронное выражение – не сдадите материал, придете ко мне, на консультации после… – и у студентов, в отличии от большинства студенток, заставляло сжаться все, что там сзади и пониже спины, и это не фигурально даже, и заставляло учиться, учиться и учиться – стимул, однако. Вот все эти знания анатомии и физиологии, да еще и с нестандартным их применением к человеческому телу, привели к весьма плачевным для некоторых результатам. Трое каратистов, с пятым даном каждый, были комиссованы досрочно, с диагнозом «к дальнейшей военной службе не пригодны», и это с курсантом после всего полугода обучения. Не повезло ребятам, а не хрен было вы… делываться и хвастать перед строем, что «мы этого сержантишка вашего уделаем в шесть секунд, мы по пять лет занимались…» Чтобы из армии не загреметь на нары по такому случаю. Сергея быстренько все же спровадили в часть. Уже в первых числах декабря он несся на поезде в сторону Моздока и вместе с такими же молодыми оболтусами-добровольцами под водочку рассуждал, что за сколько недель они раскидают хачей… э… наведут конституционный порядок и что девочки-чеченки ну очень уж хороши. Была на курсе одна такая ах-ах, только это секрет-с, ик… – Этому больше не наливать, – указал пальцем зашедший прапорщик и погрозил кулаком соседу Сергея, что был только чуток трезвее. Боец и его друзья с соседней лавки согласно закивали, размер аргумента впечатлял, как и сам его обладатель, прапорщик Васяткин из потомственных уральских кузнецов. Сергей радовался больше других и был ситуацией в целом доволен. После известия, что его Вера, оказывается, просто хорошо к нему пристроилась, и вместо любви до гроба, как он первоначально думал, он был элементарным ишаком, что тащил на себе поклажу в лице Веры с ее вечными рефератами и лабораторками и ее будущим дипломом врача до кучи. Это не считая всяких цветов, помад и той красивой кофты, – невовремя вспомнилось. И последний поход в магазин и тамошний скандал. А на юбку уже денег и не хватит? Ну ты и жмот, Сереженька. Это все, всю правду жизни ему по полочкам разложили в учебке куда более битые жизнью сослуживцы. Когда он поначалу очень энергично пытался отстаивать с помощью кулаков свою правду-матку и свое «правильное» видение жизни, его, как пацана, правда, нежно, укладывали на маты, иногда и по несколько раз, больно здоровый «лось» он был или, скорее, сильно упертый. Он, чего греха таить, поначалу даже плакал от бессилия и злобы в сторонке. Когда же по пришествии трех месяцев и отправки двух десятков писем не получил от Веры ни одного в ответ, а еще через месяц от матери пришло письмо, в котором она сообщала, – что его «ненаглядная» Вера вышла замуж за его одногруппника Сашу Соломина, самого подленького, но с богатым приданым в виде папеньки, – владельца местного ресторана «Парус». С тех пор в жизни Сергея что-то перевернулось или надломилось. Он стал бешено тренироваться, с каким-то исступлением что ли и так, что даже засыпал иногда в спортзале или, правильнее сказать, там вырубался от усталости. Как же все тело болело потом, мозг автоматически фиксировал: фосфорная и молочная кислота, ити ее, но от знания проблемы легче не становилась, а скорее, немного грустно и чуть жаль незаконченного высшего. Опытные инструкторы из офицеров даже время от времени кивали местным старожилам. Те понятливо ухмылялись. Чтобы парень не перегорел на службе, его вытаскивали в «самоволку», где он мог и нажраться до потери сознания и спустить пар на местных доступных девочках. Все это хоть как-то должно было его останавливать. Фактор упорства и неплохие знания анатомии в своем, весьма специфическом применении, а также и каждодневные тренировки и привели к закономерному результату: парня натаскали именно как волкодава, а не инструктора, как некоторым бы хотелось. Потому как в схватке парень буквально зверел, хотя специалисты видели, головы не терял при этом, но… но… Уже в конце ноября, перед самой отправкой, тогда, правда, этого никто еще не знал, ходили слухи невнятные о наборе добровольцев и все на этом, к ним в учебку приезжали фээсбэшники со своими «Куклами» и что-то у них там не пошло, то ли заболел кто, то ли еще что, а местное руководство и похвасталось, что у них здесь есть вот такой уникум. Не воин в третьем поколении, не «мальчик занимается с пяти лет», а просто местный самородок, правда, со слегка поехавшей психикой. Вот этому самородку и предложили выступить в «ситуации, максимально приближенной к боевой». Приз за это – три дня увольнительной, что для солдата самое то, как бы это ни выглядело со стороны, для ничего не понимающих в данном случае гражданских. Бой был зрелищный, но только для тех, кто в теме и понимает, и еще после в медленном просмотре на мониторе с трех разных ракурсов обзора. Весь бой длился 2 минуты 36 секунд. Из которых 1 минута и 48 секунд занимало время, когда все присматривались друг к другу, и сам бой – 48 секунд. Правда, последние 30 секунд – это когда Сергей ходил кругами вокруг лежащих и как бы чего-то ждал, повтора, а вот, отойти все не мог, первый раз как-никак для него это было, адреналин, вброшенный в кровь, и все такое вот по-настоящему страшное. Он еще все выспрашивал майора перед этим, точно ничего не будет, если он их того, укатает, и в ответ: «Ты за себя волнуйся, боец, остальное – не твои проблемы». Против него выставили двух чеченцев, плотненьких, так же невысокого роста ребят, то ли из банды каких-то отморозков, то ли бывших боевиков, отловленных в Чечне, и одного славянина, высокого, как жердь, и такого же тонкого или, скорее, тощего, в прошлом спортсмена-биатлониста, а сейчас пойманного на рэкете и двух изнасилованиях. Да не на тех напал в этот раз «спортсмен». Девочки оказались с родней в высоких кругах, и спортсмену не помогли никакие ни связи, ни деньги. В некоторых случаях наше правосудие очень правильное и судит очень строго и только по закону. Парень получил пожизненное, где его и уговорили на вот такую замену его пожизненной отсидки. Всем троим противникам Сергея дали по ножу, а Сергей был только в «хэбэ» и с солдатским ремнем. Двум чеченцам он просто свернул шеи, зайдя из классического треугольника и переведя его в два угла, когда сначала одному зашел за спину, а потом и другому, ребята оказались здоровые, но слегка неповоротливые, для Сергея, неповоротливые. Повозиться, действительно, пришлось только с биатлонистом, жердь она и есть жердь, как ее ни клади. Да и то, это вылилось только в то, что у него, биатлониста, или у нее, жерди, к концу боя из целых конечностей была только одна, нижняя левая. Тот же майор из пришлых, недолго думая, а может, просто из жалости и пристрелил его потом в подсобке, типа случайно, при попытке побега. Ага, с переломами двух рук и одной ноги… – Чтоб не мучился, – прокомментировал после свои действия, это, скорее, для Сергея. Что Сергей подумал при этом, майора не интересовало, а сам Сергей предусмотрительно не стал высказываться, пятая точка уже, видимо, начинала действовать, пока даже минуя голову. Приезжие, очень серьезные ребята, долго ходили вокруг такого вкусного Сергея, изучали его анкеты, медицинскую карту, личное дело и с большим сожалением были вынуждены развести руками. Действительно самородок, действительно талант, но неадекватен и им не пойдет, а жаль, очень жаль. Реальность войны как-то совершенно не вязалась с тем, что показывали по телевизору и что виделось в своих мечтах. Не было больших стрельб и атак на пулеметные гнезда из РПГ-7 в едином порыве, это еще спасибо отцу за идейное воспитание. Все было гораздо проще, прозаичнее и паскуднее. Днем сидели в окопах или ходили по домам в патруле, где им мило улыбались и говорили, как они все здесь нужны, как им все рады и какой был беспредел до их прихода. Ночью же в окна казарм летели гранаты или бутылки с зажигательной смесью. Потом в часть приходила миленькая девушка и просила помочь ей найти брата, мать, отца или еще что-то, что ей подсказывала фантазия и или ее последний учитель Такиюдин, мать их. Когда же собиралась толпа наивных российских мальчиков, происходил мощный взрыв. Наивных мальчиков тогда собирали по кускам и увозили уже грузом-200 к матерям в Россию. Мальчики наивные, правда, по этой причине довольно быстро закончились, а новые были уже другие. Всех таких вновь прибывающих красивых чеченских девушек уже из бетонного дзота просили раздеться, буквально до «без ничего», и только потом приближаться… медленно. Шахидок, как их стали именовать после, стало намного меньше, но появилась новая напасть, снайперы. Сначала не очень заметно, но как выяснилось потом, очень результативно. Эти сволочи очень грамотно выбили самое результативное и, главное, адекватное командование. Причем это заметил даже Сергей, не самый глазастый по жизни, как мы понимаем. Вороватый ротный прапор Валерий Григорьев, жаль так и не поймали на горячем, хотя все были в курсе, и днем ходил не особо пригибаясь в траншее, и ему ничего не было. Двух же отличных молодых лейтенантов грохнули буквально через три дня после прибытия их в часть. Сам Сергей, уже зная свой взрывной характер, все равно неоднократно срывался и пытался уволочь эрпэгэху и посчитать дома, где он точно знал… Только благодаря друзьям и особенно другу Володе Крымаренко, выполняющего обязанности своеобразного «ангела-хранителя» он был еще жив и относительно цел и здоров. Удача в лице «ангела-хранителя» недолго его спасала, и уже ближе к весне его все-таки ранили в ногу и он загремел в госпиталь, и весьма надолго. Ранение было не то чтобы серьезное, задели только мягкие ткани голени, в частности ту камбаловидную мышцу, ну это для спецов, если что, кому интересно. Только вот он долго пролежал в холодном подвале той разбитой в хлам трехэтажки, пока до него добирались санитары, и в госпитале тоже что-то напортачили уже местные эскулапы. Короче, казалось бы, «повезло с ранением» в кавычках, и не повезло с лечением уже без всяких кавычек. Все лечение вылилось в полугодовое лежание в госпитале, где на нем тренировались, как на анатомическом пособии, в «реальном режиме» кто только мог, от светил науки чужой державы, до молоденьких ростовских, то есть местных аспиранток. Как ни странно, но вылечили, и даже без последствий… больших. Ранение и последующая реабилитация вылились в комиссию, которая долго совещалась и уже подводила и готовила его к комиссованию, но тут уперся сам Сергей, видимо, от горизонтального лежания вода из нижней части организма ударила в верхний и там… Тем более, лежа в госпитале, он получал письма не только дома от матери, но и от друзей со своей бывшей учебки и действующего и порядком уже обновленного полка, его места службы до ранения. Через месяц после его ранения погиб его друг Володя, вскоре не стало и Юхима. Юхим Сапаров – закадычный друг, и они неоднократно прикрывали спину друг другу, да и за чачей ходили вдвоем и тоже неоднократно. Казах по национальности и внук какого-то там их местного шамана. Юхим был душа компании, и часто, сидя с ним в окопе, Сергей знакомился с бытом и обычаями казахов. Не то чтобы было так уж ему это интересно, слишком далек он от этого был по жизни своей студенческой, да и зануден бывал Юхим иногда до невозможности. Но что еще делать? Телевизора нет, радио нет, газеты и те раз в неделю, и те не свежие. Пока придешь в казарму, и их уже того, зачитали, потому как туалетной бумаги тоже нет. Это все очень миленько обходится во всех романах и произведениях, и поневоле начинаешь задумываться, вот так сидя в окопе или в том же подвале полуразрушенного дома у Новогрозненского комбината, например. Тряпок нет, бумаги нет, одни кирпичи и пыль, что лезет во все дыры, ну, не будем о грустном, не самая важная все же тема, хм-м. Комиссию все же удалось уболтать, и то только тем, что в действующую часть его больше не возьмут, а вернут назад в ту учебку инструктором, видимо, были рекомендации кого надо в тему. Все же время, проведенное в окопе, и потом госпиталь очень сильно меняют характер. Лежа под капельницей с перевязанной ногой не больно-то и попсихуешь, да и кому тут это будет интересно. Сестрички в военгоспитале всяких видали, и героев, и трусов, и если что, укол со снотворным жахнут прям через штанину пижамы, быстро и не напрягаясь. Он видел, как его сосед по первости крыл матом весь медперсонал за что-то, а потом неделю спал почти не просыпаясь в собственном извиняюсь дерьме. Пока наконец сообразил, блин, «вонючка», что это в части он капитан, царь и бог подчиненных и герой войны, а здесь – так очередной полутруп и подопытный кролик и не более того для некоторых. Вернувшись, в учебке встретил своих, и капитана Плинова, и сержантов братьев Гнедых, Колю с Саней, вместе посидели и повспоминали их веселые и мои не совсем дни, под пивко и рыбку, и даже ничего вышло, и понеслась учеба. Уча новеньких, «не нюхавших», понемногу учился, а скорее, восстанавливался и сам. Уже не сильно дрожала раненая нога при отработке очередного ката. Тремор конечности, вследствие скорее какой-то психической травмы, нежели действительно физиологической, медики ничего не выявили, и поначалу явная хромота вскоре сошла на нет, и через где-то полгода Сергей с удивлением убедился: ничего не болит и не дергает. Дальнейшая судьба делает небольшой кульбит. Втянувшись в такую жизнь и почти не замечая ее течение и что все в мире меняется, Сергей почти безвылазно живет в части. Проходит его первый контракт в пять лет, и он не глядя подписывается на второй. За время жизни лишь одно событие слегка всколыхнуло его жизнь. Женитьба на лейтенанте Свете Колывановой. Местной разбитной бабенке, что случилась по пьянке и спонтанно, ну, любовь зла, все мы знаем, и даже как-то продолжалась ни шатко ни валко где-то года три после. Только жизнь не ладилась, да и детей не получалось, и сослуживцы достали сверх всякой меры, откровенно указывающие, что его Светик отнюдь не образец целомудрия и в его, Сергея, отсутствие дома гуляет напропалую. Сергей собрался и поговорил с ней. Поговорил, правда, лишь после того, как буквально выкинул курсанта без ничего и чуть не убил в процессе, хорошо, братья Гнедые как раз шли мимо, спасли. Неизвестно даже кого, то ли солдатика, то ли Светку-шалаву, то ли самого Сергея. Только после, уже как сильно отошел, он и поговорил со Светиком своим. Она откровенно призналась, что и размеры, и темперамент – все ее в нем устраивает (на что Сергей больше всего напирал как раз: Что ей, дескать, не хватает? Мужская гордость, видите ли, в нем взыграла, но вот его частые командировки с подшефными ее совсем не устраивают и целибат – это не про нее. Он часто по неделям с новобранцами шастал по окрестным лесам и, возвращаясь, буквально валился с ног, так что не сильно-то и обеспечишь после молодую и сильно, прямо скажем, темпераментную особу Колыванову. Разошлись тихо-мирно и скандала больше не устраивали. Да и из-за чего – видели глаза, что брали, вот и не хрен выпендриваться после. Мысль, что все со временем утрясется и его Светик одумается, а у него времени прибавится по службе, как-то прошла. Не свезло, в общем, парню и во второй раз. Да и горбатого могила исправит, наверно…. Подписание по этой причине и второго контракта совпало с началом второй чеченской, и Сергей недолго думая согласился вновь пойти на фронт, уже не сопляком, а считай, опытным ветераном. Как-никак боевое ранение и особенно лежание в госпитале очень поспособствовали становлению характера, ну относительно. Теперь под пули он зря не лез да и сильно не геройствовал. Хотя трусом его никто бы не назвал и не раз только его действия и спасали взвод разведки, которым почему-то именно он и командовал. Хотя формально во взводе был старлей, тезка, тоже Сергей Кириллов, но, побывав в паре вылазок, он без обиняков так и сказал перед взводом: – Короче, прапорщик… (а Сергей уже был старшим прапорщиком, лейтенанта ему так и не дали. Все же он имел неоконченное высшее образование, а половинка высшего никого не интересовала в части, бюрократия – дело такое). Старлей продолжил: – Значит, только выходим на маршрут, я твой зам. Всем все ясно? Я думаю, с таким командиром у нас у всех шансов по-любому поболе будет, ну а в части уже согласно табеля о рангах. Никто и не возражал, жить-то всем хотелось, и, как ни странно, авторитет старлея от этого только возрос. Куда их только ни забрасывало со взводом: и в горы они летали, и в городах по подвалам шныряли, даже в степи что-то искали и даже, как ни странно, находили… иногда. Раз шведку журналистку нашли, Кайа Лидеберг. Угораздило же Сергея первым ее вытащить и успокаивать после. Так потом и спать с Кайей пришлось. Именно спать, как с маленьким ребенком, а не то что вы подумали. Потому как она боялась от него отойти хотя бы на шаг. Еле-еле ее потом консулу передали с их психоаналитиком. Командование разное бывает, за спасение медаль обещали, а во взводе кличку дали: «очень молодой папа», за глаза, правда, «папа» меняли на другое слово, довольно обидное: «бестолковый нянь», но, помня о том, что он в учебке не последним был, в глаза ему этого не говорили. За два года самых интенсивных боев половину взвода, конечно, потеряли, хорошо хоть многих по ранению, но остальные все равно считали. Не будь прапора с его нюхом и везением, потеряли бы и всех, и не по одному разу. Сколько раз Сергей на себе вытаскивал раненых или уводил из засад, уже и не перечесть, ну, здоровьем бог его не обидел. По ранению в конце концов ушел и сам старлей Кириллов, а Сергей был все как заговоренный, только легкие царапины да синяки и пара вывихов за все время. Некоторым категориям граждан по жизни везет, до известных пределов, конечно. Опытные и битые жизнью сослуживцы и старожилы из местных время от времени подходили к Сергею и говорили, что пора бы ему завязывать с выходами и «выходками» своими, ведь по краю ходит и смерть за усы дергает: «Короче, прапор, завязывай, сам рискуешь и молодым пример показываешь нехороший, а им еще жить и жить». Сергей и сам видел, что уже да, теряет берега и чувство реальности, появилась какая-то ухарская бравада, чего с ним раньше никогда не было. В общем, все говорило за то, что пора завязывать, удача ведь долгой не бывает. Так все и случилось. На банальном прикрытии, когда брали какой-то мелкий схрон, доброго слова не стоивший, кстати говоря, нарвались в итоге на серьезную банду. Спасая взвод, Сергей с двумя сержантами остался прикрывать отход, надеясь, как и прежде, на свою удачу. Они уже помышляли сваливать нафиг, час, что они держались в мелком лесочке, уже нормально давал форы остальным, да и заряды к эрпэгэхе кончились и подсумки опустели до донышка… Вот тогда-то и прилетел тот шальной снаряд. Откуда он прилетел, было не ясно: то ли наши подключились и стали долбать методично по квадрату, то ли чеченцы что-то подтащили более серьезное сами – уже и не столь важно. Снаряд лег аккуратно в ячейку, где окопался по-быстрому Сергей со своим напарником. Сержанту Синицыну, что находился неподалеку, тоже неслабо досталось, правда, в отличие от Сергея с напарником, он хоть остался в целом виде, хотя и порядком искалеченным. От взрывной волны он ударился сначала о рядом растущую сосну, а потом вдобавок его хорошо приложило о землю и, в общем, и ему хватило. Кстати, наличие сержанта Синицына и трех сапог с остатками ног все ж позволило установить после командованию, что заслон в полном составе выполнил свой долг, и семья Сергея таки получила похоронку – что их сын погиб, выполняя свой воинский дол г. На этом можно было бы и закончить повествование о жизни непутевого, но в общем-то в чем-то удачливого и даже умного парня или уже опытного мужика, можно сказать, старшего прапорщика Сергея Полтарева. Но судьба, мать ее или отец – не знаю даже, и неважно это, сделала кульбит, и все пошло по новой. С днем рождения, Сер… Витоли. Глава 2 Детство, детство, куда же ты бежишь? Витоли Паровичок появился из-за угла внезапно, и, как с Витоли обычно случается, он стормозил и ничего не успел сделать. Во всем, что не касалось его любимой игры в боло (разновидность местного футбола), Витоли был задумчивый, медлительный и даже в какой-то степени, скорее, рассеянный, тормоз, одним словом. Теперь – по порядку, что предшествовало этому нерадостному событию. Школа второго круга столицы, идут занятия. – Витоли Вилесс, к доске, – грозная, как всегда, Натали Сергеевна. Вызвала его к доске зачем-то, еле-еле ответил на ее дурацкие вопросы, да еще и с примерами. – Тяжко вздыхает, поминая свои никакие ответы и будущую реакцию родителей на полученную оценку. И еще эта математичка… – что там подымала «математичка» Витоли уже додумать не успел. Его путь домой прервал визг тормозов… О ком идет речь у нас? Натали Сергеевна – учитель математики и довольно молодая женщина 38 лет, прямо скажем, выглядящая не на свой возраст, а где-то не более чем на 28 лет. Почему так? Потому как следит за собой и принимает известное лечебно-волшебное снадобье энерджазинов, именуемое в просторечии у людей «флаконы» и сильно замедляющее процесс старения и дающее телу бодрость и, главное, полностью без всяких последствий. Правда, не сильно часто принимаемое населением в силу своей высокой стоимости и краткости времени воздействия. Характер учителя математики да и ее прежнее место работы – имперская служба безопасности – не сильно способствовали потаканию вот таким вот Витолям. – Старая кошелка, маразматичка, уу-у, а как пристает все время ко мне, – бурчал по дороге домой Витоли, не обращая ни на что внимания, и донеобращался. Витоли можно понять где-то, не часто две «любимые» учительницы в один день устраивают головомойку, пусть и за дело. О ком идет речь? Бригида Петовна, совсем молоденькая, в отличие от Натали Сергеевны, учительница и только пришедшая к ним в школу, пару лет назад всего, но уже ведущая язык руси (русинов) устно и письменно, а также и географию в придачу. Очень разносторонне развитая личность эта Бригида Петовна, как говорили в школе, и Витоли даже что-то слышал про нее, но и она за что-то также невзлюбившая его. Вот она-то и вызвала Витоли к доске и по обоим своим предметам сразу и влепила соответственно не самые высокие оценки, если не сказать низкие, а именно четыре и пять соответственно. Учитывая десятибалльную систему здесь, от нуля и до девяти, то, считай, он получил два и два с плюсом. «За что?» – мысленно вопрошал Витоли, идя или, скорее, бредя домой, потому как спешкой эту ходьбу назвать нельзя было ну никак. Она или они обе, учительницы, почему-то взъелись на него за пониженные знания, и, в общем, им всем от него что-то было нужно. По всему видно было: день начался неудачно… А ведь очень хотелось погонять боло вечерком, а не эти уроки опять гон… учить и прочие задания дурацкие. Немецкую игру в боло, которой заразились и болели все окрестные да и столичные дворы, и даже, в халифатах она была не менее популярна, как Толини и говорил, во двор к Витоли, где он жил с родителями, эту игру притащил его друг Толини Хоникер. Немец по национальности, но давно живущий здесь, на Руси. Вот с тех пор Витоли и был страстный поклонник и завзятый игроман, или боломан. Временами за игрой забывая про уроки и даже про еду, за что и нагорало ему и повсеместно, и неоднократно, то от учителей, как сегодня, то от папы с мамой иногда. Мир Этелла. Благословенный мир. Немножко истории Сто лет назад был сменен календарь и вместо тогдашних двенадцати месяцев в году их стало или осталось всего десять. Зато по сорок дней в месяце их стало вместо прежних 35 дней и летней половинки. Раз в восемь лет один день добавлялся, он никак не считался, но нужен был для более точных астрономических расчетов длины года. Власть империи Руси представляла собой монархо-республиканско-церковный строй. Почему так? Потому как был монарх, император Владен, и двухпалатный парламент. Он состоял из представителей двух республик, входящих в империю Руси, и десяти опять же представителей от глав провинций-губерний, это наиболее близкое понятие, и высший, божественный – от жречества и его уже двенадцати представителей от всех богов. Правда, в основном от Единого и не полных жрецов от остальных богов, но об этом будет сказано дальше. Вот такая смесь, непонятно чего и с чем. Это когда-то непримиримые враги, республиканцы и иже с ними и почитатели Бога или – правильно – тогда еще богов. Война между ними была страшная и кровопролитная, но в силу слишком больших потерь в своих рядах, да и просто потерь рядового населения, их поддерживающего, они вынуждены сейчас мириться между собой. Как ни велики были их совместные претензии друг к другу, но за многолетнее совместное проживание и притирание друг к другу они таки нашли некий компромисс, и вот уже сто лет империя Руси прекрасно себя чувствовала и разваливаться пока никак не собиралась. Это несмотря на вот такие довольно сложные внутригосударственные интриги, в результате которых пришлось кроить даже месяцы, да и счет переводить только в десятичный, тогда как раньше был и десяти- и двенадцатеричный, ходивший параллельно. Рядовых граждан из плебеев и дворян всех сословий это все никак не касалось, и слава Всевышнему. Сто лет назад, как читал Витоли, была тьма религий и различных богов. Всего двенадцать, но ведь для Витоли это уже количество. Ужас просто и как это возможно – не было стройной десятичной системы, как сейчас. Каждый верил в кого хотел и творил что хотел. Вот тогда и пришел Великий, или, как его звали сейчас, Всевышний и Единый в одном лице, и навел во всем строгий порядок. Причем если в государстве Руси порядок наводился более-менее мягко и неторопливо, то в Немецкой – это в соседней и союзной республике – уже дело было чуть пожестче. По крайней мере это так писалось в учебниках истории Руси и мира. Про войну в Халифатах – это соседняя и уже не союзная страна, с которой у Руси такой вооруженный нейтралитет, – то там резня, говорят, была будь здоров, это в вольном переводе и понимании самого Витоли. Все-таки к ним в Халифаты пришел не сам Всевышний, а только его представитель. Это все описывали в учебнике той истории Руси, что между делом, игра в боло, и ремнем отца, иногда почитывал Витоли. Какой-то Просказатель, или как-то чуть по-другому, на руси это дословно переводилось целой заумной и длиннющей фразой, но учителя допускали, если просто сказать «Просказатель», что Витолю безмерно радовало, ибо историю он не любил, как и все остальные предметы, впрочем тоже, за исключением пения и… рисования. Что там за война случилась, было ему непонятно и «до звезды», как говорят, но в результате на Руси осталось около не более сотни миллионов человек всего населения из более чем трехсот миллионов на время ее, войны, начала. У немцев и того меньше, всего около 80 или где-то половина от былого их количества, а в халифате примерно 120 миллионов человек, сколько их было до прихода, никто теперь и не знает. Раньше не считали, но, наверное, и за миллиард переваливало, как говорил учитель по той истории Руси Смилин Старович. Это просто громадное число в голове у Витоли даже и не укладывалось. Когда же он пытался выписать все нули на доске и не ошибиться при этом, то по три раза пересчитывал, переписывал, сомневаясь, правильно ли, благо никто не видел тогда его. А то было бы стыдно перед девочками из класса, а особенно перед одной одноклассницей Мартой. При воспоминании о ней Витоли краснел, даже будучи один, и количество нулей здесь было совершенно ни при чем. Все тогдашние преобразования, в понимании Витоли, вылились в то, что сейчас требовалось один раз в неделю (десять дней – местная неделя, здесь и далее адаптировано под наш календарь, насколько возможно, и правильно, «декада» будет наименование ее) в первый выходной, соответственно, девятый день недели, надо, и до обеда желательно, сходить в храм Всевышнего. Там вместе с молитвой благодарения за мир во всем мире, и здесь это не иносказательно даже, прослушать там же еще и небольшую лекцию. Слушать ее надо обязательно, – делал пометку Витоли для себя. Потом, зараза, обязательно спросят про нее в школе, и придется еще и держать экзамен после, по окончании уже учебного года. Здание храма Всевышнего было большим, если не сказать огромным, и больше напоминало столичный институт, где Витоли как-то был с экскурсией всем классом. Оно, кстати, поэтому и называлось «Храм-институт Всевышнего», где было много кафедр, по мнению, Витоли – просто больших помещений, но сказали – кафедр, ну и ладно. Эти помещения были для всех возрастов и разных степеней приближения к Всевышнему. Благодаря своей достаточно неплохой памяти, Витоли пока проскакивал и экзамены по этим лекциям-беседам богословов сдавал с ходу. Не то чтобы там уж сильно придирались, но это были совмещенные экзамены и по всем законам государства Руси в том числе. Не только одни божественные заповеди, поэтому приходилось существенно напрягаться, что он не сильно любил, а еще меньше понимал, что и зачем это все ему надо. Законы Руси были строгие, по сравнению со старыми, той, еще старой империи, это так, как говорили все учителя. Да и его отец подтверждал, при редких, эх-хе, раньше и довольно частых беседах в последнее время сейчас. Один закон о курении чего стоит – и чего к нему придрались? Не такая уж и большая проблема, как на взгляд самого Витоли. Ну курит кто-то – и что с того? Правда, раньше, говорят, курили какие-то травы, вызывающие то ли привыкание, то ли отравление, короче, Витоли ничего не понимал в этом, да и не интересовался, в общем, сильно этим. Сейчас все было по-другому, это его просвещал как-то под настроение отец. «Курение, сын, только после твоего совершеннолетия, это в двадцать один год на Руси у нас. Считай, после обязательной службы в войсках самообороны или флота, – понял, сын?» В общем, на Руси призыва как такового и не было, но дворянин, каждый дворянин обязан. В смысле он не обязан по призыву, но по велению совести и долга должен отбыть два года после совершеннолетия, где укажет император Руси. Во где ужас – вздрагивал он всем телом тогда. По поводу же курения Витоли так думал: и зачем оно ему после совершеннолетия надо? Нюхал он тот табак, не понравилось ему совершенно. Отец его иногда курил, редко, но все же. Закон о табаке, кстати, его учили одним из первых. Первую сигарету можно получить только по паспорту, серьезная такая гербовая бумага и с фотографией, это только для дворян и опять-таки с 21 года. Фотография появилась совсем недавно, и качество ее было пока не очень, Витоли так рассуждал, листая документ отца, что он нарисует портрет отца и лучше, если что. Сам Витоли неплохо рисовал, иногда под настроение и одноклассников мог после матча изобразить, на фоне, допустим, «активных» ворот. Можно и одноклассниц, но он пока стеснялся этого и сильно стеснялся. – Тебя запишут, – нудил с объяснениями отец, как лицо в данном случае заинтересованное, – в магазине присвоят там номер, и можешь брать сколько хочешь. Даже можешь послать своего будущего сына или дочь за ними потом уже, и неважно кого. Он называет номер и получает, что хочешь. Видимая ловушка и несуразность очень проста, как любил порассуждать с ним отец после кухни, где они, отец с мамой, бывало, приговаривали бутылочку вина на двоих. Если выяснится, что он, Витоли, например, взял не отцу или кому там еще, а себе и сам, то на первый раз он получает суток пятнадцать отработки или на ферме за городом, или по городу чистить канализацию, или вот улицы от вездесущего конского навоза их «яблоки» убирать. Причем это к любому сословию относится. Отец приводил в пример сына самого губернатора Семила. Если же выяснится, что родители разрешают своему сыну курить сами и не принимают никаких мер воздействия, то один из родителей получает сразу срок, один год тюрьмы. За что такие строгости, Витоли было совершенно не понятно. Правда, и действовало, на улице курящих практически нельзя было встретить, только в парке иногда забивали костяшки пожилые дворяне, вышедшие в отставку. Вот те курили, Витоли около них раз стоял, там дышать же невозможно было, поэтому закон он даже где-то одобрял про себя. Особенно когда надо было сбегать отцу, а его в этот момент ждали ребята на боло. Удар паровика был внезапный и сильный, хотя видимых повреждений Витоли он, и не нанес. Первое время врачи ничего не могли сказать определенного про состояние здоровья пострадавшего безутешным родителям Витоли Вилесс. Только разводили руками: все в руках Всевышнего, уповайте на него. Был момент, даже клинической смерти, но потом применили новый метод электрического стимулирования сердца, изобретенный и применяемый до этого только в имперской академии. Все это родителям рассказывал седой степенный доктор с окладистой бородкой, которую он периодически поглаживал рукой. – Сейчас все хорошо, и благодаря моим новейшим методикам ваш сын уже где-то через полдекады – что-то подсчитывая про себя, – да, да, пациент будет совершенно здоров. Родители Витоли на это рассыпались в благодарностях. Родители Витоли, Сереги и Миритина Вилесс, были из хорошего рода специалистов. Обедневшие по разным причинам в прошлом их родители-дворяне, но с хорошей историей и без пятен ереси, что важно, и неплохим послужным списком, что, надо сказать, помогло в жизни им обоим. Сначала они, оба родителя, весьма неплохо окончили институт, правда, разный и в разных местах, а потом устроились на работу на местный военный завод. Где Витолина мать по имени Миритина начала работать технологом, а отец Сереги уже был к тому времени ведущим инженером-чертежником. Где они и познакомились в свое время и в последующем поженились. Витоли было 16 лет, и он заканчивал десятый класс стандартной одиннадцатилетки во втором округе столицы. На первый круг столицы родители Витоли все-таки не тянули ни происхождением, ни деньгами, скорее, не миларды, чай. Сто злотов – не мало, как для плебеев, но и не шибко разгуляешься на такие деньги. Родителям, правда, знакомые при заводе предлагали специализированную профильную школу для их сына, намекая на их самих образование и их довольно выдающиеся успехи на работе, но они не решились портить единственному сыну жизнь: а вдруг будущая профессия не понравится и что тогда делать? В этом они, кстати, не прогадали, или, Всевышний их надоумил в этом. Сын отнюдь не блистал успехами, от слова «совсем», и если физически он был развит весьма неплохо, то вот в остальном, прямо говоря, да-а-с. Их сын неплохо рисовал, хорошо пел в классе на уроке, но уже с техническими науками шел большой напряг и это сильно мягко выражаясь. Если еще химию – мать химик-технолог как-никак – и тоже черчение – отец в помощь – еще полбеды и хоть как-то вытягивались, то с точными науками, той же математикой, суть алгебра и геометрия, это был полный провал, а на этом фоне почерк курица лапой с массой ошибок по-русинскому вдобавок. В общем, слава Всевышнему, что оградил их чадо от специализированной школы. Потому что как бы они сейчас выглядели, если он и в общей школе плавал, то что бы он делал в специализированной, где знания нужны намного углубленнее и требования к ним существенно выше. Правда, оттуда и берут охотнее и на более престижные работы, но есть большое но: знания и умения требуются тоже такие же соответствующие, углубленные. Вот по этому поводу семья Вилесс и собралась сегодня вечером на семейный совет. До выхода из больницы осталась половина недели, пять дней, по словам профессора. До конца учебного курса, или учебного же года, четыре месяца. Надежды, что сын сдаст экзамены по всем предметам, нет никакой. По части предметов из них – да, может быть. По основным, той же математике и руси, ну, можно помечтать, конечно, но толку-то с тех мечтаний нет никакого. Решено было сначала тряхнуть кошельком, отец, правда, по простоте душевной, предлагал начать с ремня, но Миритина уперлась, и супруг вынужден был сдаться. Но на первый раз он предупредил. На первых порах решили не нанимать официального репетитора. Все-таки немножко стыдно, они потомственные дворяне-специалисты, а сын оболтус и недотепой растет. Поэтому решили просто по-тихому, ненавязчиво попросить на первое время хотя бы двух учителей по предметам: той же руси и математике. Благо по математике она одна и по теоретической, и по практической части была. Сереги Вилесс, происхождением, конечно, не дворянин-купец, но быстро просчитал, что это уже большой плюс по деньгам выходит. На большее они, скорее всего, и не потянут материально, а если официального репетитора нанимать, то и тем более, да и сын тоже ведь и отдыхать когда-то должен. Свой ведь сын, да и не плебей же, в самом деле, не за ремень браться, что пару раз приходилось, и жена Миритина потом дулась за жестокое воспитание их сына, на что и соглашалась до, видимо не очень задумываясь, о чужой попке. Договориться вышло на удивление просто. Бригида Петовна, учительница по русинскому, согласилась на два занятия в декаду. Она и сама будет приходить к ним домой, ей это не трудно, и два часа заниматься руси письменно и устно литературой – по часу каждым из предметов. За это они пообещали ей новую мебель в ее квартиру. Бригида Петовна жила в общежитии, и то, что там была за мебель, вам уже понятно. Причем с Бригидой Петовной им повезло, можно сказать, дважды. Она не настаивала на немедленной оплате и была согласна, так сказать, по результатам и оплата. Она была довольно молодая еще учительница и немного сомневалась в своих силах. Что, надо сказать, несказанно обрадовало родителей Витоли, получивших на этом такую своеобразную нежданную рассрочку платежа. Они, правда, в силу своей профессии или, скажем, не частой покупки мебели, видимо, не знали еще и цен вдобавок, но пока не суть. Учитель математики, наша знакомая Натали Сергеевна, наоборот поначалу наотрез отказалась от сомнительной славы репетитора их сына. Мол, такой оболтус, как их Витоли, ей не по зубам и случай вдобавок еще и очень и очень запущенный. Тогда в бой был пущена тяжелая артиллерия в виде знакомства с Гесиком Смайловичом. Гесик Смайлович – это муж математички Натали Сергеевны и большой любитель сложной, суперсовременной техники. Ему по знакомству и в виде такого своеобразного презента и был обещан тюнинг его паровичка, силами рабочих завода, где работала семья дворян-специалистов Вилесс. Этому любителю новой техники жена уже не смогла отказать. После этого «математическая» крепость была взята и учительница, хоть и с сомнением, но согласилась все-таки помочь. Правда, только наотрез отказалась приходить к ним домой. Как она сказала – «Еще чего не хватало. Я по ученикам еще домой только не ходила, девочку нашли, что ли, здесь пусть остается после уроков». Сказала, что будет заниматься после уроков и только один раз в декаду на два часа, и все на этом, сказала как отрезала. На вопрос родителей Витоли, не мало ли будет, ответила: «Если увижу рвение и хоть какой-то результат, можно будет и увеличить число занятий. Если же за месяц не будет ни малейшего сдвига и результата, извиняйте» – она откажется тогда совсем от таких бессмысленных занятий с их сыном. Скрепя сердце и скрипя зубами пришлось согласиться с ней – а что делать? Что сказать? Если с учительницей руси им очень повезло: и оплата потом и два занятия в декаду, что давало уже большую надежду на успехи, то здесь только одно занятие, а еще и неизвестен результат этого. До полного их счастья этот Гесик, муж Натали Сергеевны, приперся на завод буквально на следующий день после согласия своей жены на репетиторство. Как только его пропустили на проходной? Завод-то военный как-никак. Можно сказать, пока чернила на договоре не остыли. Вдобавок и тюнинг паровичка вышел в совсем не слабые деньги. Как оказалось, инженер-дворянин Сереги очень хорошо понимал, что и как надо делать теоретически в механизмах и дизайне. Но он, оказывается, ни демона не знал, сколько все это стоит практически и в злотах – это местные монеты такие. Значит, вот этот вот тюнинг, о-о, и продлившийся-то всего пять дней, аккурат до выписки Витоли, и обошедшийся их семье всего-то в триста злотов. И то только потому, что их инженер – свой человек и рабочие на заводе сделали ему хорошую скидку. Сереги, правда, сильно кривился на это, скидка для дворянина – это как-то по-торгашески совсем выходит и сильно не по чести дворянина-специалиста, но чего не сделаешь ради их любимого сына. – Хотя и нехорошо это, – вздыхал Сереги, – но кошелек не бездонный все-таки. Дворяне-специалисты издавна не очень любят дворян-купцов, торгашей по их наименованию, и взаимно друг друга презирают, не повсеместно, конечно, но есть такое дело. По этому поводу глава семьи вот что сказал: если все это не поможет Витоли, он самолично купит хороший новый ремень из кожи старого сможа и лично отходит любимое чадо не взирая, – при этом выразительно смотрел на свою жену. Потому как его ежевечернее пиво исчезло как дым, кстати, как и выходная бутылочка хорошего вина уже на двоих им с женой. Чем недовольна была еще и его супруга. Поэтому отвертеться сыну, скорее всего, не удастся, а только примерной учебой и сдачей экзаменов на отлично или хотя бы на хорошо, они были реалистами все-таки. Новое утро иногда как день рождения. Сергей Сергей плавал в темноте. Где-то вдалеке шумели волны моря или озера – неясно. Они медленно накатывали на берег, и вдобавок противно и монотонно кричал ишак. Что? – Сознание начало всплывать. Что? Какой ишак? Он что, в плену? – мысленно задергался, но тело не слушалось и лежало совершенно без движения. Связан, ранен, затекло или отлежал? – мысли неслись без остановки. Ужасы плена он неоднократно слышал от других. Да и видеть приходилось, чего уж там, та журналистка надолго запомнилась, еще пара солдат, которых он как-то самолично даже освобождал. Какие-то сломленные, не люди, а скорее как дрессированные животные. За кусок хлеба готовые на все и ни на что уже не годные как собственно люди. Они вздрагивали от всего, и их любимая поза – по-любому поводу упасть, сжаться в комок, закрыв голову руками, и делай с ними что хочешь после этого. Нет, Сергей их не осуждал и не презирал, как некоторые сослуживцы, его коллеги, брезгливо морщившиеся, глядя на таких опустившихся и потерявших все человеческое узников. Еще не факт, что бы он сделал сам в таком положении и кем бы стал через месяц или тем более год вот такого плена. Те же сестрички в госпитале, хоть и не бандитки, но строили всех вплоть до полковников, и с такой милой улыбочкой, что прямо дрожь пробирала и в начале лечения, когда их видел впервые, и в конце, только причины были уже совершенно различные. Что он в плену, он понял сразу. Во-первых, связан, не удалось пошевелиться ни рукой, ни ногой. Во-вторых, темно как, как… в общем, темно, вы поняли? – Такая естественная темнота, что бывает исключительно в одном месте. Лежал так или сидел он по собственным ощущениям дня три. Как это может быть? Если темно и нельзя пошевелиться, но между тем было понятие – прошло три дня. За это время только одно событие его взбудоражило, хотя как сказать, лучше бы его, наверное, и не было совсем. На третий день его пришли бить или, видимо, совсем убить. Кто пришел? Неясно. – Это по известным уже причинам. Он не видел и не слышал, и даже удары не совсем чувствовал. Хотя по кости они же должны передаваться, но как же у него все болело после этой экзекуции, буквально каждая клеточка на его теле. Такое впечатление, что не оставили ни одного участка, где не прошлись бы сапогом или дубинкой. Голова просто раскалывалась. Он уже ничего не хотел и только ждал, когда же все… отмучился, после такого все равно ведь не жилец. Звезды светили в окно, и было их как-то неожиданно много. Даже в тот кусочек неба, что попадал в квадрат окна, он насчитал 12 штук. Странно, то ли у него сильно улучшилось зрение, то ли это участок неба такой попался. За окном были интересные звуки. Слух заработал, и первая или, скорее, уже вторая после зрения радостная новость. Вроде, как старинный паровоз пропыхтел за окном. Был такой у него случай в далеком детстве. Он видел, как из депо выгоняли старинный паровоз, и он его даже трогал тогда. Правда, кроме вымазанной в саже руки воспоминаний больше и не осталось, но ведь это был настоящий паровоз, оо-о. Вот и сейчас он сначала даже подумал, что он едет куда-то, но еще раз окинул помещение и понял: нет, скорее всего, в комнате лежит. За окном через некоторое время выглянула луна. Правда, была она какая-то совсем маленькая и не совсем даже как бы круглая, ущербная какая-то. Неожиданно в памяти всплыло: не Луна это, а Селена. Луна будет там выше, и она больше размером, и круглая она. Шизофрения, однако, – проснулась несвоевременная мысль из несостоявшейся профессии. Болезнь не самая хорошая и желанная воспринялась легко и просто. На фоне чеченского плена, войны и кошмаров, возможной инвалидности, голос в голове уже воспринимался как нечто само собой разумеющееся, такой милый и даже чем-то приятный и уже почти не вызывал отрицательных эмоций. Такое легкое сожаление и не более того, даже в чем-то хорошо. Хотелось пить, но руки еще не слушались, и приходилось ждать утра. Тем временем на стене тикали старинные ходики, и в свете луны или не луны, черт его разберет теперь, на них были видны стрелки. Ничего необычного в них он не заметил: стрелки и стрелки, пока не прошло примерно около получаса. Он долго смотрел на циферблат. Сначала ему показались неправильные цифры и их начертание. «Какие-то они не такие. Римские, что ли?» – мысль Сергея. «Нет, – не согласилась на это его шизофрения, или, как решил Сергей ее называть, осознание, – обычные халифатские цифры. Ничего не римские, и вообще “римы” – это их старинное название, сейчас они “немцы” зовутся». Спорить со своим вторым сознанием, которое осознание, будет себе дороже. Поэтому решил для себя, что халифатские, значит, пусть будут халифатские. Еще минут пятнадцать попялившись на настенные часы-ходики и окончательно убедившись, что стрелки вращаются в другую сторону, и согласившись с своим осознанием-шизофренией, что в ту, что надо, он окончательно успокоился и заснул сном младенца. Утро встретило его сначала бодрой санитаркой в сером халате, которая сначала молча засунула ему утку под зад, а потом так же молча повернулась и вышла. Уже привычно напрягся, спасибо госпиталю, никакого стыда он не испытывал уже давно по этому поводу. Струя зажурчала, и тут он понял, что руки его неожиданно слушаются. Попробовал ноги… ну, не все прямо так и сразу же. Через время зашла санитарка вытащила утку, сказала: «Молодец, мальчик», – и ушла. «Молодец, мальчик, – не такая она и старая против меня будет, чтобы я был для нее мальчик», – подумал Сергей и удивился. Что-то было не то? Первое: опять влезла шизофрения и сообщила, ну весьма своеобразно сообщила, но пусть будет в виде диалога, хотя это не совсем так. – Сереги будет правильно, Сергей – это имя моего отца в полном его наименовании, то бишь в отчестве, только тогда это слово так и произносится. И это, – тетя санитар старая, ей лет, наверное, больше тридцати будет, а может, и все тридцать пять будет. Значит, старая уже и плебейка вдобавок, – осознание явно нос от нее воротило, хоть и стеснялось при этом сильно. – Во-о ответ, а мне тогда сколько? – переговаривался Сергей сам с собой, не особо обратив внимание на незнакомое слово «плебейка». Получил – шестнадцать сейчас есть, а в конце лета будет уже семнадцать. Крыша, не спеша, шифером шурша, ехала к земле, прохожие визжали и шарахались в стороны. Не к месту вспомнился анекдот, совсем не к месту. Сознание действительно ненадолго покинуло его. Он отстраненно смотрел, как пришел добрый доктор, вставил трубочки в уши и стал что-то слушать и спрашивать его. Причем очень удивился речи. Именно тому, что пациент скорее жив, чем мертв. Даже двигает руками, что вдвойне странно. Правда ноги пока никак, но это временно, как пояснил добрый доктор. Все это отстраненное сознание воспринимало как бы со стороны, причем если только прислушиваться, не прислушиваясь, просто слушать, – получалась какая-то ближе к немецкой каркающая речь и абсолютно непонятная. Он стал слушать, как и прежде, через осознание и неожиданно волевым усилием закрыл сам себе рот. Причем на половине фразы, буквально в последний момент и только что не руками. Что заставило его так поступить? Фраза, которую собралось сказать его тело или он сам, как бы это сказать правильно, была следующая: «В меня кто-то подселился, он управляет моим телом, помоги мне, о Всевышний». Сергей успел остановить фразу буквально на первом слове: в меня… А добило его слово «Всевышний», то, что он все-таки успел не произнести. Хоть и не большой любитель земной истории, но про происки инквизиции прошлого мы слышали все и в институте проходили, правда только краем уха и на первом курсе еще. Что бы сейчас оно ни было, как бы оно ни происходило, а изгнание дьявола ничем хорошим для него не кончится, это он знал точно. Уже ночью рассматривая звезды, а потом и часы со стрелками, вращающимися в обратную сторону, он понял: от земли он очень и очень далеко. Это несмотря на то, что лежит он сейчас на первом этаже. Все это, конечно, хорошо, но фразу надо было закончить, а то уже добрые доктора косились, и он не нашел ничего умнее, чем спросить: А меня будут колоть еще?.. Что вызвало здоровый смех и утвердительное высказывание – что да и всенепременно, молодой человек. Но я же хороший мальчик, и он уже не боится уколов, а то они расскажут его одноклассницам-девочкам, и ему-мне будет потом очень и очень стыдно смотреть им в глаза. Утверждение о девочках подвигло целые пласты информации в осознании, и Сергей надолго завис в молчании. Светка, Валери, еще какая-то Марти – как-то все это было слишком непонятно и волнующе, причем неправильно волнующе. Если сам Сергей думал, что вот бы заняться, так сказать, процессом воспроизводства людей, то то, что в нем поселилось, – какое-то осознание непонятное. Вот оно только мечтало о каком-то поцелуе, причем хотя бы мимолетном, и уже от одного этого млело и впадало в экстаз и нирвану. Два доктора между тем посовещались и, кивнув медсестре, уже в более привычном белом халате вышли, а она, достав обычный, не одноразовый, а стеклянный шприц, стала деловито готовить его к сей неприятной процедуре. Поглядывая то на меня, то на пузырьки с микстурами. Видимо, не дождавшись от меня никакой реакции, спросила: «Не боишься?». Видимо, это тело или, скорее, его владельца Витоли таким способом не раз ловили на слабо. Чтобы не выходить из образа, сказал: «Не боюсь». Что вызвало понимающую улыбку и немедленный укол. Что сказать, еще не вернувшаяся чувствительность сыграла свою роль, и я даже не поморщился, ибо не было от чего. Сестричке моя реакция совсем не понравилась, и она спросила: «Не больно?». Получив утвердительный кивок, вытащила шприц. Протерла ваткой место укола, заставила держать ватку на месте укола и сама вышла. Как оказалось, снова за теми докторами. Они вернулись весьма быстро и стали долго о чем-то совещаться на незнакомом мне языке. На латыни, наверно, хотя язык Сергей не опознал, что для бывшего медика и странно немного, но другой мир – что же тут поделаешь, латынь тоже, видимо, другая. Потому консилиум врачей был недолог и вердикт звучал так: на массаж пациента, а там посмотрим, и с таким немудреным диагнозом и пожеланием мне всего хорошего они вышли. Что сказать? Массаж мне понравился, мне его и в учебке делали вполне профессионально, и в госпитале без него никак не обойтись, а тем более мне как неходячему, там. Здесь то же самое сейчас было. Это не смотря на другой мир, с его непонятными языками и людскими этими постоянными – слава этому Всевышнему, вот с такими непонятными мне не местному пока отношениями. Пришел массажист, темные слегка вьющиеся волосы на голове и такое же лицо, не, не невьющееся, просто темное, парень – не негр точно, скорее, темный араб такой. Без предисловий перевернул меня на живот и молча приступил к своей работе. Пока он массажировал мне икроножные мышцы ног и каждой ноги отдельно, я ничего не чувствовал и просто отдыхал. А вот когда он перешел на спину и стал разминать квадратус люмборум, или, по-простому, мышцы поясницы, я заорал. О, как я кричал, – это надо было слушать. И как только связки выдержали? Бедный массажист забился в угол и укрыл там голову руками, а в кабинет влетели два санитара и за ними следом два доктора. Потом толпа как-то разбавилась давешней санитаркой, и в конце концов врачей собралось в палате будь здоров. Я же затих и даже зажмурил глаза, стесняшка, блин, но больно же было, ё-моё. Врачи сначала выгнали всех лишних и посторонних. Потом снова осмотрели меня более тщательно и потрогали, потыкали меня везде, где только можно. Добрый доктор даже мои мужские достоинства покрутил в разные стороны и многозначительно похмыкал. Они-то или оно то ли чем-то ему понравилось, или не понравилось. Зачем-то посмотрели совместно горло, ну правильно, где жидкость выливается и соответственно где она вливается, спецы, блин. О чем-то посовещавшись между собой на своем чучмекском же языке, засмеялись и ушли, напоследок сказав массажисту, что какой-то Халиф будет им доволен. Он поклонился им в пояс, дождался, пока они выйдут, и подошел ко мне. Сначала осторожно и опасливо потрогал ногу, потом чуть помял спину или скорее плечевой пояс и только после всего этого и до моей злосчастной поясницы опять добрался. Резкая до судорог боль, наведшая такой переполох в палате да и во всей больнице, видимо, как появилась внезапно в квадратной мышце, так же и пропала неизвестно куда, и даже когда массажист стал снова массировать в полную силу, боль не вернулась совсем. Лишь слегка покалывало и все, но это было скорее даже приятно. Перевернул меня на спину и, накрыв посредине полотенцем, продолжил. Объяснив при этом, что негоже одному мужчине смотреть на достоинства другого мужчины. Ну я про это ничего не скажу, но тот добрый доктор трепал мой отросток без всякого зазрения совести и всякого стеснения, хорошо хоть в перчатках был, правда тонких и матерчатых каких-то. Массажист же, араб этот, пояснил свою мысль: может возникнуть чувство зависти, а это нехорошо, недостойно мужчины, ну да было бы там еще чему завидовать. По этой же причине и женщины не должны демонстрировать свои прелести друг перед дружкой. Это, видимо, он мне рассказывал свои мировоззрения или, что, скорее всего, более верно, местные какие-то религиозные догмы, хадисы, там, или как оно здесь называется по-другому, привет, Юхим. Когда же я спросил, а как же выбирать тогда, намекая, что девушек желательно хотя бы посмотреть, а то и пощупать надо для полноты… Все это уже после массажа, когда я, несмотря на протесты, все же сел прямо на столе, предварительно повязав широкое полотенце на пояс. Разговаривали мы с ним долго. Я, правда, больше молчал и слушал, мотивируя только рассказчика иногда некоторыми восклицаниями: а, да, угу, у, ну да, – ему и этого хватало, видимо, или дефицит слушателей, или такой местный любитель языком чесать. Звали массажиста-моралиста Омати, был он из мореходов и бывшим пиратом из Халифата. Вытаскивание из памяти Витоли – Халифат, или халифатство – страна, государство на западе от империи Руси. Правитель, халиф, выбирается советом кланов кочевников пожизненно, и только со смертью правителя происходят перевыборы, но обычно выбирают из этого же клана. Поэтому можно говорить о династии и преемственности. Как кочевники они уже не воспринимаются остальными народами, да и ведут скорее полукочевое существование. Это проявляется в том, что только небольшие племена выпасают скот в виде коз, овец и верблюдов, а большинство уже никуда не двигается и занимается растениеводством у многочисленных прибрежных арыков. Также из-за большой протяженности морской границы сильно развито мореходство и в том числе рыболовство. Хотя империя Руси и оспаривает лидерство халифатцев в морском деле, но это все же более вероятно. По семейному положению каждому мужчине положено, именно положено иметь четыре жены, а в последнее время желательно и больше. Это, скорее, больше обязанность, чем право. Потому как климат все же не способствует большим урожаям, а море, или – правильно – океан под именем Западный Арес (есть еще и Северный Арес), слишком переменчиво, и вместо большого улова можно запросто сложить голову, а содержать жен надо, это мужская обязанность там. Отношение к женщине в халифатстве – скорее как к мебели или как к очень полезным и нужным животным, в отличие от той же империи Руси, где декларируется почти… ну с вариациями, конечно, равноправие обоих полов. Проблема с повышенным рождением в последний век девочек очень напрягает халифа Бенгема, как и все народы мира Этелла, поэтому в халифатстве и такие суровые требования, чтобы количество наконец перешло в качество. Нафиг про халифат, осознание, – подумал Сергей, – слушаем Омати дальше. Охотились они в прибрежной зоне халифата, в своей зоне, естественно – он уточнил, – и раз чисто «случайно» перешли в территориальные воды государства Руси, где их и поймали. Это родное государство Витоли называется, если что, империя Руси. Чтобы не спровоцировать межгосударственный скандал, правительство халифата отдало всех пойманных пограничниками людей вместе с их кораблем в руки правосудия русинов, с тем чтобы оно уже само дальше решало. Что с ними, с пиратами этими, делать? Большинство было отправлено на каменоломни, вроде, – Омати не знал точно, но предполагал, – Оставшихся, повара, врача и самого Омати. Он тогда был еще слишком молодым и помощником лекаря вдобавок и занимался на корабле массажем, да еще обычное для юнги на корабле – подай, принеси и пошел вон отсюда. Он тогда в силу возраста попал под амнистию. Ему, можно сказать, повезло, его взяли в имперский институт сначала как наглядное пособие, а когда узнали, что он еще и массаж неплохо делает… Вот с тех пор он здесь в больнице все больше и живет и подрабатывает между делом, а не смущает своим видом экспоната по анатомии студентов и студенток столичного института. «Что-то он мутит или не договаривает, – подумал Сергей, – где институт и где больница находится, что лежит сейчас Сергей. Это второй круг, конечно, столица, но это второй круг и для местных аристократов-милардов, то бишь место совсем не престижное. Где-то ты, друг, видимо, накосячил, и тебя выперли. Это ближе к правде будет». Вида на жительство ему, правда, не дают, – Омати продолжает, – а тем более самого гражданства империи Руси, но это ничего, он не жалуется. Его никто здесь не обижает, и вещи он покупает, когда хочет, и какие-никакие деньги есть у него всегда. Санитарочки здесь ну есть очень хорошие, и подмигивает мне, зараза такая черномазая. Типа, держись, парень, и ты не пропадешь. Я только покивал на это, да, вот это я попал, не жизнь – сказка… страшненькая она, правда, местами. Меня снова перевезли в палату после массажа, правда, уже в другую, и оставили наконец в покое. Пришла мне пора самому разобраться, что мне делать, что я, кто я и что со мной все-таки произошло. То, что я теперь шестнадцатилетний паренек, – это ясно. И этот парень, тот, что прежний хозяин тела, случись упустить мне контроль над собой, начинает вылезать на поверхность и перехватывать контроль над телом обратно. Убью гада. Правда, пока особо не бунтует и подсказывает, если что мне непонятно здесь, но как это долго продлится и не проколюсь ли я с ним далее перед местными? Надо что-то с этим делать, и желательно пошустрее. Потом начал вспоминать, кто я здесь, где живу, что и как делаю, в общем, тряс память донора по полной. Со стороны сам себе диагноз ставлю – шизофрения. Надо же вживаться как-то, так до обеда и провозился с этим всем сильно непонятным. Перетрясая своих новых старых знакомых. Что хорошо, путаницы все же не было. Как я боялся вначале, что у меня шизофрения или ДРИ (диссоциативное расстройство идентичности), что, скорее, будет более верным с медицинской точки зрения. Но для всех остальных, немедиков, пусть шизофрения будет, что понятнее и ближе народу, далекому от медицины. Не было у меня такого, что вспоминаю боевого товарища Петра (черт, девчачье же имя, невовремя влезла память осознания, намекая на женскую букву «р» в имени), а в мозг лезло изображение крупного плотного паренька Вихо Смалиди, что сидел впереди меня за партой. Правда, это только после соответствующей тренировки и с жуткой головной болью в итоге на следующее утро. Но зато и результат в итоге того стоил. Две жизни – Витолина до и Сергея теперь – четко разграничивались, и требовалось только, находясь в одной, вытаскивать сведения из другой. Хотя, при известной сноровке, и можно, и даже довольно шустро. Правда, со стороны в это время я таким тормозом буду выглядеть, но это все же лучше, чем прорвется осознание того или этого хозяина Витоли, и все, мне хана на этом. На фоне же, прямо скажем, не очень умного Витоли и незаметно будет, я думаю и сильно надеюсь. С этим делом разобрался. Стал вспоминать своих «новых» родителей, уже нынешних, этого тела. Старых, вот, чтоб не путать, перевел в разряд дедушек и бабушек, благо у нынешнего тела их и не было уже и вовсе в живых. Да, они приехали в этот город сами издалека и, видимо, давно, Витоли не помнил, да и не вникал парень, мда-а. Семья была… хотя почему «была»? – и есть, вроде, богатая по местным меркам. Отец – ведущий инженер на заводе, мать – химик-технолог на том же каком-то военном заводе, сын этот Витоли не удосужился даже поинтересоваться на каком. Не его это, видите ли, были интересы. Его все больше интересовал боло, этот почти полный аналог нашего футбола, правда с местными нюансами. Ворота были разной ширины и менялись в зависимости от тайма к тайму. Там дурацкие, как на мой земной взгляд, правила, но Витоли все нравилось в той игре, он, можно сказать, был от нее без ума, фанат, одним словом. Ну, и мысль напоследок: а я тогда кто при этом теле? Вселенец, подселенец, переселенец. Вот ведь мозги сломаешь, эту мысль мы додумали уже одновременно. Осознание пыталось пробиться и что-то сказать мне. Я все никак не мог понять, что же оно хочет от меня, пока наконец до меня не дошло. Мама, мамочка пришла, упс… Глава 3 Детство – это так сложно и серьезно, когда ты там, И так смешно и чуть грустно, когда ты уже не там. Витоли-Сергей Я поднял голову, симпатичная молодая женщина, лет тридцать, может, и тридцать пять на вид, вряд ли больше, села на кровать и обняла меня. Я скользнул уже своим сознанием вглубь, решив, что сейчас я точно там не нужен и ничего мне не будет страшного от этого ухода. Правда, ситуацию в целом контролирую, потому как доверяй, но проверяй. Сознание владельца больше не взбрыкивало, а только повторяло: «мама, мама» и плакало. Мне даже немного стыдно стало за него, за себя, все-таки шестнадцать лет – уже не такой и маленький ребенок. Хорошо, матерью это все воспринималось как должное, и она только повторяла – Сыночек, я с тобой, и все будет хорошо. Потом подошел отец. Вот это уже чувствовалось – мужик. Он дал носовой платок, велел вытереть слезы и стал расспрашивать уже по делу. Что и как произошло у меня тогда? Как-то пришлось буквально сразу вмешаться. Потому как осознание на полном серьезе собралось делиться и жаловаться: что уколы слишком болючие, что страшный массажист – изверг и садюга, и ему здесь совсем плохо одному и очень стыдно бывает от прихода нянечек с их утками. И главное, осознание ничего не говорило да и не собиралось, видимо, говорить по существу происшествия. Перехватив управление, потому как эту белиберду я озвучивать не собирался в принципе, я четко и по-военному доложил, что, дескать, соскучился, откуда и слезы, извини, пап, не сдержался, вас когда увидел, и в общем, ничего, все нормально у меня. Отец вник, потрепал по голове и обрадовал, сказал, что еще четыре дня, и меня они заберут домой. Чтобы я выздоравливал и все у меня будет хорошо, мол, поправляйся, завтра они еще зайдут ко мне с мамой. Фруктов никто не принес, оказывается, не было здесь такого обычая. Больным приносить еду не разрешалось категорически. Иногда, детям игрушки приносили, и то только с разрешения врачей, а еду никогда, потому как процедуры и прочее для всех разные. Процедуры были, правда, у меня только вечером, укололи раз, и все на этом. Пришла давешняя медсестра и опять стала священнодействовать со своим стеклянным «ужасным» шприцом. Я чуть было не спросил, почему не одноразовые, и осекся, потому как новое осознание, которое на этот раз подсказало вовремя: нет здесь такого, мол, это же дорого. Один шприц на один укол, а про пластмассу здесь ничего не было известно и совсем. Во всяком случае, пока копался в осознании, не нашел никакого упоминания, правда и осознание убогое какое-то, но другого нет и у окружающих не спросишь ни о чем, чтобы не спалиться при этом. Кстати, стены все до половины окрашены краской какой-то, видимо, а потом выше побелены и вокруг пластика никакого точно нет. На стене висела коробка деревянная с дырочками. Думал, воздухозаборник какой, потому как похож очень, но осознание пояснило, угу-угу, пояснило, после соответствующего мысленного пинка только: – Это громкоговоритель, новое веяние, еще не везде есть, по-местному «вещатель». Мама хотела к нам домой провести, но пока очень дорого для нас. Из памяти Витоли. «Обойдемся», – сказал, как сейчас помню, отец, а я ведь сильно просил тогда. Хотел перед Марти, своей одноклассницей, похвастаться и домой ее пригласить как-нибудь по этому поводу как раз. Правда вот похвастаться – это да, Витоли это может, а вот по части домой ее пригласить – это уже сильно затруднительно. Владелец тела был довольно стеснительный мальчик и с девочками ни-ни, даже и поговорить. В отличие от меня, подселенца, опытного ловеласа, правда с незавидной судьбой, если что. Но надеюсь, это все теперь для него, для меня, черт, как же разобраться-то в этом всем, для меня в прошлом. Медсестра опять, видимо, хотела поймать на слабо и нарвалась на ответ подселенца – что «да, больно, но не боюсь, и колите, все равно ведь не отстанете со своим лечением». На что она только хмыкнула и сказала: «Молодец, растешь, парень, а то развел здесь сырость, понимаешь, а сейчас действительно молодец». Укол, в отличие от первого раза, действительно был мерзопакостный, и даже, видимо, бывшее там обезболивающее не сильно много помогало процессу. Правда, пользуясь новыми вновь открывшимися возможностями, я просто отдалил осознание чувствительности тела в осознание хозяина, то бишь Витоли, и в общем себя довольно неплохо после чувствовал, а хозяин пусть терпит, не хрен было зевать по сторонам тогда. Поэтому даже немного после поболтал с сестричкой. Спросил про погоду, про рыбок в аквариуме. Я видел в холле такие стеклянные кубы стояли большие и с зеленью внутри и только когда перешел к вопросу «А что вы делаете сегодня вечером?», медсестра с сомнением стала смотреть на шприцы и перещупывать свои микстуры. Наверное, думала, что же она такое мне уколола, если мысли пациента ускользнули ну совсем, прямо скажем, не туда. Поэтому пришлось быстро закругляться. Я только просил ее приходить еще в следующий раз, но без этого дикого приспособления – показываю на стеклянный ужас устрашающего размера, лежащий радом с моим пусть и небольшим ужастиком, и кому это так не повезло, интересно. Лучше пусть будут горькие таблетки, чем это недоразумение, она с улыбкой пообещала мне подумать… если «мальчик» себя будет хорошо вести. Вот и думай, что она этим сказала или хотела сказать. Все оставшиеся четыре дня до выписки я провел в основном на массаже. На него я уже ходил самостоятельно, а не как первые разы – возили на каталке, такое титаническое сооружение из дерева, хотя и не без изящества. Даже стал делать зарядку. Тело мне досталось хорошее, ну молодое точно, но никакое не тренированное, и его надо, видимо, нагружать и нагружать хорошо. Попробовал растяжки, они получались, но чувствовалось, что тело это делает в первый раз и в общем заниматься еще и заниматься, одни ноги тренированы, спасибо болу, этому местному варианту футбола. Уколы мне отменили, благодарность медсестре – Мирана звать, – но она мне этого не говорила, видимо, это она похлопотала. Давали теперь только витамины, какие-то кислые таблетки, и еще требовалось есть какие-то зеленые листья, осознание бывшего хозяина тела, овощ или скорее траву на вкус не определило, что и не удивительно. По виду, вроде, капуста капустой, но по кислоте любой наш щавель переплюнет, бр-р, гадость-то какая, скулы сводит и везде, короче… Прощался со всеми тепло, с массажистом и врачом за руку. Правда с разной степенью почтения, Омати дружески пожелал больше не болеть, а то…, доктор же сказал, что, несмотря ни на что, я был ну очень интересный его пациент. Я даже внутренне вздрогнул, нафиг, нафиг этих гениев от науки медицины. Медсестричкам двоим поцеловал руку. Был, оказывается, здесь и такой обычай, но только если тот и другой сословия дворян. Здесь монархия, оказывается, на дворе. Если дворянин, не дай Всевышний, поцелует не дворянку, это он сам себя тем самым как бы унизил, поэтому сначала выяснил все про сословия. Врачи и медсестры были дворяне, только нянечки и кухарки – простые сотрудники низкого сословия, но они меня уже не интересовали и вовсе. Домой ехали с отцом на такси. Это довольно дорогое пока еще здесь удовольствие. Я имею в виду машину, паромобиль этот, скажем, а не карету на конной тяге, но один раз можно себе позволить, а вообще есть трамвай на повседневную. Еще лет пять назад и он был на конной тяге, а теперь приделали паровой движок, и он гордо зовется «паровик», хотя дымит, как паровоз, а легковые машины типа такси зовутся «паровички». Это я их слышал в тот первый день, когда решил, что я в паровозном депо. Они очень интересный звук издают, типа пухают (звук выпускаемого пара) прикольно во время своей работы, хотя и довольно тихо в общем. По городу движение небольшое, и, как отец сказал, все на большем числе улиц вешают знак, что гужевой, это на лошадях когда, транспорт там запрещен. Сразу стало легче дышать в городе. Я помню, еще лет пять назад целая служба была и все местные пятнадцатисуточники занимались исключительно уборкой мусора от гужевого транспорта. Сейчас тоже еще слышится запах, но уже меньше, намного меньше. Мы жили, понятно, что Витоли с родителями, но как-то же и я там тут теперь, ближе к окраине, и у нас еще можно было ездить на лошадях. Вот отец как раз об этом с таксистом и разговаривал, и я между делом в процессе их трепа узнал для себя много нового. Что еще год или два, и только в пригороде останется, а в остальном в столице везде закроют всякое гужевое движение. Дешевле все равно выходит, чем службу уборки содержать, да и дышать легче. Все-таки дым ветер быстро уносит, а вот конские яблоки как-то не очень, да и неэстетично это – давил водитель паровичка. Вот за таким разговором я и приехал в свой новый старый дом. Жили мы, оказывается, на третьем этаже пятиэтажного дома. Дома, кстати, выше пяти и не строились, и ниже в городе тоже не строились, за редким исключением, и то только за городом. Лифта не было, и осознание не знало, что это и для чего нужно. Кстати, поговорить с осознанием не удавалось после той моей ночи разделения старого и нового, сознания и осознания. Ответ получить на заданный вопрос – всегда пожалуйста. Полистать – как справку в Интернете получить, а то и еще быстрее, подменить себя им и наоборот, тоже без проблем выходит, а вот поговорить – это не воспринималось никак, типа сам с собою. Этого не было, сколько ни пытался, разве что эмоциональная окраска на то или иное событие, и та не всегда была. Это все после той ночи, когда я ввел жесткое разграничение, но это все же, как по мне, лучше, чем, не дай этот местный Всевышний, перехватит контроль старый хозяин тела Витоли, и в самый ненужный и ответственный момент, и пиши пропало. Дом, или – правильно сказать – квартира. Настоящие хоромы, мне понравилось жилище, пять комнат, три поменьше и две больших, еще, сверх того, коридор, кухня, ванная, правда совмещенная, но есть деревянная перегородка, вроде как раздельно туалет и ванная получается. Поэтому если дома только свои, то можно считать, что раздельно. Потряс память, да это и есть, и если кто купается, то это не считалось зазорным, и мать неоднократно забегала, когда Витоли мылся. Да и сам Витоли не интересовался никогда, купается кто из его родителей или нет, если ему надо вот прям по срочному делу. Дома кроме хороших новостей и разных были и плохие. Родители наняли репетиторов. Старый ужас хозяина тела воплотился в жизнь. Его и раньше, вроде, предупреждали об этом – «учись, учись, сынок» – родители. Но дальше, чем «хорошо, мама, обязательно, папа», – дело все и не шло. Лишь услыхав эту новость, тело непозволительно вздрогнуло, что тут же отметил отец. «Тебя предупреждали, сын, ты не внял, не сдашь экзамены, пойдешь в мореходку», – строгое напутствие отца. Судя по вновь открывшимся перспективам, на фоне мореходки, уже репетиторы выглядели блеклыми цветочками. Заполучив в результате в лице сына твердого энтузиаста учебы и отправив отдыхать, отец все же напомнил в конце: «Завтра понедельник. Согласуешь с учителями время занятий и вперед. Я на тебя очень рассчитываю, сын, не подведи меня, нас с матерью». Глава 4 21.02.101 г. Понедельник Да, понедельник – день тяжелый. Это я еще как-то помнил по прошлой жизни, всегда он был такой, а здесь и особенно. Потому как отдавать управление телом оболтусу Витоли было откровенно стремно. Вдруг как сдаст местной инквизиции, или что здесь ее, там, заменяет, и привет, веселый пионерский костер со мной в главном действующем лице и топливе одновременно. Контролировать же самому тело получалось откровенно плохо, если не сказать, хреново. Пока не знал никого лично, и, как ни быстро вытаскивал знания об окружающих, а на меня уже косились за ступор. Отбоярился тем, что не отошел еще от травмы головы, что я получил накануне. Мысль мне эта так понравилась, что решил и дальше на нее списывать все косяки, если что. Долго смотрел в учебник, первой шла география, и меня откровенно передергивало. Как я помню, географию там я, вроде, любил, поэтому, в чем дело, сразу не понял, потом разобрался. Это оказались эмоции прежнего хозяина, и он ее уже не очень. Надо запомнить, чтоб не накосячить с предпочтениями, бо палево. Урок отсидел, ни на что не отвлекаясь, ничего и не спросили, а сам полистал учебник. Интересный эффект получается: смотришь на какие-то кракозябры, а через время понимаешь, что это обычные буквы, и уже без напряга их читаешь в книге. Язык, кстати, местный уже воспринимается почти как родной. Я в этом деле тренировал его еще в больнице. Плакатов, как у нас, в больнице нет, но нашел распорядок посещений и какие-то договора наемного персонала – и как они там оказались? – вот их и читал и тренировал произношение и все такое. Даже петь пытался тихонько, голос у этого тела-парня хороший и красивый. Не то что у меня прежнего, грубый, прокуренный и с легкой хрипотцой. Что хорошо, курить не тянет совершенно, видимо, это к памяти тела больше относится, душе или чему там еще это, видимо, не надо, это хорошо, потому как с этим были бы большие проблемы до совершеннолетия у меня тут. Язык, как по мне, чем-то напоминает наш немецкий, не сильно, конечно, но все же. Немецкий же, местный который, больше похож на наш земной итальянский, плавный такой, с мягкими окончаниями. Витоли довольно неплохо его знал, потому как память – это одно из немногих достоинств, что достадлось Сергею от предыдущего хозяина тела. Учительница географии Бригида Петовна сама меня остановила после своего урока и предложила согласовать расписание моих будущих занятий с ней и вот прямо сейчас. Решили, что второй, то есть завтрашний день, и четвертый день декады сразу после уроков я ее ожидаю и мы вместе с ней идем ко мне домой. Не знаю, что она ожидала увидеть, но мой откровенно обрадованный вид и то, как я ее оглядел с ног до головы и обратно, вызвал у нее, видимо, легкий ступор, типа моего. Видимо, не такого она ожидала от не самого лучшего ученика в классе. А что, симпатично выглядит, – оценил я ее прикид, – и этот темный узкий шарфик ей очень идет, очень, эм-м, и волосы вьющиеся. Я же стал расточать елей по сердцу, что я ей очень благодарен и тому подобное. Быстро, правда, пришлось опять закруглиться, потому как по ее расширившимся глазам понял, что меня куда-то не туда потянуло и надо попридержать коней. Черт, как же казановское нутро-то лезет, а еще это тело молодое и гормоны играют, видимо, черт, черт, доиграюсь я скоро с таким подходом к делу. Быстро распрощался с ней и свалил из класса. Здесь, в отличие от земли, не слишком привыкли скакать из класса в класс. В каждой классной комнате как минимум три или четыре предмета можно было вести. Были спускаемые или выдвижные экспонаты по нескольким предметам. Например, можно было спустить карты или, подняв их, опустить анатомический атлас строения человека и тут же, подняв его, опустить таблицы и графики по алгебре и геометрии. В общем, такая универсальная комната на все случаи жизни. Только труды и физкультура – были отдельно мастерские и спортзал, куда я и направлялся вот прямо сейчас. Сегодня была сдача прыжков в высоту, и тренер-физорг, или мастер-наставник по здоровью учащегося-дворянина – это его полное местное наименование, чтобы простимулировать учащихся, сказал: – Быстро сдаем нормативы и после устроим небольшое соревнование по игре в боло среди мальчиков, а девочки за них пусть поболеют. Что сразу вызвало повышенный ор голосов повышенного энтузиазма у мальчиков и здоровый ажиотаж у всех остальных, не мальчики которые, занятия были здесь совместные. Девочки, или девушки уже, скорее, не прыгали с нами. Они отдельно крутили кольца и красиво развлекались с разноцветными гимнастическими лентами. Потому как по-другому я это действо назвать не могу, но смотрелось здорово, и на то и было, видимо, рассчитано. Прыжки ничего особенного из себя не представляли. Надо было взять заданную высоту, что-то около метра навскидку, и это любым способом. Это был зачет, кто хотел, могли попробовать взять и больше уже на лучшую оценку. Система учета знаний местная, кстати, десятибалльная, от нуля до девяти, я уже говорил. Из осознания вытащил, иногда ставили оценки и ноль за особые выдающиеся знания предмета, а бывали и девятки за пение и рисование – а вы за что подумали? Витоли – он такой был… что хочешь, нарисует и даже споет под настроение. Хочешь, пейзаж нарисует, хочешь, гол нарисует, в боло и в активные – это маленькие ворота, а еще двойку может нарисовать в журнал по руси или вообще ноль схлопотать по той же математике. Причем тоже на выбор: хочешь, по алгебре, хочешь, по геометрии. Витоли – он разносторонне развитый, или, может, наоборот, это как-то по-другому называется, хм-м. Просмотрев на реакцию тела и ничего, никакого подвоха не почувствовав, мысленно пожал плечами Сергей. Он разогнался, ноги слушались почти как свои, может, чуть слегка тормозили, потому перепрыгнул и, ничего более не делая, отошел, ожидая следующих. Подошедший и севший рядом Вихо, как обычно, начал с подколок – ну, для Витоли как обычно. – Что, соревноваться сегодня будем? – Вихо. Его ехидная усмешка сильно не понравилась Сергею. Быстро прошерстил память и нашел, в чем было дело. Этот Вихо постоянно его, Витоли имеется в виду, задевал. То подножку в боло поставит незаметно, то вот так в прыжках подукусит. – Дескать, я сильнее и лучше тебя во всем. Где-то он, может, и прав был, как это раньше и в отношении того уже теперь Витоли, конечно. Всему виной была Марти, девочка из их класса. Не то чтобы Витоли прям сильно на нее запал, но почему-то все считали, что он в нее влюбился, и это, видимо, думал, скорее всего, и одноклассник его Вихо. Влюбленный или влюбленные обычно всегда думают, что никто и ничего не замечает, в отличие от всех остальных. С высоты своего опыта и еще раз быстро пробежав по памяти осознания, Сергей думал несколько иначе. Виной, скорее всего, как раз эта самая Марти и есть. Это она распространяет слухи, то ли надеясь на взаимность от Витоли, то ли такая стервозная натура, и ей просто охота посмотреть, как два петушка будут биться за курочку. Уже хотел привычно отказаться от… и передумал. – А давай, – уже сам подначиваю Вихо, что-то мне стало обидно за это тело, да и так, по жизни взгляды окружающих, они, это, стимулируют на… такие разные поступки. Что-то хмыкнув, Вихо подошел и переставил планку сразу сантиметров на двадцать, как на взгляд Сергея. Победно оглянувшись, спросил: – Сразу отступишь и сдашься? Сергей, хоть и ничего не понял, но пожал плечами, дескать, посмотрим, посмотрим. Из осознания меж тем пришла эмоция тоски и печали. Просмотрев память, понял, в чем дело. Такую высоту Витоли взял всего раз, и то он тогда был сильно-сильно в ударе, да и повезло, скорее всего, просто в тот единственный раз. Вихо же красиво разбежался и, сильно рисуясь при этом перед окружающими и ясно кем, взял высоту. Победно задрав нос, подошел к Витоли. – Ну что? – показывая большим пальцем на снаряд. – Слабо? Твоя очередь… – Прыгаем любым способом? – решил уточнить текущий расклад. – Да как хочешь, тебе все равно не взять такую высоту, – это он и произнес, уже не скрывая своей злорадной усмешки. Ну что, помирать – так с музыкой. Подошел к планке и, примерив к нынешнему телу, поднял еще на тридцать сантиметров, обратил внимание, что делений почему-то было всего двадцать. Ну, это понятно, местные меры, они здесь немного другие. Это Сергей обратил внимание давно, как мог, старался перестроиться, когда удачно, а когда и не очень. За его непонятными действиями уже следил весь класс. Женская половина даже ленточки побросала, даже учитель, мастер Фелиссо Гигони, заинтересованно подошел и похмыкал: «Ну-ну, спортсмен». Выражение лица его, правда, при этом было сильно скептическое. Но отговаривать он и не подумал: дворянин, каждый дворянин имеет право… «Рисоваться – так уже по полной», – решил для себя Сергей. Сделал небольшую разминку, не хватало для полного счастья сейчас только ногу потянуть. Витоли внутри только что не весь краснел, и это даже проявлялось в виде слегка порозовевших щек, но на общем фоне на это никто особо и внимания не обратил сейчас. Разогнавшись сбоку – местные почему-то разгонялись прямо на планку, – и перекатом легко и не напрягаясь взял высоту. Причем можно, как говорила интуиция, еще накинуть десяток сантиметров. Осознание после согласилось с этим, семь динов точно еще было запаса. Местная мера, дин – примерно 1,5 сантиметра, как на взгляд Сергея, точно сравнить-то не с чем. Класс замер, сначала до – с усмешками и шуточками, а теперь после – открыв рты. Мастер-наставник подошел к планке, проверил метки еще раз, видимо сам не веря, почесал затылок и спросил: – Где такой стиль прыжков видел? Чуть не ляпнул: «По телевизору, где же еще», имея в виду – ну не выдавать же, что на полигоне под Рязанью, – и осекся. Нет здесь телевизоров и радио даже нет, весь прогресс – это динамик, этот «вещатель» на стенке, как у нас в прошедшие военные годы. Только здесь это круто, очень круто и еще не всем вот и по карману. Это я на свою новую семью намекаю. Вон отец только покривился и сказал: «Перебьешься», хотя и мама тоже хотела, но деньги на подключение не нашлись почему-то. Куда делись деньги, может, и было непонятно мальчику Витоли, сам же Сергей прекрасно уже все понял. Репетиторство пробило серьезную брешь в семейном бюджете семьи Вилесс. В чем там было дело, Сергей не понял, но папик сильно поистратился, о чем с матерью, Витоли видел, они гудели на кухне прошлым вечером, и надо бы было и ему прислушаться. Как мать Сергей ее не очень воспринимал, скорее, как красивую женщину, и лишь только эмоции Витоли, его постоянное «мама, мамочка» сдерживали Сергея, чтобы не приударить за ней, хоть и понимал, что это чревато серьезными неприятностями, черт, опять эти гормоны. Выкручиваться по этому прыжку надо быстро. Придумал отмазку – «да отец рассказывал», – может прокатит. Родители здесь – это авторитет, и на них многое можно списать, не хуже, чем у нас на телевидение. – А почему раньше не применял? – это учитель достает Витоли. – Боялся, что не получится? – он делает свои догадки. Опять пожал плечами в ответ. Похлопывание по плечам от парней и заинтересованные взгляды всей женской половины класса, что на время даже свои ленты забросила, грели душу, причем обоим: и Сергею, и Витоли. Он там только что не урчал в глубине осознания от довольства. Вихо злобно зыркал и под конец занятий не выдержал и подошел. – После уроков пойдем за школу, спортсмен ты наш и новый чемпион школы, там и поговорим… – и закруглил на этом беседу, и выражение лица у Вихо было очень предвкушающее. Неприятное было выражение, – как на взгляд самого Сергея, многообещающее. Опять пожал плечами на это, я их скоро разовью. Плечи в смысле. То все по ним хлопают, то я ими сам машу. Из глубины души пришла эмоция страха. Вихо был самым сильным в их классе, да и роста повыше Витолиного где-то на полголовы точно будет. Не то чтобы был он спортсмен-разрядник, но Вихо брал всегда своим немалым весом. Наваливался на соперника и затем колотил по всему, по чему попало. Мало кто мог против него устоять, и Витоли, судя по памяти, доставалось изрядно от него, да и неоднократно, чего уж там. Игра в боло во дворе часто заканчивалась дракой по всяким спорным случаям, и Вихо как-то все чаще был на другой стороне и в другой команде. Нет, врагами они не были, но вот как-то все получалось, что соперниками они были всегда и во всем. Дальнейшие занятия как-то на этом фоне противостояния с Вихо запомнились и очень смутно. Его пока не вызывали к доске, и ладно, а он крутил головой и изучал такие новые старые лица одноклассников. Это дало кой-какой результат, чем-то неожиданный. Даже его спокойная, флегматичная соседка слева ему сказала: – Не вертись, все и так тебя хорошо видят, спортсмен ты наш новый и будущий чемпион по прыжкам в нашей школе и, наверно, и во всем втором круге. Зараза мелкая. И чтобы окончательно смутить, добавила: – Только я слышала, ты с Вихо после школы идешь, – она делает многозначительную паузу, большие глаза и хлопает ресницами. Поэтому, – она продолжила, – провожать она его не будет, он и так с фонарями домой дойдет, – и прыскала от смеха, прикрывая рот ладошкой, – вот зараза такая. Чем-то она Сергею не понравилась, и не то чтобы там уродина какая, но было в ней что-то такое отталкивающее, в его этой соседке Римме, как подсказало осознание. Перспектива светить фонарями тем не менее как-то не радовала, и организм начал мобилизовываться. Правда как-то с мобилизацией было не очень. Эмоции Витоли говорили прямо и честно, что фонари – в общем дело уже решенное и может разниться только их количество и, скажем, качество, а также общее состояние организма после драки с Вихо. Сам Сергей был с этим в корне не согласен, и проблема стояла даже в другом. Его прошлые навыки как-то не очень предусматривали мальчишеских драк в принципе. Давно он там вышел из этого счастливого – и считал даже, что уже навсегда – возраста. «Просто драка ради самой драки, вот без всяких результатов, и зачем?» – размышлял над такой новой и совсем непривычной сейчас проблемой. У него, Сергея – в последнее время – всегда было задание, рейд, маршрут. Иногда даже миссия длительная, в последние годы по крайней мере это так называлось, рискованная и не очень, подразумевающая контакт с противником или нет. Это уже как получится. По крайней мере в последнее время так и было, и там еще либо уничтожить, либо взять языка какого. «О, а ведь это выход, будем считать, что я беру языка, – мысленно хмыкнул, – только нежно надо и почти ласково, в понимании, конечно, его, того прапорщика Полтарева», и, окончательно успокоившись и только что не насвистывая, стал и дальше бездумно глазеть в окно. План составлен, чего теперь-то волноваться. Смешно паровичок бежал за окном, и за ним гналась куча ребятни в возрасте лет по пяти, наверное, или даже меньше. Задний, самый маленький, споткнулся, упал и заплакал. Все остальные тут же бросились к нему и стали его подымать и утешать. «Все как и везде, – думал Сергей, – вон мир совсем другой, а люди те же, та же ревность, дурость, веселье и Честь. Да, как не похожи миры, но есть и весьма существенные отличия. Здесь есть дворянство и его Честь, правда есть и религия, возведенная в один из столпов государства, а не отделена от него, как в оставленном мире. Храм с их “Единым” Всевышним, ну не все коту масленица, прорвемся как-нибудь». – Мысленно махнул рукой. Место за школой, куда выходят только окна столовой, но ее работники никогда и ничего не видят, что происходит за ним. Работают они, некогда им в окна заглядывать, хотя иногда и хочется, вот как сегодня и сейчас, например. Но они никогда и ничего не видят, потому как плебеи и рисковать рабочим местом перед дворянами дураков нет. Драка как таковая и не запомнилась ничем для Сергея. Вихо, придерживаясь своего коронного стиля, попытался своим весом завалить, как обычно, противника и потом молотить по чем придется, не давая вылезти из-под себя до полного… Но судьба его такая, не свезло ему в этот раз. Уже на подходе к Витоли-Сергею или скорее к самому Сергею Витоли где-то на заднем фоне сидел в глубине, и был в ужасе, и не отсвечивал. Вот на подходе, или, вернее, на подлете, Вихо хорошо разогнался и как-то очень неудачно споткнулся и буквально на ровном месте внезапно и упал. Ничего не понимая, вскочил, попробовал еще и еще, и только на третий раз, после третьего падения, когда уже существенно сбил колени и оцарапал руки, он только тогда понял, что что-то идет не по его уже устоявшемуся годами плану. Уже не пытаясь разогнаться, пошел в атаку, бешено и широко размахивая руками. Сергею это все наскучило, и быстро. Уклонившись от таких широких, и не сильно умелых, и почти детских – или таких и есть – замахов, нанес два коротких и жестких удара. В живот для отрезвления и приведения в чувство или наоборот. Затем, разбив нос оппоненту вторым ударом, потому как надо для красного словца, иначе не поймут после его уже окружающие, он повернулся идти, потом все же проверил тело на дыхание и пульс, кто его знает, какое здоровье у его одноклассника, и пошел домой не оглядываясь. Махнув на прощание всем зрителям рукой и сказав уже лично для Вихо: – Бывай, еще встретимся. – Прозвучало это как-то, конечно, угрожающе в свете текущего положения, хотя Сергей и не имел ничего при этом. Это для него было обычное, вроде «пока, до завтра», и, не оборачиваясь более совсем, пошел домой. Как-то по-детски все это, Сергей даже немного противен был себе. Ну, дети же они, и даже то, что он сейчас сам как бы ребенок, его нисколько не оправдывало в собственных глазах. Была у него опаска, и, если бы не составленный вовремя план, ведь свернул бы голову однокласснику и не дрогнула рука, рефлексы – это страшная вещь, особенно если только вчера или пусть и неделю назад этим только и занимался. Дома, как обычно, никого не было – а кого он ожидал там увидеть? Родители раньше шести часов никогда не приходили. В гости к нему тоже никого и никогда… как-то все больше он ходил… на боло. Да, его эта вечная игра в боло. Он и сам дома-то появлялся только после шести вечера, иногда сильно… после шести. За что ему хорошо доставалось, но он не каялся и, похоже, довыделывался вот окончательно. Вот репетиторов наняли, из глубины осознания пришла эмоция тоски и некоего сожаления. Сам Сергей никакого сожаления по этому поводу не испытывал, а наоборот подъем и весьма радужные возможные перспективы. Все-таки в учебке преподавали не только борьбу-стрельбу, но и основы тактики и стратегии, а там и геометрия и алгебра была далеко не на последнем месте. Да и школьно-институтские знания никуда еще не выветрились все из его головы. По крайней мере большая их часть, как самокритично подумалось. В общем не трусь, прорвемся, – увещевал он осознание, и, как обычно, ничего не получив от осознания в ответ, занялся текущим моментом. В отличие от хозяина тела, поиграть в боло его не тянуло. Его больше тянуло поиграть в другое боло, а учитывая молодость данного организма, иногда хотелось лезть на стенку от переизбытка гормонов. Да, это дело надо решать, а то мозги свернутся, но это чуть потом все же. Привычно разложил учебники – для Сергея привычно – и стал разбираться. Надо, как он и всегда делал перед выходом на маршрут, составить план, так: патроны, продукты, пал… стоп, это не то, это из прошлой жизни, и кроме самого плана остальное здесь еще не актуально, от слова совсем никак. Первое – план, что он знает и может сделать, и второе – что он не знает и как это узнать. Из всего того, что он уже понял, с математикой он знаком, слава этому Всевышнему. Это выражение уже получалось как-то легко и почти привычно, несмотря на то, что сам Сергей в прошлой жизни был скорее атеист, чем во что-то или в кого-то верующий человек, хотя и говорят, что на войне не бывает неверующих – ну не знаю, не знаю. Вот местная система была десятичной, уже это было в немалый плюс, потому как могла быть и любой другой. Время тоже два раза по двенадцать – вообще замечательно. Правда вот засада – в минуте 64 секунды и в часе соответственно 64 минуты, но это мелкая и, думаю, решаемая как-нибудь проблема. Далее, учебник, – геометрию или математика – по слогам прочитал или, что вернее, перевел, потому как ни разу не такое слово, – не много полистать и все на этом. Полистал, вторая засада обнаружилась: круг, оказывается, не привычные 360 градусов, а только 256 – и с чего бы это? Ну, придется переучиваться, а что делать? Не весь же мир переделывать под себя, хотя и хотелось, но не по зубам, не по зубам, а жаль. С алгеброй или – правильно – с математикой, но той частью, что алгебра, было полегче, различия были скорее в названиях и уже привычно или переводились к земному типу, или воспринимались вполне адекватно и без всякого перевода. Пока суть да дело, вернулись родители, и, вернув на время осознание в тело, привычно уже отстранился, чуть только наблюдая за процессом. Пусть Витоли сам поворкует с семьей, а то я как-то это не очень привычный к этому. С чужой девушкой, женщиной, тьфу, черт, в общем, не те у меня реакции будут, и могут меня неправильно пока понять, совсем неправильно. Еда на кухне была обычная – каша и котлеты. Уже взглянув на меня, мать спросила: – Первое не будешь? Хотел ответить: – С чего бы это? Я борщ, суп люблю. Из глубины пришло, пришла эмоция, расшифровываемая как «ну его». Чтобы не выбиваться из образа, решил и сейчас отказаться. Хотя и сильно хотелось, но нельзя, и без этого вокруг меня непоняток уже выше крыши. Еще если и семья заметит, что со мной что-то не в порядке, то точно на костер потащат местные инквизиторы, хорошо, если сразу, а не мимо их пыточной. Вечер прошел привычно, для местного Витоли, конечно, привычно. Отец читал газеты, мать что-то шумела на кухне, а я с большим интересом и смешанным чувством читал учебники. Начал с географии – все-таки новый мир, интересно же, что здесь и как. В отличие от земли, здесь было всего два континента, но больших, с нашу Евразию размером примерно, как понимаете, эти местные величины на глаз где-то примерно. С разных сторон Этеллы. Это мир так назывался на местном – Этелла, «кем-то данная», вроде, переводится, но это не точно. Один из континентов, наш как раз, лежал вдоль экватора и немного напоминал Евразию, если ее посредине слегка того, растянуть и еще, только весь наш континент был больше смещен к экватору, и из-за чего климат намного мягче земного, российского имею. Зимой здесь, в столице, а жил Витоли наш с семьей в самой столице Руси, городе Эцугале, правда во втором округе или по-местному, «круге», и там тоже на самой окраине, но в столице же империи, круть-то какая. Из-за географического положения здесь даже в середине зимы весьма редко когда выпадал снег и никогда не лежал долго. На севере континента жили немцы, старое их название было «римы». Они себя так часто любили именовать, почему – Витоли не знал, а в книгах особо не акцентировалось внимание, звались раньше и все. Сергей решил потом глянуть в библиотеке, если что, но это сильно потом. Немцы были союзниками Руси. На это заявление из учебника Сергей только хмыкнул, даже слов в обоих языках было много заимствованных друг у друга. Только немцы словам окончания меняли, а в остальном один к одному большинство слов. На юге континента ближе к западу была империя Халифат. Большое государство и давний враг Руси, хотя в чем вражда, Витоли не совсем понимал. В книгах объяснялось, мол, они хотели захватить исконные земли русинов, а самих нас поработить, но тоже никак не объяснялось. Почему и за что захотели и главное – какие такие исконные земли. На взгляд лично Сергея очень мутная там история была. Мало ли кто чего хотел, а исконные земли – это в плане государства вообще малоприменимые понятия. Хапнул и сумел защитить – значит твое, а нет – и никакие исконные земли не помогут. На другом континенте жили какие-то энерджазины – блин, язык сломаешь произносить это слово. Были они двух видов: правильные и неправильные или, как их еще называли, светлые и темные. Вроде, они цветом кожи отличались. Про них ничего больше и не было, что странно. Ни что они враги, ни что друзья, одна сплошная непонятка и тайна. Правда, к ним можно было сплавать, вроде, на экскурсию, но билет стоил от 800 злотов, поэтому семья Витоли и не мечтала даже об этом, сумма для нее была неподъемная. Зачем туда плыть, Сергей не сильно понимал, и с памяти не больно потрясешь. Вроде, вещи они хорошие делают: обувь, там, одежду и листики у них есть. Во, поискав информацию в памяти Витоли, выяснил все про эти листики. Такой «листик», вроде как, похож на дубовый, но очень маленький и толстый, миллиметров 4–5, как на взгляд Сергея, это вытащил из памяти. Вот этот самый листик вешают на шею, а если дать его подержать любимому или любимой, он становится теплым или даже горячим – такой своеобразный детектор любви. Правда он со временем выдыхается, но все равно иметь листик было очень престижно. Нечто вроде нашей золотой цепи с крестиком – только почему теплый-то становится? Может, такое лирическое сравнение, влюбленные – они все такие со странностями, там, сила любви, ага, «властелин колец», плавали, знаем. Сам Витоли его и не видел никогда, а вот отец с матерью даже держали в руках по молодости. Про это было одно время столько разговоров. В общем, этот листик купить здесь невозможно, только плыть к этим энержазам, тьфу, энерджазинам – вот название, язык сломаешь за ним. Да и там, вроде, давали только два листика в одни руки. Специально, наверное, эти энерджазины придерживают, чтобы поднять ажиотаж. Там они, наверное, как обычные листья на деревьях и растут, а вернее, они листья и есть. «Вот бы такое дерево да мне», – размечталось уже сознание Сергея. Нет, это не мои мечты – нафиг, нафиг. Хотя, учитывая, что листик, наверно, на сотню злотов потянет – ого, это же местная месячная зарплата отца, – паровичка купим, перевел земную мечту семьи об автомобиле на местный лад. Нет, все, завязываю, не туда мои мысли пошли, и судя по всему, не совсем это и мои мысли. Хотя их направление мне в чем-то и импонирует. Отец с матерью обсуждали на кухне уже международное положение. Все ясно, папик уже выкушал бутылочку пива, это его ежевечерняя норма. После он всегда любит поговорить о международном положении империи Руси. Вот и сейчас: опять какая-то стычка на границе с Халифатами. «Они, эти стычки, там чуть ли не каждый день, по слухам, – и что о них писать?» – это мои мысли уже, если что. – Посол от неметчины прибыл в столицу Руси, – бубнят с кухни, я не прислушиваюсь, оно как-то само получается, особенно если сильно не хочешь слушать. «Вот бы посмотреть пойти к посольству, у них такие шикарные паровички, ребята с класса видели и потом обсуждали, ай-я-я», – так, это опять не мои мысли, совсем не мои. Ладно, буду считать, на сегодня хватит, отучился – пора и байкать. Организм молодой, нельзя его сильно нагружать занятиями. Глава 5 22.02.101 г. Вторник Часть 1. Витоли-Сергей Утро. Опять в школу, опять математика, опять руси – язык местный, если что. Страна Руси называется, и язык соответственно руси, или русинский. Все, отставить разговоры, хотя какие разговоры – всего лишь эмоции, и те где-то на заднем плане. Еда на столе, рядом записка: «Будь умницей, не балуйся, учись хорошо». Подпись: «Твоя мама». Все понятно, таких записок примерно с десяток на разные темы лежит на антресолях, и мама каждое утро кладет одну из них на стол по сообразной теме: там, прибраться, сходить за хлебом, помыть пол. Сегодня ничего этого, это и понятно. Хлеб они взяли вчера вечером после работы сами, а полы мама мыла вечером и тоже сама, у нас прислуги нет, рылом не вышли. Все, побежал в школу, опять в школу – хорошо хоть, не в первый класс. В школе целый день ничего интересного, если не считать, что моего соседа спереди, Вихо то есть, нет его сегодня в школе. Сосед по подъезду и приятель, он с ним всегда в школу ходит, сказал, что он не придет. Дома он лежит, и к нему врача, вызывали. Сначала испугался, но потом решил: если лежит дома, то значит, ничего страшного. Да и не бил он его уж очень там сильно, как на мой или Сергея взгляд, или это одно и тоже, черт, запутался с этими, я, он и мы вместе. В классе все заинтересованно поглядывают на меня, особенно вся женская его часть. Это сильно греет мою душу, даже осознание Витоли что-то чувствует, и на лицо периодически наплывает дурацкая улыбка. Приходится волевым усилием ее убирать, но она, гадина, через время наплывает вновь. По руси писали диктант, здесь не учитель его диктует, а вызывается обычно лучший ученик, вот он и диктует. Оценка за это ему потом идет автоматом, как и нам за сам диктант. «Вот бы меня вызвали, раз один», – пришла мысль, и явно не моя. Привычно погасив эти пораженческие эмоции донора-хозяина Витоли, стал писать. Диктант был сложный, как на мой взгляд, а для Витоли и тем более, опять использовалась статья из газеты о приезде посла – как раз того, из неметчины. …а там посол всего немецкого народа, канцлер. Блин, где они таких заковыристых выражений наберут для своих статей? Хорошо, читала текст лучшая ученица класса Малира, а она хорошо диктует и не ленится и по три раза повторить, для особо одаренных, ну вы поняли, для таких, как я. С написанием были две проблемы, и обе для меня пока существенные и не быстро решаемые. Если писать быстро, то даже я сам это, что написал, уже не пойму, почерк Витоли, дай ему Всевышний здоровья, а учителям потом терпения, и мое его понимание и собственное затем переосмысливание написанного. Если писать медленно и стараться сильно, то не успею за диктором, даже таким медленным, и наделаю ошибок, но уже другого порядка. Потому как на слух я слово беру и сразу пишу, а по памяти начну путаться, «А» буква там в слове, или «У» писать. В общем, больше, чем на три, я не написал однозначно, это и мне уже ясно. Здесь же четыре балла и ниже считается очень плохой отметкой. И почему я не диктую? – это такой крик души. – О, там бы мне поставили восемь или хотя бы семь, да, мечты, мечты, в чем ваша сладость? Воспоминания о сладостях как-то сразу повернули мне мысли в правильную сторону. Ведь сегодня у меня первое св… нет, первое домашнее занятие с репетитором, э-э с репетиторшей у-уу, хорошенькой… ура-а – последнее – это уже, ясно, реакция никак не Витоли. О чем вчера мать выносила мозг весь вечер, а я даже и не подготовился, рубашка не наглаж… Это о чем я? Какая рубашка? Мне вообще-то учиться с ней, а не… Все равно мысль продолжилась и подсказала, что не важно, что там с ней, но угостить-то я девушку по-любому обязан, тем более такую молодую и красивую. Там цветы подарить? Все, завязуем с цветами. Цветы – явный перебор в Витолином случае, а вот сладости – это надо подумать: конфеты или пирожное? Мозг, правильно настроенный, стал быстро просчитывать ситуацию. Конфеты? Конфеты – нет, облезет, они доро… гущие, прямо скажем, ну, не без оберток же ей брать те плебейские… что мать иногда втихаря покупает. Значит берем пирожные или печенье? Это у Тарасы магазинчик, как раз по пути домой большой будет, или лавка дедушки Мило, чуть там в стороне в проулке, но тоже, вроде, по дороге. Этот магазинчик поменьше, но качество там повыше, но и цены тоже соответственно повыше. Это из памяти Витоли сведения вытаскиваются, пусть и не быстро, но я сейчас и не спешу. Можно и тортик, конечно, взять, но надо уточнить какой. Вот по дороге все и уточню, так сказать, с самим объектом. Сегодня была математика, которая алгебра и геометрия в одном лице, и была теоретическая часть, значит, по-нашему алгебра. Но меня не спросили, видимо видя мою полностью отсутствующую физиономию на текущий момент в классе. Меня решили сегодня не трогать, ну и ладно, прямо скажу не больно-то и хотелось. Уже вылез прошлый раз на физкультуре, а человек страдает теперь. Это не ирония, это, скорее, косяк или нестыковка одной души с другой, не влететь бы по-крупному, так и от души. Конец занятий, привычно уже хотел рвануть переодеваться и… и остановился. Одноклассники и члены по совместительству дворовой команды в боло удивленно на меня уставились: дескать, ты чего? Пришлось с унылой рожей объяснять, куда я попал и что я сейчас буду делать. Посочувствовав мне несчастному, не скажу, что прям все так и сочувствовали Витоли-оболтусу, все свалили переодеваться и по домам. Уже привычно задавив не свою эмоцию тоски и печали на свою судьбу, стал ожидать моего персонального репетитора. Часть 2. Бригида Петовна Мечтаете о мебели? Кровать подойдет? Бригида Петовна Дложди Бригида сегодня была слегка не в себе. Не то чтобы она растерялась. В конце концов она уже более двух лет как закончила пединститут и ведет здесь три класса у дворян, у дворян в одном потоке и несколько занятий имеет и в других потоках, но уже не регулярно, а время от времени. За все время никаких нареканий ее деятельность, вроде, не вызывала. У нее было несладкое прошлое до работы здесь, хотя бедной она по молодости и не была никогда. После смерти отца как-то налаженный быт резко развалился, хотя до все было просто замечательно и понятно, и вот и не ахти какое, хоть и столичное настоящее жизни учило более строго. В свое время она с семьей жила на границе с халифатом. Там у отца была корчма и маленькая пивоварня при ней. Дела, как она помнила, шли очень хорошо, пока они не попали под набег. Корчму тогда сожгли пришлые халифатцы, а отца убили, осталась лишь одна пивоварня. Мать, науськанная соседями, пивоварню продала знакомому купцу и отправила дочь, хорошо хоть с деньгами за ту пивоварню, в столицу. Напутствовала ее, чтоб ей хорошо выучиться и найти мужа или как оно повезет. От прошлой жизни у нее осталось умение вкусно готовить и вот мода или манера всегда ходить с малым темным воздушным шарфиком. Потому как халифат был рядом, и набеги случались тоже довольно часто, пусть и небольшие. Если в таком набеге пришлые повстречают женщину или девушку, не закрывающую шарфиком-малиром лицо, убьют или еще что похуже, если повезет, просто кнутом на скаку стегнут, но и это небольшая радость. Вот и осталась с тех времен привычка, да и нравилось ей. Хотя здесь, в столице, шарфик был просто шарфик, и только на шее, и именно как шарфик, но был он всегда при ней. Сама же мать осталась у родственников. Как она тогда объясняла дочери: «В столице и без меня хватает женского населения и даже переизбыток, а еще и я приеду. Пусть, доченька, тебе повезет, ты молодая, еще возьмут, пусть и любовницей, но в столице все же, ты уж постарайся там, дочка». Здесь сделаем маленькое отступление для понимания ситуации. После войны, что случилась на континенте сто лет назад, в мире произошли большие, можно сказать, огромные изменения. Как люди ни старались, но количество мужчин никак не равнялось количеству женщин, хоть приблизительно. Да еще и мужское население неуклонно снижалось и по разным другим причинам, там, войны и прочее, хотя основное – все-таки процент рождения мальчиков и девочек. И там не на какие-нибудь 5-10 процентов, что совсем не критично, а раза так в полтора мужчин было меньше, да и тенденция грозила, что и один к двум скоро, видимо, будет. Разные государства Этеллы по-разному выходили из этого положения. В халифатстве обязательно было иметь четыре жены, и, пока хотя бы от одной из супруг не родится сын, прекращать воспроизводство детей не рекомендовалось, были, говорят, там огромные штрафы за это. От них даже известное изречение пошло: делу туфта. Имелось в виду, что был лет 70 назад такой халиф. Это местный царь, или в халифатстве – халиф значит, по имени Туфта. Он за все время правления произвел 48 детей и ни одного мальчика. Его, вроде, и убили за это и династию сменили тогда по-быстрому, чтобы не позорил страну. Но выражение «делу туфта» с тех пор так и осталось, что и символизировало полную безнадежность какой-либо затеи. В неметчине по этому поводу требовали, чтобы мужчина имел в обязаловке две жены, можно и больше, но это уже только по собственному желанию, там большие требования к благосостоянию семьи и лишнюю в нищете никто держать не будет, и от каждой хотя бы по одному ребенку. За пол ребенка там особо не ругали. Мотивируя – не дала богиня Вверена мальчика и не дала, кто в том виноват. На Руси же церковь Всевышнего подсуетилась и не разрешила иметь больше одной жены, ни в какую поначалу, грозя костром развратникам и всем изменникам. Но прошло немного времени, всего пара десятков лет, и церковные иерархи поняли, что что-то не в порядке с рождаемостью на Руси, но сдавать назад все равно не захотели, а сделали такой финт в духе земных монахов-иезуитов. Жену можно иметь только одну, это навеки незыблемо, а вот количество любовниц не ограничено. Имей сколько хочешь, лишь бы смог их всех содержать, скажем, что ли, этот момент никак прописан не был, ну хитрые церковники, что с них возьмешь. Права, правда, у любовниц были не как у жены, но ребенок, совместно нажитый, пользовался всеми правами, как и в основной полноценной семье, только договор с ними был другой. Вот и сейчас мысль у Бригиды скакнула на то, чтобы вечерами не сидеть, дуре, с тетрадками учеников, а сходить на танцы в парке «У большого» и познакомиться с кем-нибудь в корч… нет, в ресторане, корчма – это все же для плебеев и для дворян урон чести получается, своя, в детстве которая, не в счет. Вроде, вместе с послами приехала и музыкальная группа, и она будет выступать в здании оперы, и туда уже продавались билеты. Дорогие, правда, по злоту за место или даже два, если близко или в ложе. Решила, пока она перебьется с тем концертом. В первое время приезда, когда она только поступила в педагогический институт, она, дура, похвасталась одному парню, что и деньги есть и… в общем, похвасталась. Он обещал ей, «Конь», что любовницей прям возьмет первой, жена у него уже была в то время, а самому, скотине, только деньги ее и нужны были. Спасибо имперской СБ, она только потом узнала что все время ее незаметно опекали. Молодой симпатичный лейтенант объяснил, что всех прибывших с границы ставят на карантин, на год или два, смотря по их поведению. – Это все говорил, несмело улыбаясь ей. Вот благодаря СБ она и деньги вернула, почти все, тогда и опыт приобрела жизни в столице, хоть и плохой, но какой есть. Хорошо, что все благоприятно тогда для нее закончилось. С тех пор у нее была еще пара «встреч», она подходила к этому уже с большей опаской, и, как выяснялось впоследствии, не всегда это была только перестраховка с ее стороны. Репетиторство, проводимое на постоянной основе, облагалось налогом и требовало дополнительного разрешения. Небольшим, конечно, налогом, процентов 10, вроде, как и на все остальное, в зависимости от квалификации репетитора, но вот такие одноразовые никак не запрещались, здесь она улыбнулась сама себе. Повезло ей в этот раз, хоть и дали место в общежитии для рабочих из плебеев, это все же лучше бывшего ее студенческого, хоть и для дворян, где в комнате двое или четверо жило вместе. Здесь только один живешь, но, Всевышний, какая же ей досталась мебель от бывшего постояльца комнаты! Такое впечатление, что прежде чем поставить, ее долго возили по полу, а потом еще и побили слегка. От того, что крыша текла когда-то – она жила на пятом и соответственно последнем этаже, – фанера рассохлась, а в некоторых местах и отслоилась даже, в общем, ничего, кроме жалости, эта мебель уже ни у кого и не вызывала. Она попробовала сама сходить в магазин прицениться, но как-то быстро ушла оттуда, испортив настроение себе на декаду. После все же решив, что если что, то комод она, конечно, купит себе… со временем, а вот шкаф или уж тем более стенку – об этом нечего было и мечтать. Дорогая все-таки жизнь в столице. И вот такая удача – за то, чтобы подтянуть молодого оболтуса, его родители дворяне-специалисты согласились сменить ей всю мебель. Она даже на радости отсрочила исполнение их обязательств на конец занятий. В этой ситуации она ничего не понимала. То ли родители этого Витоли… а красивое имя у парня… – Бригида, не о том думаешь. Значит вот, либо они такие богатые, либо просто не знают цену мебели. Ведь по самым скромным ее подсчетам, если не сильно шиковать с качеством, и то покупка выходит за двести злотов и сильно далеко выходит, но это будут уже не ее проблемы. За выполнение она не боялась – слово дворянина, что может быть надежнее. Дворянин-купец или дворянин-специалист – не суть важно, хоть милард. Был и еще нюанс. Не то чтобы она в себе сомневалась как в учителе. Она была неплохой учитель, было чем ей гордиться, пусть и молодая еще, но ведь и этот Витоли – оболтус еще тот, судя по тому, что она про него знает. Не дойти бы до «туфты», а то провозится с ним четыре месяца, и до свидания скажут… без мебели, как не справившейся, и не возразишь ведь. С этими мыслями, привычно перемотав шарфик, она выскочила из здания школы, где ее подопечный уже скучал около школьных ворот, подпирая роскошную цветочную клумбу. Рассчитывая по крайней мере на тоскливый взгляд и полную безысходность или, в худшем случае, на взгляд полного барана, что, скорее, еще хуже, но… не дождалась. Взгляд был, скорее, заинтересованный и… Если бы это не ее ученик…, который, которого она уже третий год видит в школе и второй год лично учит, то она бы решила, что ее оценивают на предмет пригласить как минимум на свидание, а как максимум и дальше. Так, стоп, это ее ученик, причем невеликого ума, пусть и дворянин, куда тебя, Бригида, потянуло? Совсем не туда. «Ну что, пойдем заниматься?» – спрашиваю заинтересованно. «– Как скажете, Бригида…» – слышу в ответ. «Наглец, поди ж ты», – хмыкаю скорее удивленно и немного заинтересованно, чем возмущенно за непочтительное ко мне обращение. Часть 3. Витоли-Сергей Вы говорите, говорите. Мне это совершенно не мешает. «Хороша чертовка», – подумалось мне, стоило моей будущей репетиторше появиться на ступеньках. Длинные волнистые волосы темного цвета развевались на ветру, и этот ее неизменный шарфик. Как молодая и незамужняя, она пока ходила без шляпки, обязательной для всех местных, но замужних дворянок. Местная форма одежды в качестве головного убора, например, требовала от дам непременно носить шляпки с небольшими, у некоторых – буквально крошечными полями, молодые и незамужние иногда летом, впрочем, ходили и без. Цвет шляпки мог быть любой, но у замужних был более темный, что ли, оттенок. Это чтобы никто из дворян, возможных кавалеров и более… уж точно не ошибся и не совершить тем самым им конфуза, да и под жреческий надзор не попасть. Здесь это пугало почище знаменитого КГБ времен Сталина и Брежнева, потому как Колыма – это серьезно, но далеко, а вот костер рядом и перед глазами. «Все-таки у нее кто-то был в родственниках из халифата, только там такие темные и кучерявые волосы, все русинки были или блондинки, или легкий светлый шатен, – думалось мне, глядя на это, это виденье и такое… создание. – Правда, на лицо она светлая, как и все русинки, ну и ладно. Все, завязываю с самокопанием, или это как-то по-другому называется, отлипаю от этой уличной вазы-клумбы и протягиваю руку». Задачу минимум я для себя поставил – выбрать, что ей купить из сладостей. Как истинный кавалер, предложил ей руку, и она даже не отвергла – прогресс, однако. Сказала: «Веди, доблестный рыцарь Айвего». Правда, насколько Витоли знал историю, а знал, прямо скажем, очень не сильно, но все же про Айвего знал. Этот Айвего был не русин, а немец по происхождению и что-то там совершил во имя своей дамы, на этом знания Витоли и заканчивались, ну и ладно, решили мы с донором на пару. Они, немцы, – наши союзники, ими можно и погордиться, и походить на них. По дороге Бригида Петовна что-то экспрессивно тарахтела и рассказывала, временами помогая себе руками. Про то, что они будут делать дома по учебе, а Сергей, не особо вникая в смысл беседы, кивал иногда, и поддакивал, и думал между делом совершенно о другом. «Что же взять на обед? Вот, блин, тарахтушка отвлекает». Деньги у него в принципе были, целый злот. Собирал на новый мяч для боло, и не какой-нибудь там местного пошива, что хватит только на два серьезных матча и что можно было купить за две серебрушки всего, а если поторговаться, то и за одну, ну, или пусть полторы, а настоящий немецкий на сезон, и не один даже, если чуть поберечь его. Правда, и стоимость в целый злот, и то, если удастся сторговаться с приезжими торговцами. В отличие от своего отца, Витоли по молодости не то чтобы любил, но мог торговаться и не считал это зазорным для своего дворянского достоинства, его этому научил друг Толини Хоникер, о нем история впереди будет, пусть и не так хорошо, но уж на медик-другой цену он сбить мог всегда. Сам же Сергей решал, что уж что-что, а мяч для боло – это последнее, что ему сейчас надо, и главная задача или, скорее, вопрос – брать торт или не брать? Быть или не быть? Вот в чем в… это текущая задача. Споткнувшись на очередном предложении и вопросительно глядя на свою партнершу и репетитора по совместительству, задал вопрос: – Мы, это, зайдем к дедушке Мило? Он такую выпечку делает, а какие у него пирожные замечательные. Пальчики оближешь, – делаю рекламу магазину и соответствующее выражение лица. Было очень забавно смотреть на вытягивающееся лицо Бригиды Петовны. Часть 4. Бригида Петовна Я тут иду, раз… немного нервничаю и объясняю или, скорее, строю планы, как его учить, что надо делать и, главное, как это делать. Оно, вроде, кивало и соглашалось, юное «дарование». Поэтому сомнений, что он меня слышит и слушает, не возникало. Слишком серьезное лицо у него было в тот момент, и вдруг, когда я ему рассказала, как я его буду учить и в какой последовательности мы будем заниматься материалом, чтобы его подтянуть и получить зачет на экзамене… И что? Это, это, я извиняюсь, чудо Всевышнего на полном серьезе заявляет: «А давай зайдем к дедушке Мило за его выпечкой». Я пару раз была здесь. Выпечка, конечно, божественная, но и цены кусаются за такое ее качество. Вот и сейчас, не зная, что ответить: то ли возмущаться, что он меня не слушал, то ли согласиться… только кивнула, в итоге и мы прошли в магазинчик. Хотя по мне – лавка как лавка, на магазин она не тянула, те все-таки побольше размером будут. За стойкой стояла девушка, а по лавке витал запах, у меня даже в животе забурчало, хорошо, никто не услышал. Здесь были две девчушки лет десяти-двенадцати, они что-то выбирали себе и в этот момент громко засмеялись на какую-то шутку продавца. Подождав, пока они выберут и уйдут, я сказала: – Ну, выбирай, сладкоежка, что ты здесь хотел взять. Ответ озадачил, оказывается, выбирать звали меня. Это он меня сюда звал и сейчас спрашивал, что бы такое я хотела съесть. О, как я хотела, но в то же время понимала: нельзя, он сейчас возьмет мне пару пирожных, и попробуй заставь его тогда учиться как следует, поэтому скрепя сердце отказалась. Сказала, что нам вообще-то учиться надо, а не предаваться чревоугодию. Ответ был на уровне «вашему столу от нашего стола». Мне объяснили, что да, заниматься будет он, а я что буду в этот момент делать? Вот и надо меня побаловать, а то некрасиво получается. На это мне сказать было уже и нечего, но я все равно гордо отказалась выбирать. О чем-то посовещавшись с продавцом, Витоли взял печенье и пирожные. Я все это время стояла с независимым видом. Дальше уже шли молча. Жил мой подопечный в пятиэтажном доме, но на третьем этаже, в отличие от меня. Да, действительно не бедные люди, пять комнат – это да, нам так не жить. Предложив мне поесть, на что я опять же гордо отказалась, он показал, где ванная, объяснив, что пирожные он сейчас принесет в комнату. Да, о таком жилье мне можно только мечтать на будущее. Еще немного помечтав о несбыточном, помыла руки и пошла в комнату. В комнате, а это была, видимо, личная комната Витоли – кто бы сомневался в обратном от увиденного, – все стены были оклеены рисунками со знаменитым Вано Чилино, главным бомбардиром в боло в столице. Это даже я знала, хотя и очень была далека от этих мужских игр, правда, было и несколько пейзажей, очень хорошо нарисованных. Интересно, чьи, неужели сам Витоли рисует? Интересно-то как, а я и не знала про его такие таланты. На столе стояли два блюда с печеньем и пирожными – это на сколько же он взял? Был еще чай и сахар, стояли кислики (сушеные фрукты, иногда любители добавляют в напиток для придания вкуса, но это везде по-разному, чаще их просто грызут). Глядя на все это, и очень поразилась услышанному. Часть 5. Витоли-Сергей Я действительно расстарался, зная, что женщин только пусти в ванную. Даже если не будут купаться, все равно это надолго, а я успею все приготовить. Поэтому я расставил пирожные и печенье, долго гадал, кофе или чай, добавлять сахар и эти местные, вроде, «кислики» зовутся. Вроде, деликатес – по мне, так туфта туфтой, один выпендреж, в общем, хотя и пару штук раскусил, по мне, как семечки, только со вкусом лимона, как-то так. Класть ничего не стал, чай, не маленькая, сама положит, чего и сколько. Жаль, молока нет. Здесь холодильников нет еще, поэтому молоко долго не хранится, а сухое – чего-то не люблю я его, поэтому и не поставил. Если вспомнит, я принесу, у мамы есть где-то на полке. Я оказался прав, потому как все успел расставить и даже ходил, не решаясь сесть, чтобы не испортить впечатление о себе. Она пришла и, судя по всему, не только помыла руки, но и умылась, потому как был очень посвежевший взгляд. Оглядела получившийся натюрморт и сказала: «Я, конечно, рада, что попала на праздничный обед, но все же хотелось бы вначале дело». Ну дело есть дело, я и не отказывался, только спросил: «И что у нас по плану занятий?». И нарвался в ответ на очень обиженный взгляд. А я что? Я ничего такого и не сказал… Часть 6. Бригида Петовна Нет, я всю дорогу шла, рассказывала и это… это чудо мне кивало и поддакивало, как будто меня слушало, и в итоге выяснилось, что я разговаривала со стенами мимо проходящих домов. Может, он забыл, может, у него проблемы с памятью? Правда, тогда да, но это уже будут у меня проблемы. Память я не особо помню, как надо тренировать, вроде, стихи надо учить и еще упражнения, там… Что же нам говорил учитель по психологии в институте для тренировки памяти? Чтобы не повторяться, решила: пока пусть напишет диктант мне, а потом мы посмотрим. Привычно решила начать диктовать, но это чудо поставило учебник, использовав сахарницу как подставку, и сказало, что он сам будет писать, а вы не отвлекайтесь и все это в вашем распоряжении. Нет, ну не нахал, а? Отказаться у меня сил не хватило, да и живот все настойчивей просил что-то в него положить, а то он будет бурчать, громко, и мне будет неудобно и немножко стыдно. Витоли мой начал писать, долго приглядывался к тексту, потом только, пошевелив губами, медленно записывал. Напишет три слова, замрет и снова три слова. Примерно две страницы за час он и написал. Я как-то задумалась о своем о и ничего не заметила, ни время что пролетело, ни то, что умела почти все пирожные и половину печенья в придачу. Хотела покраснеть, но было как-то уже и неудобно да и поздно. Во-первых, он сам предложил, во-вторых, не съешь я печенья и заварные, у меня сильно бурчал бы живот, а это будет некрасиво, я девушка, дворянка и я культурная, а не плебейка безродная и… Вот еще проблема: как быть в следующий раз? Поесть где-то в столовой, той же школьной надо. Это долго, он же не будет меня ждать, хотя, может, и подождет, все это потом решу, в следующий раз. – Что, написал? Давай, буду проверять. Я уже хотела взять диктант, но он не дал, оставил на месте, а сам встал и предложил мне сесть на свое место. «Какой вежливый и культурный мальчик», – подумала я тогда. Всевышний, как же я ошибалась! Часть 7. Витоли-Сергей Тяжело в ученье Легко… во всем остальном?! Писать диктант было тяжело. Начать хоть с того, что отдать тело хозяину я не мог, он, этот хозяин тела, терялся от одного присутствия учительницы в его доме, можно сказать, далеко и надолго. Второе – он дико боялся этого диктанта. Хотя чего там бояться, я, не понимая ни черта в местных буквах, и, слава этому Всевышнему, что не иероглифы хоть, и то вон, спокоен как удав. Пришлось на пару с осознанием браться, читаю текст, запоминаю, прошу Витоли его разобрать, перевести и осмыслить и тогда пишу опять же, вроде, сам, а вроде, и мы вдвоем. Эти дурацкие буквы – и половины похожих нет на русский, а некоторые, хоть и похожи на наши, но значат совсем другое. Это вроде как русскому писать, пусть и латиницей, но на армянском языке, вон где-то такая аналогия у меня сейчас возникает. Поэтому больше, чем по три слова, мой внутренний буфер памяти пока не брал. Потому как пока со всеми переводами-перекодировками выходило слов двенадцать. Вы попробуйте за одно прочтение 12 слов запомнить – я на вас посмотрю. Под конец, вроде, и по четыре слова смог бы, наверное, но рисковать не стал, и так чуть на русском не засобачил целую фразу. Вовремя одумался, зачиркал ее всю, думаю, прокатит, спишет на общую Витолину расхлябанность. За час – я краем глаза следил за часами на стене – я написал пару страниц. Для моего плана – самое то, и не сильно уж много, но и не мало. Бригида Петовна хотела взять тетрадь и начать проверять – ага, так я и дал тебе, это в мои планы совсем не входит. Как галантный кавалер, встаю, освобождаю место и предлагаю ей сесть, джентльмен, однако. Номер прошел, села, проверяет, хмурится. Я жду, когда позовет. Счастье, уже на втором моем предложении. Она спотыкается и тыкает ручкой, обратной стороной только. Забыл сказать, ручки здесь чернильные, финиш, правда заправляемые. Не надо тыкать в чернильницу каждый раз после каждого слова, а то и буквы. Вопрос: что это я написал и почему? Как культурный, встаю, подхожу сзади и наклоняюсь – вроде, посмотреть текст, она косится, но молчит и опять вопросительно тычет в слово. Прошу разъяснить, что не так с ним и почему неправильно. Длинно зачитывает мне соответствующее правило и начинает объяснять, почему буква «у», а не «а», хотя да, слышится именно буква «а». Я с ней соглашаюсь и рукой поправляю ей волосы на голове. Обалденные у нее волосы, черные, волнистые, с каким-то цветочным ароматом, я уже в них влюблен, если и все остальное… Стоп, стоп, кажется, не туда меня занесло, она вон даже замолчала. Я, вроде, как и должно, бодро барабаню за ней правило, и она, вроде, успокаивается и продолжает проверять дальше. Потом, заметив, что я стою сзади, говорит: – Садись, я пока ничего еще не нашла. Я опять корчу интеллигента и объясняю, что я постою, мол, если что, я всегда рядом. Зачем скакать туда-сюда, а то, что придется, – я в себя верю. Она хмыкает и продолжает водить ручкой по строкам. Я, вроде как присматриваясь, все ниже склоняю голову и носом слегка касаюсь опять ее волос. Какой аромат, я схожу с ума, черт, черт, если она сейчас ничего не скажет, я не выдержу и ее поцелую, но нет, она меня спасла, и новая порция ошибок меня немного отвлекает. Снова правила руси, и причем еще и неправильная постановка фраз. Я как-то перепутал местами слова, и получилась вопросительная форма вместо утвердительной, это я не специально, а само вышло, для русского языка это не критично да и местного немецкого, а здесь как раз наоборот. Идет разбор, мне опять читают правила, и я снова, как тот Ванька, киваю. Умненькая репетитор мне уже на кивки не верит ни грамма и просит повторить правила. Ну что-что, а на память ни я, ни хозяин бывший этого тела никогда не жаловались. Поэтому повторяю слово в слово, как магнитофон, вплоть до интонаций Бригиды. Она опять хмыкает, но по-моему довольна мной, хотя как я это определил, не знаю, и продолжает водить ручкой по строкам. Находит новое препятствие, и опять разбор. Теперь уже я недоволен собой. Не мог, блин, меньше ошибок делать – и наклониться не успел, как снова начинается или продолжается учеба. Учительница, что-то заподозрив, предлагает мне встать рядом или сесть. Я не соглашаюсь, мотивируя, что мне так удобней. Что-то подумав, не настаивает и продолжает проверять. Я опять наклоняюсь и слегка провожу рукой по волосам, вроде, поправляю их. Бригида Петовна, или какая к черту Петовна – просто Бригида ничего не говорит, но начинает потихоньку краснеть. У нее чуть загораются ушки и появляется легкий румянец на щечках. Да, вот и довел девчонку. Витоли в глубине души урчит от вожделения, ну, ну, не время еще. Опять ошибки и опять разбор, бодро повторяю за ней очередные правила. Она довольна, и диктант заканчивается. Я, как прилежный ученик, благодарю ее и предлагаю выпить по чашечке… ну, чего она хочет в общем. После недолгого уговаривания… – женщины – что с них возьмешь – она соглашается на чай и даже на сухие сливки, иду, ставлю чайник на газ. Хоть в этом цивилизация здесь дошла. Начинаю потихоньку сносить за стол чашки, сливки. Садимся, подвигаю ей оставшиеся на тарелке три пирожных, а сам, чтобы поддержать только компанию, беру печеньку. Блин, есть, однако, хочется, в следующий раз, решаю, фиг она у меня от обеда отвертится. Вот прямо сидеть два часа на голодный желудок я не намерен. У меня молодой растущий организм, а я его голодом морить. Слышу, закипел чайник, там свистулька в носике, и я, как галантный кавалер, несусь на кухню. Часть 8. Бригида Петовна Необучаемых нет. Есть недозаинтересованные Села на место моего ученика – ну до чего же правильный мальчик вырос, у некоторых дворян, такой прямо культурный весь, я на его фоне что-то плебейкой необразованной начинаю себя чувствовать. Проверяю диктант и уже на второй фразе вижу ошибку. Вот же, простейшее ведь правило есть для проверки – как он его не запомнит, неужели точно проблемы с памятью у него? Зачитываю правило и, невзирая на его все подтверждающие кивки, прошу повторить, а то я его уже знаю, он кивает по поводу и просто без повода. Что удивительно, повторяет слово в слово. Уже хорошо, значит с памятью все у него в порядке. Чуть не вздрагиваю: он зачем-то поправляет мне волосы. Чем они ему помешали, может, ему плохо видно из-за них? Они у меня пышные, от бабушки достались в наследство, у нее точно такие были, все завидовали ей в молодости, а мне пока как-то и не очень они пригодились. Опять нахожу ошибки в его диктанте, диктую правило и слушаю его повтор. Все нормально у него с памятью. В чем же дело? Или он не учил раньше совсем, или лодырь, каких свет не видывал. Предлагаю, пока я читаю и проверяю его работу, ему сесть, он отказывается, зачем, говорит, вставать, садиться. Все равно еще ошибки будут, я в себя верю, говорит. Да, юмор у него есть, это точно, как с остальным – посмотрим. Пока все идет нормально, ошибок нет, но до чего же гадкий почерк. Пока поймешь, что же он написал такого. Неожиданно чувствую, как он проводит по волосам рукой. Что опять поправляет, что там поправлять-то у меня? И тут я начинаю понимать. Действительно дура же, парень за тобой ухаживает же, а ты тут репетитора изображаешь, правда же, нехорошо это. Во-первых, он несовершеннолетний. Во-вторых – о, Всевышний, я уже краснею, а если заметит, как неудобно будет, – пришла учить, а сама… но я же ничего такого… я же только проверяю его диктант. О, наконец нашла ошибку, слава всем богам, никогда я не радовалась так сильно ошибкам учеников, как сейчас. Почти с наслаждением начинаю указывать ему на его очередную ошибку и зачитывать правила по ней. Причем стараюсь не только по этой, но и все сопутствующие, а то, боюсь, я долго не выдержу. Он кивает и уже привычно повторяет все правила, а память у него ничего, зря, окончательно убеждаюсь, я за него волновалась. Вон запомнил сколько, ведь специально длинно говорила, он и повторил слово в слово. Наконец диктант заканчивается, и я немного успокаиваюсь. Он, как настоящий кавалер, предлагает чаю и сливок. Моя слабость, люблю покушать, немножко поломалась и согласилась. Надо же и мне дух перевести, никогда настолько я не напрягалась. Он убежал на кухню, потрогала себя за щеки – горят. Ну, до чего же волнуюсь, как студентка или школьница, честное слово. Но как мне быть теперь, сейчас? Ведь и договорилась с его родителями, хорошо хоть задаток не взяла, а теперь что? Отказаться? А что сказать? Что мальчик ко мне пристает? Самой не смешно? – самой себе качаю головой. Мотивировать тем, что он не хочет заниматься? Так вон сколько написал и где здесь можно объяснить, что он не хочет. Подумают еще его родители, что цену себе набиваю. Очень стыдно опять стало. Ой, хоть бы он там подольше был на своей кухне, пока я приведу себя в порядок и успокоюсь. Часть 9. Витоли-Сергей Прихожу с кухни, сидит вся пунцовая. Она еще больше покраснела, с тех пор как я ушел, что она там себе накрутила, что-то я не понял ничего. Разливаю чай по чашкам, потом кипяток следом, прошу, сахар и сливки по вкусу пусть кладет сама. Я уже свою норму галантности выполнил на сегодня, шабаш. Да и форсировать не надо, а то еще перепугаю ее, ведь совсем еще девчонка – у нее хоть парни уже были до меня? – Мысленно чешу затылок. Ага, вот возьму в лоб и спрошу, нет, это потом, про между делом надо, не торопясь, потихоньку, там все и выяснить. Как же она аккуратно все берет, стесняется сильно, меня, что ли. Приходится самому. Увидел, что глянула на печенье, подвигаю вазу с печеньем, зыркает на кислики, и их подсовываю ближе. Она что-то мямлит, вроде, типа, спасибо, не надо, ей хватит. Да, довел девушку, будь она помоложе или я постарше, уже бы убежала, а так сейчас сидим пьем чай. Решил рассказать про чемпиона нынешнего сезона по боло. Понятно, что ей это нафиг не надо, он ей и не снился ни в каком виде. Вот для того и рассказываю, чтобы успокоилась немного. Как-то в процессе рассказа переключился на собственные рисунки пейзажей, очень удачно вышло. Ей они понравились, она обратила внимание и даже думала, что это чьи-то, а не Витоли и свои собственные. Да, действительно талант этот Витоли, то есть и я теперь, вроде как, пусть и наполовину. Интересно, я смогу сейчас рисовать или уже все, пропал талант? Я как Сергей этого никогда не умел в жизни, только, там, кроки по карте и где и что расположено, там, танки, пехота, на той высотке два наблюдателя и в третьем доме живет… нет, это уже точно лишнее. Жаль, очень хорошие рисунки получились. За чаем как-то забыл о времени и только спохватился, уже пять минут седьмого, извините, говорю, вот не рассчитал немного. Да, она смеется чуть натянуто, вот я лишние минуты у тебя чай пью, надо уходить, мы на это не договаривались. Приходится длинно извиняться и предлагать остаться еще и вместе поужинать чтобы, сейчас как раз родители придут. Она благодарит и собирается домой. Выходим из дома, и я ее немножко провожаю. До, там, ну этого местного паровичка, который трамвай по-нашему будет. Часть 10. Бригида Петовна Не успела подумать, он заходит. Ждал он специально, что ли, пока я еще больше покраснею. Ставит чашки, льет заварку и кипяток следом, хорошо хоть доверил самой сахар и сливки положить. Я сильнее по-моему стеснялась, только когда однажды была в гостях у декана своего института, и то, вроде, попроще и свободнее тогда себя все же чувствовала. Сижу, стоит хоть на что-нибудь посмотреть, он тут же мне это пододвигает. Как под стеклом для препарирования себя чувствую. О, наконец отстал, стал рассказывать про свою мечту, этого знаменитого болиста сезона. Честное слово, я порадовалась, как будто я самая ярая болельщица этой игры. Оказывается, Витоли хорошо рисует, думала, это чужие рисунки у него, нет, оказалось, он свои показывает, а у мальчика несомненный талант. Потом зацепились за время, что лишние пять минут, чуть не поссорились. Вроде, я переработала, а мы только на два часа договаривались. Мне опять неудобно стало, ну да, чай перепила, надо бы им доплатить мне за это, ага. Хорошо, он сам сообразил и стал предлагать остаться на ужин, может, всерьез, а может, лишь бы разрядить обстановку. Хотя, зная его, может, и правда всерьез. Хоть есть и хочется немножко, совести совсем нет, пирожные ведь все сама слопала и печенья половину. Вот еще и на ужин хочу остаться – это уже очень серьезно, и мне нельзя никак. Решительно отказываюсь, и он провожает меня до паровичка. Фух, а ведь это только первое занятие, никогда не думала, что репетиторство – это все настолько сложно. Часть 11. Витоли-Сергей Поднимаюсь по лестнице к себе домой. Да, это теперь я здесь живу, все никак к этому не привыкну. Теперь никаких подъемов, рейдов по горам, ночных десантов черте куда и… старых друзей, мда-а, ладно, не будем о грустном, будем жить. Вот есть хочу, те пять печенек ни туда ни сюда для меня. Готовить сейчас мама будет. Уже как-то начинаю привыкать – мама, папа, но удобно это, что значит детство – никаких тебе забот, учись только, сынок. Разве это трудно? Поставил чашку с печеньем на кухню, перемыл посуду. Проштудировал память реципиента. Да, паренек уборкой и помывкой посуды не заморачивался никогда. Ничего, сейчас быстренько приберу на место, никто и не заметит, что и где брал. Перетер насухо, подправил, все так и было… вроде. Позаниматься, что ли, ведь кроме этой руси много и других тем, что там у меня на завтра. За этим занятием пришли родители, шумные и веселые сегодня. Поглядели на меня и поинтересовались, как прошли первые занятия с репетитором Бригидой Петовной. Сказал или даже, скорее, бодро отрапортовал: «Я хорошо, я старался», – и показал диктант, где были подчеркнуты ошибки. Оценив мой или скорее наш совместный труд, стали допытываться: я ей хотя бы чаю предложил? Пока думал, что сказать-то, промухал время и мать сразу вникла, что я лопухнулся и даже ничего не предложил нашей гостье. Мне немного попеняли и сказали, в следующий раз мы купим что-нибудь сами, а ты это предложишь ей, а то нехорошо совсем получается – мы не гостеприимные, а для дворян это лишение чести и позор на весь род. «Это загнули, – думаю про себя, – но если…, все равно нехорошо вышло, такой косяк на репутацию дворянина». Пришлось делать вид, что краснею, и пообещать клятвенно даже, что в следующий раз… я обязательно. Увидев на кухне печенье: а это откуда? Купил? А почему не предложил? Стал уже целенаправленно мекать, бекать. Долго ругали. Стерпел, ничего, переживу, это не страшно. На ужин в наказание дали есть первое, делал вид, что очень мне не нравится. Мама даже хотела простить ребенка, но отец проявил твердость в данном вопросе и настоял, чтобы я все съел. Он иногда любит вот так показательно проявить твердость, хотя по мне он довольно спокойный и неконфликтный, как мне кажется, дворянин. Мне очень было трудно, так трудно, особенно сдержать улыбку до ушей в процессе. После ужина поблагодарил родителей и свалил дальше учиться уже без напоминаний. Все-таки надо вникать самому, а то что-то здесь все не по-нашему, и надо не попасть впросак мне. Занимался долго, очень долго, почти до полуночи. Из освещения здесь газовый фонарь, не очень ярко, короче, это, но мне пока хватает. Вроде, уже идут работы и обещают электрическое освещение. В правительственные дома уже провели, прогресс, однако. Как-то привык Сергей в бытность своей «прошлой» жизни при свете, то бишь при электричестве всегда, а тут газ – уже прогресс, вода из крана – невиданная роскошь, динамик на стенку, «вещатель», – только для дворян, и не самых последних, потому как одно подключение стоит сто злотов. Семья Вилесс – дворяне, но на это мы пока пролетаем, и я даже знаю, кто виноват. Отец как узнал, сказал своей жене, что он рожей не вышел, хотя, судя по его виду, лицо имелось в виду прямо противоположное. Поэтому мама весь вечер усиленно гремела на кухне посудой, срывая зло на тарелках и ни в чем не повинных чашках. Мужская же половина сидела тихо, как мыши под веником. Сергей уже хотел кинуть рацуху, что можно подключиться от соседей, нужен только динамик, но вовремя прикусил язык, чтоб не возникло много-много вопросов, как, а главное откуда он это все знает. Потому как в школе это не проходят, это пока гостайна, можно сказать. Глава 6 23.02.101 г. Среда Витоли-Сергей Третий день прошел тихо и мирно. На истории спросили меня про прошлую войну. Отбарабанил по писаному, не отвлекаясь ни на одну букву и запятую в сторону, и получил первую девятку в жизни по этому предмету. Старый историк был сильно впечатлен моими познаниями, угу-угу, и пожелал мне дальнейших успехов и, если что, обращаться с любыми вопросами к нему непосредственно и не стесняясь. Учитывая, что здесь с историей те же непонятки, что и на Земле, и учитывая, какие слухи ходят об этом учителе истории (это о том, что он отставник и бывший сотрудник СБ империи Руси), то он, скорее всего, будет последним, к кому я подойду со своими проблемами и вопросами. Сегодня были труды, на местном – труд мастеровых и ремесла империи. Учитель работать никого не заставлял, потому как в классе одни дворяне были, а таких невместно принуждать, но урок был интересный. Рассказывали про разные мельницы: ветровые, водяные и новые паровые. Как устроены и прочее, я даже заслушался. Потому как старичок, балагур изрядный, пересыпал повествование прибаутками, меленькими смешными байками из жизни мельников прошлого, причем шутки порой были довольно скабрезные. Что характерно, девушек с нами не было, здесь раздельное, как и в России, трудовое воспитание. Вроде, девушкам рассказывают про моды, вышивки и прочее чисто женское занятие. Про то, как пришить пуговицу или сшить рубашку-брюки, у них тоже табу, дворянки, что поделаешь. В школе учились, вроде, вместе, но у плебеев – это по-местному наши рабочие и крестьяне называются, – вот для недворян правое крыло, для дворян же левое. С виду разницы нет, а вот внутри я прошерстил память, – короче, и ремонт там раз в три года – и то уже хорошо. У нас каждый год и самое главное – знания. Одиннадцатый класс там соответствует едва ли восьмому или пусть началу девятого у нас, что уже и говорит, куда будет идти распределение после школы. Недворяне практически не идут в институты после школы, хоть и нет запрета, и, как уже видно, виноваты даже не деньги, которые некоторые родители и собрали бы, но где собрать знания недополученные. А на дополнительные занятия, это я вам скажу, те еще деньги нужны. Если мой отец морщится, когда разговор заходит о репетиторстве, то что говорить о детях рабочих, где зарплата не превышает семьдесят злотов, и это для особо квалифицированных, а для всех остальных и 30–40 злотов в месяц – это за счастье. Я вон на пирожные только ползлота потратил вчера. Глава 7 24.02.101 г. Четверг Часть 1. Витоли-Сергей Прошел еще один день, и пришел четверг – помним, неделя здесь декада, 10 дней. Сегодня я готовился. С утра наглаженный. Здесь электричества нет, не забываем, поэтому глажка – это целая песня. На газ ложится металлический лист, на него сверху ставится утюг, это чтобы поверхность не закапчивалась, и вот таким способом. Я здорово забодался в процессе, но все получилось, и мой вид мне уже нравится. Причесан, ногти в порядке, а то предыдущий хозяин тела этим делом частенько грешил. Я его где-то понимаю, после боло не очень-то вычистишься, играют здесь без перчаток, поэтому бывает, если погода чуть испортится, то что те шахтеры домой со смены возвращаются. Даже душистую воду у отца позаимствовал. Я думаю, он не обидится – на благое ведь дело. В школе, конечно, навел ажиотаж. Ко мне тут же друзья подскочили – чего это я придуриваюсь? Мы все здесь дворяне, но ведь не на светском рауте. Объяснил все закидонами родаков. Что сказали, если не приведу себя в пример, поведением и учебой, то отправят в мореходку. Все прониклись, даже и Вихо проникся. Сказал, что у него брат туда попал за какие-то грехи. Там и пропал уже через год всего, даже не сказали, что и как, и он отвернулся печально. Суровые здесь, оказывается, наказания бывают, даже для дворян, что же тогда для плебеев, ужас. География была последней, это радует, я как последний отличник или вообще не знаю кто тянул руку для ответа на любой вопрос, на меня уже косились, что это со мной такого произошло и откуда непомерное рвение. А что со мной – ну проштудировал я весь учебник и еще пару сопутствующих, там той географии, между нами говоря. Выяснилось, что я и раньше по ней был в первых рядах почти, поэтому меня и не спросили ни разу, сказали, есть и другие ученики с задолженностями. Ну, обидно же, я же хотел блеснуть эрудицией. Передергивало же из-за общей нелюбви Витоли к Бригиде как учителю еще и по предметам руси письменно и устно. После окончания урока все разбежались, у меня только спросили: «Играть будешь?» и, увидев скептический взгляд, поняли, что не выйдет. Понимающе покивали и свалили из школы по домам, как я посчитал тогда. Бригида Петовна сидела за кафедрой. Здесь все учителя сидели не просто за столом, а настоящая кафедра, немного поднятая над общим полом класса, почти как в мединституте, только парты не ступенями подымаются. Солидно все сделано, и это в каждом классе такое. В правом крыле, кстати, как у нас на земле в школе, стол учителя ничем не отличается от стола ученика. Когда времени прошло прилично, ну слишком много, и чего она там возится, пошли бы уже давно, есть мне хочется, а она все копается. Часть 2. Бригида Петовна Не повезло-то как, хотела быстро сходить в школьную столовую, там немного перехватить по-быстрому, а то будет как прошлый раз – и есть стыдно, и не есть еще хуже, живот бурчать будет, стыдобища-то какая, девушка как-никак. Вот теперь что же делать? – поглядываю задумчиво на подопечного. Сидит. Ждет. Как ему сказать? Может, сказать, что мне надо по делам? Да, ага, вот и сказала. Пока собиралась, он сам подошел и говорит: – Может, пойдем, вы только не переживайте, раньше придем, раньше и уйдете. А то чего здесь делать-то? Да, и что на это сказать? Вот озадачил он меня. Решила, а будь что будет, пойдем, молодой человек. Пока шли мимо лавочки почтенного дедушки Мило. Да, ага, как же, и прошли мы мимо. Этот сладкоежка своего не упустит, вот же ж. «Бригида, а ведь ты не права», – вылезла моя совесть, которая и внутренний голос. Кто прошлый раз все пирожные слопал же? Он, по-моему, только одно и взял… и его я тоже съела, он мне его сам подал, стыдно-то как. Все, сегодня ничего не буду есть, или купить что-то и мне, как-то это не очень. Вроде, я брезгую их гостеприимством. Что же делать? Решено: съем пару печенек сегодня и все, перетерплю, а то сладкое, даже такое вкусное, и натощак не пойдет. Что-то мне уже не сильно мое репетиторство нравиться начинает, такие непредвиденные сложности кругом. Этот искуситель оглядел меня с ног до головы, бессовестный и наглый, – я так бы сказала, – и печенье не взял совсем. Э… э это что значит, а взял немного пирожных. Ага, все-таки не очень и богатый, чтобы роскошествовать каждый день. И… взял еще торт. Причем долго выбирал какой, консультировался с продавцом даже, хитро поглядывал при этом на меня. Продавец тоже поглядывал и сказал: «Бери шоколадный, не ошибешься». Вот же ж, Всевышний, дай мне силы отказаться, это же мой любимый, а какой он вкусный эм-м. Хитро на меня поглядывая, Витоли рассчитался с продавцом. Решила и я схитрить. Спросила: «У вас сегодня праздник дома будет?», – решила дурочкой прикинуться или, может, и правда не про мою честь, а я здесь вся такая в мечтах о сладком. Ну и нарвалась на ответ. Кто бы уже сомневался? – У НАС сегодня репетиторство, а оно отнимает много сил и терпения, и таким худеньким девушкам надо хорошо питаться, а то их ветром будет качать. Хотела возмутиться, но выясняется, что это не мне опять, вроде, и говорили, а как бы продавцу. Что после этого скажешь? Дедушка Мило на это только загадочно улыбнулся и сказал, что он тоже был молодой когда-то, кхе-кхе, а как сладости любил и угощал своих красивых девушек…, что были рядом. – Это он так красиво закруглил, видимо отследив мою реакцию. Э… этот дедушка Мило что-то не туда речь свою завернул. Я не его девушка. Я его только учительница. Но ничего я этого, конечно, уже не сказала. Кому говорить? Если мы вышли из лавки и идем сейчас по улице. В этот раз, помня, что это молодое дарование может с умным видом поддакивать, абсолютно не вникая в содержание моего разговора, я «мстительно» молчала всю дорогу, и моему подопечному это мое молчание судя по всему как-то совершенно и не мешало и не доставляло неудобств… Он крутил головой (как впервые все видит вокруг) и радовался жизни. Уже как жильцы поздоровались с дворником и управдомом, что что-то обсуждали возле, видимо, будущего цветника у дома Витоли, и пошли к себе, тьфу, к моему подопечному в его квартиру. Мечты, мечты, Бригида, оставь на потом. Пока я разувалась, этот кавалер бегом отнес свои вещи и вернулся, помог мне снять пальто и шляпку. На улице сегодня прохладно, зима как-никак и с утра еще и дождик накрапывал, вот я и надела. Хотела уже идти к нему в комнату и остановилась. Он что-то мнется, мой подопечный. Э, он в то место хочет и стесняется меня. Нет, вроде, не то. Наконец он решился сказать, лучше бы молчал. Часть 3. Витоли-Сергей Ну и копуша эта Бригида Петовна! Ждал, ждал, пока она там копалась, и чего там делать столько времени? Не выдержал и сам подошел, предложил – пойдем пораньше, типа раньше сядешь, раньше и выйдешь. Немного по-другому сказал, но смысл тот же. Пошла и чего сидела тогда столько, спрашивается? По дороге снова зашли в лавку сладостей, сегодня сам хозяин был за прилавком. Очень милый старичок, а балагур, а хитрый, сразу видно, наш человек, и взгляд такой, сразу просек, что я хочу от «подруги» в обмен на его сладости. Помня, что печенье она не ест, а только пирожные, вот и взял их, но не как вчера, десяток, а так, на затравку, пяток всего. Сегодня решил добить «свою» репетиторшу тортом. Долго советовался с продавцом, поглядывая на Бригиду, чтобы отслеживать реакцию на названия тортов. Отследить особо и не удалось ничего, та хмурилась чего-то – а что я такого сделал неправильно-то? Дедушка же посоветовал шоколадный, самый дорогой, зараза, но он того стоил, и девушка будет рада, он убеждал меня, и я с ним соглашался. Девушка, правда, не вняла нам и сделала вид, что ничего не понимает, а я целый спектакль с участием продавца разыграл. Не знаю, вроде, удалось ее растревожить и растормошить в нужную мне сторону. Шли в этот раз молча, то ли у нее запас слов кончился, то ли поняла, что я ее особо и не слушал прошлый раз. Я же вертел головой во все стороны – а что, нахожусь как в музее. Вон паровичок поехал, чуть дальше по улице еще один. Трамвай э… паровик по-местному – надо привыкать к местным названиям, а то как бы чего не вышло – по рельсам прошел, а вон вдалеке даже карета, ну и роскошная, проехала. Средневековье как есть средневековье, надо у отца спросить, есть у него меч или нет. Да, быстро я привык к местным реалиям. Уже и привычно, без отторжения говорю «отец», «мать», и это так и воспринимается, и все реже вытаскиваю на свет душу Витоли, скоро она там и пропадет совсем. Ну, я не виноват, оно само все случилось, а если рефлексировать и отпустить, то этот дурачок нас точно на костер загонит, причем обоих сразу и весьма быстро. Что спрашивать отца, прошерстил память. Да, действительно есть меч церемониальный, только не очень дорогой, лежит в шкафу, ого. А еще, оказывается, есть кинжал, тоже небольшой, с ним отец все время ходит на работу. Он у него под сюртуком, незаметно чтобы. Еще раз прош… прошелся по памяти донора. Да, действительно дуэльный кодекс, и на следующий год будут учить бою на мечах и нас, не очень это сильно и надо в общем по нынешним временам, но каждый дворянин, ну вы поняли. Зашли в квартиру – хоромы, как есть хоромы. Быстро метнулся на кухню, сбросил все покупки и даже свой школьный рюкзак там бросил. Он, в отличие от земного, на одной лямке. Потом разберусь – и быстро вернулся, надо помочь даме, а то что это за джентльмен из меня получается. Она сразу собралась ко мне в комнату – типа заниматься. Конечно, конечно, так я тебя туда и пустил сча-аз-з. Немного помялся, делая вид, что ну очень стесняюсь. Угу, ну прям сил нет, как я стесняюсь, и произнес: – Понимаете, я прошлый раз был недостаточно учтив и не предложил вам отобедать. Мне очень стыдно, и это, от родителей тоже досталось. Ну правда же досталось! – это чистая правда. – Вот. Поэтому сейчас мы пойдем на кухню, а вы, это, идите мойте руки, ванная туда, а я сейчас все быстро организую. Видя, что она пока в ступоре, быстренько свалил. Пусть теперь оттуда, из коридорчика, кричит, что она не согласная и прочее и прочее, что положено девушкам в таком случае говорить, даже если и все совсем наоборот обстоит. И, довольный собой, слинял на кухню. Часть 4. Бригида Петовна И хочется и колется, И мамка… требовала. Вот стою посреди коридора как ду… не то чтобы совсем, но получается. Ведь что делать? Руки надо мыть? Надо, а это получается, она согласилась и на все остальные предложения. Если же не мыть, а пройти в комнату, дескать, заниматься надо, но с грязными руками. Это же плебеи только так поступают, «чернь» и «школота» только подобным образом могут. Как-то, есть подозрение, что он, этот Витоли, все очень хитро просчитал и ее ситуацию тем более подстроил, хотя, скорее, ему подсказали родители все как-то устроить. Тогда непонятно, почему ругали за прошлый раз. Уж сколько она слопала тех пирожных, – память невовремя подсказала, – все. – Все, память, молчи. – Сама знаю. – Делать-то что сейчас, лучше скажи. Вот и что мне делать? Пошла в ванную. Кому скажи, что вот собственный ученик, почти ребенок, заставляет делать взрослую тетю. Все, что он хочет. Не такую уж и взрослую, если что, и вообще я молодая, у меня все впереди, и я встречу еще мужа себе… Ладно, пусть и любовника, но буду у него первой и единственной, э… после жены, конечно, эх судьба, наша женская судьба, Единый, почему такая несправедливость к нам, девушкам? Помечтала? Мыло бери, вон лежит. Душистое, запах – прелесть. Как люди живут-то хорошо, ванная прямо в квартире, а не в конце коридора, и я тут… Лицо помыть, что ли, и чтоб не горело как в прошлый раз. – Память, молчи про мысли. Ты не по делу, и без тебя уже тошно. Долго терла руки, потом лицо. Потом стала поправлять волосы. Зачем он их прошлый раз трогал? Лежали как-то не так что ли? Они все равно волнистые у меня, сколько их ни ровняй и укладывай, а они все равно будут лежать, как они хотят. Все, хватит, пошли уже, Бригида, в комнату, нет, скорее на кухню, все-таки это не званый ужин пока… – А парень, смотри, расстарался, суп с мясом какой-то птицы, как на вид, гары, наверное. – Это тетерев, отцу друзья с охоты привезли, – Витоли мне поясняет. Это он как мысли мои читает. – Вку-усны-ые! – подзадоривает же, мелкий поганец. Он прямо точно мои мысли читает, что ли, и тетерев – это солидно, у Молиса в мясном он вдвое дороже, чем мясо гары, а тем более мяса сможа стоит. Сели, едим, пока молча, потом стал спрашивать: на второе мясо буду я или кашу розалии положить? – Если не хотите каши, – смотрит вопросительно, – будет одно мясо, вот, – показывает мне отдельно. – Берите хлеб, пожалуйста. – Какой культурный, и этикет знает, хм, странно. Розалия так розалия. Я не привередливая, хоть и считается эта каша не совсем дворянской, но я и не такое ела иногда. Бывало, эта розалия и на завтрак, и на обед, и на ужин, и совсем даже без мяса. А пару раз и без хлеба даже. Всякое бывало, студенческая жизнь в столице для молодой дурочки еще и не такие повороты показывала. Пока ели молчали, потом он предложил: Этот тортик сейчас съедим, а пирожные с собой возьмем, туда заниматься, – на свою комнату показывает. Это он мне про что намекает, что, дескать, он будет пыхтеть, стараться, а его любимая, смею надеяться, учительница, будет пирожные в это время наворачивать? Это мы еще посмотрим, тортик как ни был хорош, но съели только половину. Все же в меня больше не лезет. Даже на пирожные я уже смотрю без интереса, кто бы мне это сказал и когда. Пошли заниматься. Под видом, что надо руки помыть, пошла сделать свои дела, все-таки очень плотно поела я что-то. Пришла, он уже все разложил и сам пошел, сказав, что ему тоже надо руки помыть, и улыбается, негодник, при этом. Опять он меня засмущал. Вот же молодежь пошла, я бы уже покраснела на три раза, впрочем, он мужчина, ему-то что. Пришел, решили сделать малый диктант, как в прошлый раз. Только теперь нечего ему подсматривать. – Буду читать сама, и со слуха пиши, – сказала. Это сложнее, поэтому пусть учится. Диктовала долго и медленно, он, засранец, то переспрашивает – какое, какое слово я сказала сейчас, то вывернет весь смысл содержимого предложения, что выходит не пойми и что. Наконец закончили, он сразу встал и опять уступил мне свое место. О, Всевышний, дай мне силы и терпение, ведь сейчас опять начнется. Как ни странно, ошибок нет ни одной. Почерк – да, ужасный, но ошибок ни одной, может, кроме пары запятых, нет на положенном месте, а в целом очень хорошо. Пока не дочитала текст до конца, ничего и не поняла. Прочитала еще раз. Нет, весь текст написан правильно, но последние, вот эти три последние предложения. Уши покраснели, щеки горят – и что мне теперь делать? Как реагировать на это? Гара – вид, местная курица, повседневная еда у плебеев и не очень зажиточных дворян. Смож – вроде коровы, искусственно выведенное животное, используется повсеместно, молоко, мясо и лошадь даже, правда хиловатая против настоящей, но намного дешевле. Часть 5. Витоли-Сергей Я к вам пишу – чего же боле… Пока обедали… Да-да, я все успел приготовить, пока она руки мыла и лицо свое мыла, хотел сказать, и еще где-либо. Ладно, это успеется. От первого она и не думала отказываться в отличие от этого привереды Витоли, и чем ему суп с тетеревом не угодил, ты смотри, дворянин-барчук. Второе было мясо, оленина, или я плохо понял, мама что-то говорила. В общем что-то такое, по мне говядина говядиной, но есть можно и ладно. С кашей – розалия по-местному, а по мне вылитая наша земная ячка и цвета такого же чуть розоватого, да, считается, что это плебейская еда и нам, дворянам… Отец все время из-за этого на маму ругается: – Что, нас за плебеев держишь? На что та в ответ: – Не нравится, найми кухарку, и пусть она тебе готовит, что ей прикажешь, а я пойду вязать тебе свитер с узором, как и положено правильной жене дворянина, и еще работу мне мог бы найти и полегче, если что. Это имеется в виду, что она и вообще могла бы дома сидеть, совсем никак не работая, как «правильная» дворянка и у «настоящего» дворянина. Такие ссоры бывают регулярно, но без злобы, просто вроде разрядки и все. Все всё понимают, но надо вот женщине показать характер, чтобы ее любимый мужчина был в тонусе. После этого уже он может пожаловаться друзьям, – что жена пилит его вечерами немилосердно. Она также подругам пожалуется, – что муж заездил ее, как простую плебейку, житья не дает, и все будут довольны. Решил, что пришло время для торта, пирожные, если что, мы и потом съедим. Тортик оказался не маленький, а казался, и вдвоем едва осилили и половину. Учитывая, что еще и по две чашки чая навернули сверху. Поэтому не удивительно, что Бригида запросилась еще руки помыть, и правильно. Я после тоже схожу и руки даже помою, после. Сегодня тоже решили пописать, сначала маленький диктант, потом пройтись еще по правилам грамматики. У-уу тоска, как там осознание Витоли считает. Это мне мой репетитор все это сказала, все у нее по плану. Ну, ну, посмотрим, по какому плану пойдем, или, скорее, по чьему мы плану пойдем. В отличие от прошлого раза, списывать она мне не дала. Сказала, «учись с голоса писать». Это сложнее немного, но я тоже не зря вчера правила зубрил весь вечер и грамматику отрабатывал, непривычно-то как, временами, когда вникаю в эти местные буквы, вылитые кракозябры. Стала диктовать. Я сначала на полном серьезе писал, потом понял, что это все ерунда и не затем я все это затеял. Стал придуриваться, менял слова в написании предложения, чтобы менялся весь смысл текста, согласно правилам грамматики руси. Переспрашивал по пять раз непонятные, по моему мнению, слова. Это те, где три или четыре буквы, где по семь или восемь букв, не переспрашивал и писал их молча и сразу. А под конец вообще перестал переспрашивать и только молча писал. Правда, уже не то, что она диктовала, совсем не то. Милая Бригида, вы обворожительно красивы. Вы мне безумно нравитесь. Давайте с вами дружить. Если для земли это ни к чему не обязывающий текст, здесь же это полноценное любовное послание, полное скрытого смысла и на грани фола, если что, ну или почти. Часть 6. Бригида Петовна Милая Бригида, вы обворожительно красивы. Вы мне безумно нравитесь. Давайте с вами дружить. Вот что он написал в конце – и что мне теперь делать с ним? Здесь нет ни одного оскорбительного слова, чтобы вот взять просто и уйти, и между тем здесь все сплошное оскорбление для меня как для дворянки. Начать с того, что я старше и обращение к старшему без отчества, тем более в письменном послании, если он не старший и не близкий родственник, уже есть оскорбление. Кроме случаев, ага, здесь как раз такой случай и есть или будет… вскоре, может быть. Обращение к незнакомке, что она нравится, должно вызвать дуэль с кавалером незнакомки или, в отсутствие оного, с ее близким родственником или другом. Конечно, и где тот друг или тем более близкий родственник? И третье предложение, совсем… неправильное, дружить с незамужней девушкой – не подразумевает никаких других толкований кроме… вот и что теперь делать… с ним? Можно, конечно, оскорбиться, но что же я, и кому скажу и докажу. Да и он может сослаться, что это я диктовала ему «это послание», и кто подтвердит, что не диктовала. Здесь вообще некоторые фразы с таким подтекстом получились. Он же гад такой, оказывается, как шутил, это и писал, а я думала, он просто придуривается, юморист доморощенный, а сам пишет правильно, ага, как же, правильно он пишет. Весь текст такой двусмысленный получился, и случись что, никто ведь не поверит, а он скажет, что это я диктовала, а он только писал же ж. Ведь действительно я диктовала, а то, что он писал не то, что я диктовала, это он учится – что с него взять. Он же переспрашивал, а я, смеясь, даже иногда подтверждала что-то, и что мне делать сейчас? Нашла слабую лазейку, даже не лазейку, а лишь время на передышку. Уцепилась, как утопающий за лодку. Слово «вами» в последнем предложении написано с малой буквы, это есть скрытое оскорбление, и как вы поступите, милард? Вот теперь пусть он выкручивается, я же посмотрю на него. Милорд, высшее дворянское звание, в данном контексте подразумевает под собой не сословие, а строго протокольное поведение для дворян в словах и возможных поступках. Часть 7. Витоли-Сергей Вот, значит, как она. Для любого подростка это патовая ситуация, и без потери лица он из нее точно не выйдет. Ведь начни я оправдываться, она укажет мне на ошибку как пацану и ее ученику в написании, и все сведется к банальному разбору десятка новых предложений и примеров и сотни мне совсем не нужных правил до кучи. А оно мне надо? – Задумался, решаю. Мы пойдем другим путем. Становлюсь на одно колено и – с самым серьезным выражением лица: – Моя королева, приказывайте, готов получить самое суровое наказание. Но будьте снисходительны, моя Королева. Хотел сказать, сделайте скидку на возраст. Но понял, нельзя, собьет всю, вес пафос ситуации. Поэтому продолжил: – Все от чистого сердца и с самыми искренними чувствами. Вот теперь за ней слово. Выйдет, не выйдет? Мне почему-то кажется, что выйдет, или скорее, сильно этого хочется. Задумалась, ну-ну, куда ей теперь деваться? Представилось. Горы, ночь, одинокая сосна на взгорье. На ней девушка, и кто ее туда погнал? И волки бродят под сосной, один… голодный. Можно, конечно, в шутку обратить все, но вдруг уже я обижусь, а детские обиды – они такие. Вдруг вешаться пойду, там, а здесь дворянская честь – еще совсем не пустой звук. Есть суд офицерской чести и еще какое-то дворянское собрание, ой-ё, не к месту вспомнилось, что он-я забывал все время после уроков, но это все потом, завтра, не сегодня. Суд – это, вроде, только для военных, а собрание – это как раз всеми дворянами и занимается. Вот-вот, пусть и подумает. – Хорошо, я согласна, будем дружить. Йес-йес, получилось, вот теперь плавно собьем накал страстей, съедим пирожное и будем потихоньку говорить за жизнь, за любовь, за отношения между полами и плавненько перейдем к этим самым отношениям. Времени сегодня нам хватит? – Смотрю на часы. Нет, сегодня не хватит, а жаль, жаль, но не будем форсировать, не к спеху, хоть и сильно, прямо невмоготу, как хочется, гормоны, ити их. Встаю с колена и со всей учтивостью подаю ей пирожное. – Моя королева, позвольте предложить в знак примирения и начала искупления всех моих ошибок. Взяла, улыбается и молчит, у-уу… и ест, уже хорошо, процесс пошел. Молчать, поручик. Часть 8. Бригида Петовна Пусть он выкручивается, а мне что сейчас делать? Меня еще сопливой девчонкой уговаривали куда как грубее тогда. Этот, этот тонкий подхалим, не знала бы его возраст, тогда бы решила, что опытный дамский угодник и сердцеед из столичных, из самого первого круга, но до чего же приятно: «Моя королева», «готов искупить». У-у, что, пусть искупает э… кровью на дуэли с кем-нибудь за меня. Ну ладно, пирожное тоже пойдет, сделаю скидку на его же возраст. Едим пирожные, молчим. О чем-то задумался? Чай? Кофе? Предлагает. Какой же галантный кавалер. Давай чай и сливки, пожа-алуйста, спасибо. О, что-то наглею я, а это неправильно, нехорошо в общем. Убежал на кухню, несет чашки, уже другие, у Витоли моего что, их запасы там громадные? Как-то быстро «у моего», неправильно это – молчи уже там, Бригида. Да они же семьей живут, я уже привыкла, что у меня всего две чашки одинаковых. Чашек много, конечно, но те я своим гостям постесняюсь предлагать, там, где ручки нет, а где треснута, или краешек отбит совсем. Выкинуть бы их, да жалко. Это еще от матери осталось, «оттуда» привезенные, память о той еще счастливой жизни. О чем я только думаю, здесь вон молодой кавалер или все же ухажер, а может, и… отставить, просто молоденький мальчик увидел красивую девочку, девушку и решил… Решил за ней поухаживать, а что, никаких намеков, просто можно поболтать о природе, о погоде, например, о его увлечениях, и кто ему нравится, эм-м, в школе, в классе его. О, вот о географии поговорим – вроде, и по делу. Мне же здесь не просто сидеть, я вроде как на работе, и неважно, что без письменного договора. Устный-то был, и его нарушать никто не будет, честь дороже. Да вот с честью уже надо быть осторожней, есть подвижки, что она может и пострадать. Но я же буду осторожна, а он всего лишь маленький и глупый мальчик. Сливки принес, чай наливает, еще одно пирожное, наверное, уже лишнее, но как же мне трудно отказаться от него. Уже ничего не хочется ни учить, ни даже говорить. О, предлагает перейти на диван. Что-то мне это не сильно нравится, но он всего лишь говорит, там удобнее и у него есть книги по географии и различным путешествиям. Это надо посмотреть, географию я люблю, это мой предмет, – ушла в воспоминания. Другой континент, энерджазины эти, древний и непонятный народ – кто их не мечтал увидеть. Я даже хотела на все деньги купить билет и плыть… и поплыть посмотреть, а там будь что будет после, но не получилось тогда, а сейчас уже и не знаю, стоит ли. Хотя да, хочется листик любви. «Листочек», как все зовут. В институте у одной был, я видела. Там весь институт к ней в подруги набивался, чтобы только посмотреть, потрогать, подержать его. «Это же энерджазины!», – с придыханием говорили все. Все, все я успокоилась, и вообще чего я так нервничаю? Я здесь, чтобы учить вот этого молодого человека, он хороший и даже хорошенький – э, не о том думаешь, подруга. Вот принес кучу книг и даже альбом с рисунками. Это что, где он побывал что ли, рисунки? Все оказалось проще и сложнее, пока смотрели книги, он подвинулся поближе, а как перешли на его рисунки, то я только на третьем рисунке обратила внимание. Что одна рука лежит у меня на плечах, а вторая показывает мне пейзаж. Но, мой бог Всевышний! Как же неуклюже он показывает! Или я настолько глупая? Он пока показывал, как и что он рисовал, уже все груди мне ощупал, неуклюжий! И что сказать ему на это? Хорошо-то как, сейчас бы отдохнуть. Э, не так быстро, пожалуй, я еще посижу немного, – он прямо мысли читает и уже предлагает полежать. Нет, только не это, и все, все на сегодня. Все, я сказала, время вышло. Как я собиралась, со стороны, наверное, смотрелось как откровенное бегство. Но ничего, проводил до паровичка, хорошо, подъехал быстро, не ждали даже, а то и не знаю, как бы оно все получилось. Этот кавалер, это чудо молодое, да раннее. Меня галантно все время поддерживал, со стороны, наверное, мы очень мило смотрелось, как молодые, моло… молодая пара влюбленных или уже муж и жена. Да, со стороны смотрелось, а как я завтра на занятиях с ним буду встречаться? Он еще руку зас… дворянин молодой на прощание поцеловал. Проблемы у меня будут с ним, ой, будут, и что мне делать тогда? Часть 9. Витоли-Сергей Удачно все получилось, и книги у отца э… да что теперь вспоминать – у отца и нашлись. Мне здесь жить, пока не убьют или не помру от старости, это и лучше, и это радует, поэтому буду стараться соответствовать. Вот завожу отношения, но какая жен… э, девушка, я прямо изв… завелся весь. Если бы она не сбежала, точно ведь до греха дошло бы дело, а еще рано, рано, я сказал. Молодой организм не понимает, и где-то на заднем плане душа Витоли изнывает. Ну, ты там слюни еще попускай, мал, я сказал, спать в кроватку марш, а дядя думать будет, решать, как нам жить дальше. Чтобы и рот в вине, и нос в табаке, и б… и все нормально было чтоб. Проводил даму, или как оно здесь… во, барышню, пора на хату. Развалился на диване, как барон. Так, стоп, что там про баронов, здесь их нет, не случились как-то, есть милард и фермеры и «школота», га-га, и все. Эх, хорошо все, пока настроение хорошее, какая нафиг учеба, успеется она. Все же как удачно я ей альбом тот с пейзажами подсунул. Спасибо тебе, Витоли, за это. Пока показывал рисунки, все груди ощупать успел, ну очень хорошие рисунки, просто прелесть какие замечательные, прямо ру… э, глаз радуют рисунки, размером вторым или даже третьим где-то. Пойти что ли прибраться, нет, родители наставление давали покормить. Наставления «убраться» после не было, не было, вот и обойдутся. Слишком большие изменения в поведении, нет, этого нам не надо, совсем не надо. Витоли кто? – про себя рассуждаю. – Лодырь, любитель футбола или по-местному боло, разница там и несильно велика. Вот этого стиля поведения и будем придерживаться дальше. Мытье полов и посуды в достоинствах не замечено? – Не замечено. Нечего и начинать, привыкнут еще. Почитать газеты, что ли? – лениво-расслабленное настроение. Что у нас тут, та-ак, продолжается визит посла немецкой республики… а в баню посла. О, осознание прямо жаждет последнюю страницу – и что там такого интересного? Ну, кто бы сомневался, турнирная таблица результатов отборочных соревнований по боло меж… Так, нафиг мне твое боло, осознание, учиться надо, а не играть, и не стыдно, шестнадцать лет дураковал парень. До мореходки четыре месяца осталось, если не напрячься и не одуматься. Отец может и выполнить свое обещание. Я несовершеннолетний, следовательно, по закону родители что хотят, то и могут со мной сделать, а ну и правда сдаст во флот с психу или со злости, что бездарь такой вырос. Буду морским волком или скорее морским кроликом, опытным, подопытным, и недолго, судя по циркулирующим здесь слухам. Я уже здесь переговорил кое с кем в теме, два года – больше не вытягивают морячки, или мореходы по-местному, на флоте. Суровая там жизнь, только кто на соседний континент плавает, тем, вроде, полегче и поспокойней, но там в команде только высшие аристократы, если что, служат. Мы, такие дворяне, как Вилессы, им не чета. О, родители пришли – что же им рассказать про сегодняшние занятия? Чешу затылок. Э, что диктант писали – это не надо, а то прочитают еще и не так поймут. Еще подумают, что это не я написал, а репетитор это… эту хрень диктовала. Решат, что она какая-то озабоченная и сама пристает ко мне, будет нехорошо. Быстро прячем диктант. Скажу, учили правила и по географии проходили материки. В общем, учили, вот рисунки ей показывал и газету. Впрочем, пусть лежит и на турнирной таблице даже, ребенок я еще или нет, как-никак. Быстро навел нужный ракурс и пошел встречать, сделав постную рожу а-ля «я хорошо учился». 25.02.101 г. Пятница Глава 8 Часть 1. Витоли-Сергей Сегодня первый раз химия, новая тема, металлы и сплавы, э… а неорганическая где? Здесь все не такое, никакой таблицы Менделеева. Все элементы делятся по видам: металл – неметалл, мягкое вещество или жесткое. Что-то ничего не понял: почему серебро жесткое, а золото мягкое? Они, вроде, оба одного поля ягодки. Послушаем, послушаем – светлые энерджазины давно заметили, что силой… Чем-чем? Какой силой? Какой-то силой «тин», «чин», оказывается, можно мять металлы и гнуть дерево, но могут это только эти энерджазины. Которые живут на другом континенте и в гости к нам не приходят. Люди это не могут или не хотят, поэтому мы должны знать, что есть такие свойства у некоторых металлов, один из них серебро, но использовать не можем, на этом все, точка. Дальнейшая лекция свелась к уже обычным химическим свойствам металлов, коррозии, легированию. Ну, я так не играю, заинтриговали и бросили. Стал ковырять память Витоли, но ему это было совсем не нужно, и он ничего не знал про это. Как же это, такие замечательные свойства – и никому нет дела до этого, только боло в голове. Надо разобраться, но разборки и поход в библиотеку отложил на потом. Вечером у меня математичка, эх, хе-хе, и это не главное, главное сейчас – урок руси, и там будет Бригида, вот эту проблему и будем решать, а кстати, вот и она. Часть 2. Бригида Петовна Влетаю в класс и замираю. Он сидит, как всегда: средний ряд, третья парта слева. Его одноклассник… ца, болезненная девочка, девушка, нет, это точно девочка и которая постоянно болеет. У нее что-то за болезнь, связанная с легкими. Она почти не ходит на занятия, потому что часто кашляет, и с кровью иногда, но упорно продолжает учиться. Я даже знаю почему, родители мне и говорили, не только мне, конечно, но и всем учителям, если хотя бы видимость учебы не поддерживать, девочка умрет, окончательно потеряв всякую надежду. А здесь она раз в декаду или даже в две приходит, и все ей рады. Бедная Рада – это ее зовут, – она всегда улыбается, но даже до конца занятий ни разу не досидела, мне ее очень жаль. В классе почти никого еще нет, двое дежурных сзади развешивают наглядное пособие на свое место. Ну, конечно, был урок химии, это видно по убираемым плакатам, больше никого нет, уже хорошо. Надо быстро переговорить, как же я боюсь это чудо мелкое, но если… ой как же я боюсь. Вот он встал, подходит – что же сейчас будет? Часть 3. Витоли-Сергей Подошел к учительнице. «Здравствуйте, Бригида Петовна», – говорю, а сам отслеживаю за ее реакцией. Боится? То ли меня, то ли за меня, немного поэтому чуть замедляю шаг. Задумываюсь: что же не в порядке? Прокручиваю весь наш бывший разговор и понимаю, что она боится не меня или за меня, как бы это сказать. Вот, она боится, что я сейчас начну лезть с детскими поцелуйчиками и сюсюканьем, а ведь точно это и есть. Чтобы сразу все расставить по местам, как бы так сказать, расставить все точки над «и». Хотя в местном языке и нет такой буквы, похожая есть, но звучит по-другому, поэтому и пишется тоже по-другому, сразу перехожу на канцелярский язык. Э… – тьфу, черт, детство не мое прет счаз из меня. – Гхм…, Бригида Петовна… мои родители очень вам благодарны, им все нравится. Они очень довольны вашими профессиональными качествами и моими, пусть и пока скромными, успехами от них. Я им показывал диктант и как вы в нем исправляли мои ошибки. Видя, как расширяются ее глаза, видимо, подумала про диктант, тот, вчерашний, ха-ха, решаю уточнить специально для нее: – Диктант, написанный на двух страницах. Маленький черновик я сжег, – уточняю, чтоб ее успокоить. Таким способом длинно ее благодарю и, чопорно поклонившись после, сваливаю за свою парту. Все, я миссию свою выполнил. Видя ее медленно офигевающую физиономию, незаметно подмигиваю. Урок прошел спокойно, я даже раз пытался что-то ответить с места. Во всяком случае руку добросовестно тянул. Не спросила, ну и ладно, не очень-то и хотелось, впереди у меня еще математика. Там перспектив у меня никаких, да и знаю я ее не очень. Вернее, знал, да забыл сейчас, а наверстывать. Кто бы мне сказал когда, что я снова пойду в школу, я бы долго тогда над ним смеялся. Правда была мысль с сыном на школьное собрание, но это все-таки не совсем то. Урок закончился, следующий – ну, буду называть его «труды» по-нашему, – и я с криком и шумом свалил из класса, даже и не оглянувшись. Хотя спиной чувствовал: за мной следят, чутье разведчика не обманешь. Часть 4. Бригида Петовна Подошел Витоли ко мне, поздоровался. Причем, как и положено, имя мое и имя моего отца не забыл, и не пропустил, и затем долго и как-то путано стал благодарить. Причем не за себя, а как бы за родителей, что они довольны моим репетиторством и как что я хорошо делаю и тому подобное. Я прямо заслушалась и даже стала получать некоторое удовольствие от этого. Потом, правда, закралась мысль: а откуда они это знают, что я хорошо его учу по нашим предметам и вообще? Они ведь не присутствовали на наших занятиях. С его слов получается, так он такого может нарассказывать про меня, я его уже знаю, сказочник он еще тот. И тут он начинает рассказывать, что он показывал тот диктант, что он писал. Такого ужаса я давно уже не испытывала. Видимо увидев мой этот взгляд, этот мелкий или скорее уже крупный засранец решил уточнить, что диктант, который был написан на двух страницах. Фух, с души как камень упал, это же про прошлый раз. Этот все обличающий и выдающий меня с головой был на одну страницу, и ту не всю занимал. Вчерашний черновик я, говорит, сжег, он был весь в помарках, и я не стал его показывать родителям. Ну да, ну да, в помарках, там ни одной ошибки не было, если что, разве что то слово с маленькой буквы, но он за него уже рассчитался… пирожным. В помарках он был, – хмыкаю. Но хорошо, что сжег, это он молодец. Потом еще благодарит, кланяется и уходит за свою парту, правда перед уходом незаметно для других мне подмигивает. Вот какая же молодежь эти столичные дворяне, вогнал в шоковое состояние девушку и радуется – и как мне к нему относиться после этого? Бросаю вот ответ: «Я старалась». – Надо хоть пару слов сказать, а то невежливо совсем веду себя. Провожу урок, вроде, чуть успокоилась, опрашиваю учеников. Это, Витоли даже руку тянет. Раньше за ним никогда не случалось такого, на русинском по крайней мере, но я игнорирую его, и не потому, что боюсь его подвести плохой оценкой, вдруг он неправильно ответит, а скорее боюсь своей реакции на его ответы и его самого немного. Урок заканчивается – и что? Он уходит, даже не обернувшись, хотя я специально следила за ним: что он будет делать? Он же за кем-то погнался и даже не обернулся, вот и думай после этого. Что было вчера дома, и что сегодня в школе, и как мне быть в следующий раз. Может, мне все показалось, и я как дура… э… не очень умная репетитор. Я провертелась всю ночь, а он просто по-детски выразил мне свою благодарность, а я уже себе наво… напредставляла невесть что и как. Часть 5. Витоли-Сергей В этот раз на трудах изучали паровичок, или правильнее – паровики, и любые машины и механизмы, где используется данный паровой двигатель. Тема была богатая, и даже за одно занятие нам не успели раскрыть ее и половину. Не то что тогда про мельницы, правда и на дом задание дали. Узнать про истории открытий и что-где-как происходило с именами и датами, в общем, типа «работайте, дети». Это уже нечто вроде предварительного экзамена, кто как умеет искать материал и знакомиться с нужной литературой. Ладно, плавали, знаем. Кстати, здесь пароходы уже есть, есть и парусники, и еще пароходы даже на жидком топливе, правда используют пока сырую нефть без разделения ее на фракции. Чем мне нравились местные занятия по трудам – это тем, что мы сидели за отдельными большими столами и каждому был на стол положен комплект материалов по теме, для нашего ознакомления и изучения. Это и рисунки паровичков и пароходов, схема работы парового двигателя с рисунками и графиками, прошлый раз так же и с мельницами было. Когда я прикинул стоимость всего этого рабочего материала, то только присвистнул от удивления. А ведь будет еще институт или столичная наша академия. Сколько же папик платит за мое обучение здесь? Это же каждому надо, и они, во-первых, портятся со временем, во-вторых, морально устаревают, значит надо постоянно обновлять. Да, надо бы спросить, как это к нам, дворянам, относятся, черт, я уже им… нам даже завидую. Вспомнилась моя старая школа под Новороссийском. Классы, где ремонт три года не делался, не то что плохо, а совсем никак. Напрягли преподы родителей, половина сдала деньги на ремонт, половина сказала: нечего сдавать и пошли все нафиг. А наглядные пособия? На глобусе только матерные частушки прочитать можно хорошо, потому как каждый месяц их кто-то старательно подновляет, все остальное только угадывается, и в остальном плане пособий то же самое. Компьютер? Не смешите меня. Есть только клавиатура, да-да, только не смейтесь. Нарисованная на куске картона и с любовью раскрашенная, и вот на нее и жмем. Не знаю, может, сейчас и лучше, но когда я учился, было только такое вот убожище. Здесь пока компов нет, электричество вон только с этого года (здесь используется слово «лета», но, чтобы не морочить голову читателю, будет использоваться русское слово «год»), но если появятся ЭВМ, то клавиатуры, я верю, будут не любовно нарисованные на картоне своим, из дома, фломастером. Закончились «труды», и перешли снова в основное здание школы, едва успели. Здесь построение уроков немного непривычно, для меня во всяком случае. Четыре урока по 56 минут и три перемены, первая и третья перемены по восемь минут. Это только добежать до зданий, если физкультура или труды, если предметы типа математики и химии, то только сменить учебник на парте или перейти в соседний класс, это рядом. Используется всего три классных комнаты, идущих подряд. Во всяком случае для нашего класса такой порядок; как для остальных, я еще не вникал. Вроде, выпускной 11 класс, тогда там будет и актовый зал для танцев использоваться, и дуэльная комната, тоже зал весьма приличных размеров. Как-то помогали рабочим, что приносили материалы, мечи, копья и вроде старинных ружей, – уу-у впечатлений у Витоли осталось тогда. Там все серьезно, пока не разобрался, что и как, это все потом только, на следующий год у меня. Сейчас будет математика. Конкретно сейчас, вроде, алгебра, хотя, как по мне, они особо и не делятся здесь на алгебру и геометрию, а только на практическую и теоретическую части единого учебника приличной толщины. Вот сейчас по плану теоретическая, я и зову ее «алгебра». На ней и будет эта маразматичка Натали Сергеевна. Я был у нее уже на двух занятиях. Ничего не понимаю – и чего это Витоли назвал ее так грубо. Очень милая женщина, я бы сказал, в самом соку, и вообще 38 лет – не возраст. Да она еще о-го-го, всем молодым фору даст и на свой возраст, точно говорю, не выглядит. Я бы и тридцати не дал, если бы не знал точно ее возраст. Конечно, это не бутон нераспустившейся розы, как Бригида Петовна, что выглядит как девочка-школьница и носится по школе так же, но в плане, если бы мне сказали выбирать, я с ходу бы ее точно не отмел. Да-да, не отмел, м-да. Она красива именно такой зрелой красотой и поддерживает себя, я же вижу. Хмурится, правда, только довольно часто, но, может, ей это для создания имиджа «строгой училки» как-то нужно. Не думаю я, что она прямо злобная стерва, может, с мужем ей не везет, может, в семье проблемы какие или еще что там, жизнь сложная штука. Хотя вряд ли. Я слышал, она даже, вроде, родственница нашего императора Владена, дальняя, скорее, конечно, но все же. Раньше преподавала в институте, но ушла сюда, вроде, вслед за своим мужем, вроде. Он здесь то ли инженер, то ли еще как, я не знаю, но заведует всем многочисленным школьным оборудованием. Не в смысле ремонта, а как ответственный, пусть будет завхоз по-нашему. Занятия начались и решали какое-то квадратное уравнение. Я откровенно плыл. Во-первых, пока перевел местные символы для себя, для хоть какого-то понимания процесса. Потом – пока разобрал принцип решения. Этот чертов Витоли, этот обалдуй, бывший единоправный хозяин тела – он ни черта, оказывается, не знал местную математику. То есть полный ноль, только таблицу умножения и основные названия – и все, как и что решается – вообще никак. Я же говорю, ноль без палочки, и как до десятого-то дотянул, мне совсем непонятно. И вот меня вызвали. Предыдущие два занятия я проскочил, слава богу… Здесь надо добавлять «Всевышнему» – и когда я привыкну, а то без указания кому не принято говорить, и нехорошо может быть, вплоть до обвинений в ереси. И выводов, дурак, не сделал. Нет бы хотя бы листнуть учебник, но уперся в историю и географию, хотя то и важнее, но хотя бы листнуть – и вот стою дурак дураком. На доске система уравнений из двух неизвестных. Это новая тема, но ее уже мусолят вторую декаду, и по идее, ну, Витоли точно должен знать тему или хоть показать примерный план решения такого примера, ага, ага. Штудирую память реципиента, кажется, даже слышно, как шарики мыслей скрипят у меня в голове, – и пусто. Он ничего не знает, то есть абсолютно. Хорошо хоть расшифровал символы, что и как изображается – непривычно-то как, на мой взгляд. Вроде, вспоминается метод подстановки, ё-моё, уже и сам забыл. Вот я и плавал у доски. Мне Вихо даже шепнул раз: «Квадрат заводи, квадрат». Ты смотри, друг, получается – зла не помнит. Но на него шикнула Натали Сергеевна, и он сдулся. Причем это, оказывается, не как у нас в школе было: шикнули, и все на этом, а надо встать и сказать: «Я раскаиваюсь, это было неблагородно с моей стороны». Черт, хорошо, я никому не подсказывал, а то бы влетел – вот как надо, ни в жизнь бы не догадался. Хотя в памяти эта фраза есть, но Витоли ее ни разу не произносил и не использовал. Ибо никому и никогда не подсказывал по причине… Ну, сами знаете, по какой причине. «Дуб» я по половине предметов как минимум и как только доучился до десятого класса – даже странно становится. То, что я вывел, Натали Сергеевна долго разглядывала и так и эдак, – вывел неверно. В конце концов она прокомментировала мою писанину: «Но в этом что-то есть, – после долгих раздумий, – после уроков подходи в класс, я покажу, как правильно надо». Вежливо поблагодарил и сел, здесь всегда благодарят за учебу. Даже если и два поставили – и тогда, причем даже больше, чем за девятку. Потому как считается, больше забот доставляют именно плохие и нерадивые ученики. Урок окончился, и пока я соображал, ждать до двух, пойти перекусить или что делать и почему занятия с Натали Сергеевной только с двух часов, а не сейчас, что делать еще целый час, – пока это размышлял, подошел одноклассник. Быстро прощелкал заемную Витолину память. Зовут его Толини Хоникер, мой, ну, в смысле, Витоли друг, если что, он, оказывается, да не знал я этого. О, немец что ли – по фамилии прикинул. Память подсказала: действительно, немец, но уже дано живет на Руси. Обрусился весь, еще, вроде, дед его сюда переселился. Мы с ним считаемся друзья-приятели, всегда играли… вместе и играем и посейчас в одной команде, и еще он должен мне пять злотов, кажется, и вряд ли скоро отдаст, если и вообще отдаст. У него есть девушка. Уже давно, и из этого проистекают все его финансовые проблемы и затруднения. Она не дворянка, а его родители дворяне и никогда ему не дадут разрешения на нее, даже в качестве любовницы. Но у него есть выход: после совершеннолетия он и спрашивать их не будет. Имеет полное право все делать самостоятельно и как он хочет. Но это долго, даже ему еще долго. Хотя ему уже все 18, но все равно еще три года ему маяться вот в такой семейной неопределенности. Я ему сочувствую, причем в обоих своих ипостасях. Настоящая любовь восхищает, но иногда просто жалко парня становится: пропадет ведь. Толини начал с ходу на меня наезжать: – Витоли, мы, с тобой друзья, но имей совесть. Ладно, в понедельник ты был после болезни. Вторник и четверг у тебя репетиторство, я слышал, но почему ты среду проигнорировал? И если сегодня не придешь, имей в виду, и о тебе придется ставить вопрос, а это серьезно, я тебя прикрывать долго не смогу. У… я надолго завис, опять теребя заемную память, куда не пришел, почему – не знаю, и что с этим делать. Память подсказала: после занятий класс собирается еще на так называемое «малое дворянское собрание». Иногда все вместе, иногда раздельно мальчики налево, девочки направо. В зависимости от тематики и обстоятельств, но собираются каждый день, и это для дворян обязательно. На собрании идет разбор занятий и успеваемости, затем разбор проступков, позорящих честь дворянина, но это, правда, реже. Иногда значимых событий в государстве Руси и мире в целом. Такой своеобразный классный час, и вдобавок каждый день. Собираются на полчаса, редко на больше, чаще даже и на меньше, если ничего не произошло, но собираются все и всегда, кроме больных и отсутствующих по очень важной причине. Такой коллективизм с детских лет, но для поднятия престижа подрастающего поколения, но касается он только нас, то есть дворянского сословия. В соседнем плебейском крыле никто и никогда не собирается, только иногда, по значимым датам или событиям, как и у нас в мире. Причина отсутствия кого, если что, потом тоже будет разбираться, вот такие дела. – Все, – сказал, – иду, извини, я после травмы головы, иногда все забываю». – Я это и объяснил нашим одноклассникам, но не все верят: смотри если спросят, это и говори, а то меня подведешь, – уточняет уже тише и на ходу Толини. Причина сегодняшнего собрания не рядовая: был залет нашего одноклассника Нито Валкело и Надиры Доревой из параллельного с нашим класса. Поэтому собрание мало того что было общее для мальчиков и девочек, да еще и совместно для двух классов сразу. Одно хорошо: благодаря этому ничего внутриклассного и не обсуждалось, значит и про меня не спросят, этот Нито удачно залетел, во всех смыслах слова. Я думал, как здесь решаются такие дела. В суд потащат виновного или еще что-то похожее, и сколько кому чего за это дадут? Ничего подобного. Потому как оба дворяне и их родители уже составили брачный договор. Он вступит в силу сразу после совершеннолетия обоих, но жить вместе они могут уже сейчас. Договор закрепляет отношения между семьями, пока дети еще несовершеннолетние. Это считается нормально, для дворян, конечно, только нормально. Фактически было не собрание, а такая летучка, довели до сведения, осудили, оправдали. Все крутилось больше не о том, что нехорошо или плохо кто поступил. Вопрос о том, зачем детей делали, когда сами еще не зарабатывают, и что с ребенком делать, когда он родится. Если девочка, то будет, тогда, им, – О, я делаю круглые глаза. А вот если пацан, то на кого запишут? – Совсем ничего не понял. Я сначала опешил даже, не понял юмора ситуации, а потом дошло. Здесь очень не хватает мужчин. Говорят, раза в полтора, но, скорее всего, и больше и все в два раза мужиков меньше, чем женщин. Просто проблема замалчивается, и сильно, прямо капитально, видимо, замалчивается, не разобрался пока только почему. Вот и сейчас в договоре ни слова про то, что делать будет семья, если родится мальчик. Семья Надиры может и не отдать его, он будет считаться своим для нее по закону империи Руси. Ведь она несовершеннолетняя и значит, все ее пока принадлежит ее же семье, а ее родители могут присвоить ребенка себе. Потому как несовершеннолетние дети здесь прав даже на собственных детей не имеют. Только по достижении 21 года, если родят после, тогда это будет их совместный ребенок и больше ничей, а до этого как решат родители девушки, так и будет, и это без вариантов. Учитывая, что Надира – круг, ну вы поняли, как это круто, а Нито – только линия, как и я вот, значит, он влетает по полной. Вот такие пироги с котятами. Уложились минут в сорок, а я все переживал, что будем делать и где я проведу этот час до занятий. Ага, еле-еле успел, собрание было в актовом зале на втором этаже и в другом крыле, а здание нашей-моей школы совсем не маленькое, если что. Часть 6. Натали Сергеевна – Дался ему этот его паровичок, – слегка возмущалась Натали Сергеевна на мужа. – Вот любитель всякого гремящего и лязгающего железа. Да, еще и, как сорока (здесь другая птица и название другое у нее, но блестящее любит – значит, сорока), любит все красивое и блестящее, а мне теперь отдувайся с этим не самым одаренным учеником Витоли Вилесс. Ведь, как смож, на уроке сидит, только про свое боло целый день говорит, и его же гоняет с друзьями, и больше ни в зуб ногой. Родители бегают, бегают, проталкивают сына везде, а он, поганец, и учиться не хочет и не желает. Ведь все в жизни потом пригодится, не как плебей же работать, хотя и поделом ему потом будет. Вот подписалась на репетиторство, все из-за Гесика моего ненаглядного. Вот хочет свой паровичок разукрасить, а злотов, как всегда, не хватает ему на это, а тут эти Вилессы и расстарались с помощью своей. Толку-то с того не много, думаю, будет, скорее, без толку все это, поздно уже куда-то его учить, раньше думать надо было. Ему с самого начала все надо начинать, а сейчас за четыре месяца вряд ли что успеть, что за десять лет не выучил, а, да что говорить… даже если он будет стараться, все равно не успеть, – сама с собой возмущалась Натали Сергеевна, ожидая прихода подопечного. Слишком много запущено. Я-то его знаю как, как…, он и за пятый класс не потянет отвечать программу, да он даже квадрат умножения, наверное, не весь знает и помнит, болист несчастный. Родителей его жалко только, знаю я их, ведь тоже не при императоре во дворце служат, а на заводе работают, а там злоты просто ни за что пока никому не дают. Милорды братья Ватоо, младший Соти и старший Малео, владельцы, зря никому ничего не платят и только на совете деньги из императорской казны выбивают хорошо на военный заказ, а вот отдать своим работникам лишний серебряк и дворянам-специалистам злот подкинуть – уже с большим трудом. Ладно, я их, родителей Витоли Вилесс, предупредила. Будет стараться, и я со всей душой тогда помогу, а нет, откажусь, и пусть что хотят делают с ним, своим «дарованием», потом сами. Дуракам и лодырям никакое, видимо, дворянское собрание не поможет. Вот явился, ну-с посмотрим на дарование наше, мое… горе. Часть 7. Витоли-Сергей Новый день, нова… новые обстоятельства. Лицо Натали Сергеевны мне не понравилось. Таким взглядом смотрят скорее на безнадежно больных. Жалко и помочь не в силах, знаем, лежали, если что. Бодро поздоровался – а что, с хорошим человеком можно и три раза на день поздороваться. Чтобы сразу все прояснить и не пускать пыль в глаза, которой и нет. Решил сразу признаться, что ни черта, по-местному – ни демона, в математике не знаю. Выразился, конечно, по-другому, но смысл от этого совершенно не поменялся. Я думаю, не большой секрет для Натали Сергеевны открою. Уж про меня она все знает, ну это я думаю. Вряд ли для хорошего учителя знания его ученика являются большим секретом. Всех они видят, только иногда делают вид, что не знают. В том, что Натали Сергеевна – хороший учитель, я не сомневался, что за человек – вопрос уже спорный, а педагог… уу-у строгий, и Витоли подтвердит. Признался, ей понравилось, покивала, подтвердила, – а что я говорил. Действительно знает, что я ничего не знаю. Вместе решили, что она задает вопросы, начиная с четвертого класса, а я на них отвечаю или пытаюсь по крайней мере. Это затем, чтобы определиться, где я отстал и как это далеко находится от нашего, моего нынешнего десятого класса. Потом выработать план, как я буду преодолевать это отставание и как быстро у меня это все пойдет. На последнем моем предложении ее взгляд стал уже откровенно скептический. Ну-ну, мы еще посмотрим. Мне бы только адаптировать символы того и этого миров, а то уж больно они разные по написанию по крайней мере, а там я развернусь. По математике у меня ниже четырех никогда не было, у нас на земле, я имею в виду. Потому как здесь четыре – это просто наша двойка или около того. Вот ее и имел всегда Витоли. Вот парадокс: миры разные, тела были разные, а оценки одинаковые, это шутка. Все, хорош, сосредотачиваюсь на занятиях, а то привет, мореходка, что в данном мире равно отсроченному смертному приговору, впрочем, ненамного и ненадолго отсроченному. Начали с таблицы умножения, здесь зовется «квадрат умножения», ну даже не смешно, Пифагору привет. Я ее отбарабанил, только от зубов отскакивало, чем вызвал удовлетворительный хмык Натали Сергеевны. Дальше больше, примеры с одним неизвестным – да как дважды два, – вот могём, когда хотим, или мо?гем. Она уже заинтересованно на меня смотрит. Идем дальше, пошли углы, круги, градусы, и я неожиданно для себя поплыл. А куда деваться, у нас 360 в круге градусов, а здесь 256, поняли мою проблему? Прямой угол – сколько градусов? Думаете, девяносто? Во-во, и я так сказал по запарке и на автомате и пролетел как фанера. Потом, правда, пересчитал, поправился и только стал показывать правила расчета и пути решения, у Натали Сергеевны глаза стали расширятся: да-с, растем потихоньку. Дальше небольшой затык минут… секунд опять не 60, а 64 штуки, дались им эти числа, но другой мир не под себя же переделывать, и здесь я обошел проблему, не пересчитывая, а только показывая пути решения и все на этом. Уже много позже я узнал, почему такие единицы измерения. Число двенадцать – священное число по числу богов. У этих энерджазинов осталось, а у людей по причине урезания богов или их, скажем, сильно уменьшенного влияния, перешли на десятизначную систему, слава Всевышнему. Правда часы с их двенадцатью дня и столько же часов ночи, а не двадцать четыре, как у нас. Это не приветствуется, и не поймут, только 12 ночи или столько же дня. Углы – так же производные двойки или двойников, зло-добро, день-ночь, он-она, чтобы понятнее было, такая инь-янь земная. – Слушай, Витоли, а я ведь была о тебе гораздо худшего мнения, даже браться не хотела, – покаялась мне Натали Сергеевна. – Смотри, а у тебя все замечательно получается. По крайне мере седьмой класс мы уже прошли весь. Я рассчитывала, что ты и на шестой класс не вытянешь знаниями, а поди ж ты. Ладно, что дальше делаем? – Уже несколько вопросительно на меня смотрит и с некоторым уважением, пока, правда, сильно небольшим. Я, если честно, устал и мозгами, и языком молоть, честно, устал, ведь больше часа бу-бу-бу прибавить, разделить, умножить, сколько можно. Говорю: – Натали Сергеевна, расскажите лучше вы что-нибудь, а то я устал немного. Она удивилась: – Я же тебе и рассказываю все. – Это не то, – слегка развожу руками, поясняя свою мысль. – Натали Сергеевна, вы мне о себе лучше расскажите. Мне же интересно, мне говорили, что у вас очень интересная жизнь была, ну, пожалуйста, мне очень интересно, – канючу я, кося под маленького мальчика. Чем-то зацепила меня Натали Сергеевна, и хочется про нее больше узнать. Странно немного это. Уж кто-кто, а Натали Сергеевна никогда Витоли не интересовала, ни в каком виде, разве что во сне и в кошмарах. Часть 8. Натали Сергеевна Мальчик не странный, он просто другой. Потому что не здешний и здесь он чужой. Странный мальчик, никогда не замечала его. Да и что замечать пустое место? Ни то ни се ведь, сидит он в классе, не сидит – разницы и нет никакой, и вот это репетиторство. И что ее подвигло на это? Гесик настоял, да при чем тут ее Гесик, шел бы он берегом, как говорил, бывало, Шарафик, мой Шарафик. Воспоминания вдруг нахлынули рекой, сплошным потоком смывая годы жизни и наслоения слухов, грязь и дворянской молвы шепотки. Натали Сергеевна была, именно была, какая же глупая была (это самокритика), это несмотря на то, что она была первый и самый молодой аналитик империи Руси. Всевышний, какая же глупая, может, потому что молодая и неопытная. История Натали Сергеевны была не простая, а замудренная. Там переплелись и любовь – куда ж без нее для девушки, – и интрига императорского двора, и церковь, и даже боги. Не один бог, который Всевышний и Единый, хм-хм, а именно боги, все двенадцать – сколько их есть. Только тс-с, это уже секрет имперский, не очень и большой в общем, но все же. Хорошая родословная: сестра ее матери замужем за дядей императора. Не любовница, а именно жена, почувствуйте разницу по нынешним временам. Именно по этой причине вокруг нее вилась половина кавалеров двора, а не по причине ее красоты, как все они говорили ей. Хотя красота была, была, Всевышний побери, и даже сейчас осталась… вроде. Вон Гесик постоянно ревнует и даже любовницу не завел, говорит: «ты меня тогда бросишь, а я без тебя не могу», дурачок, что с него взять. В шестнадцать лет Натали уже окончила школу. Проходя за год по два курса, даже в первый класс она не ходила, пойдя сразу в третий. Это для девочки тем более удивительно. Нет, дискриминации нет никакой, но ведь девочка, цветок, который надо холить и лелеять, до… замужества. Да, цветок или нет, бриллиант чистой воды, как называл ее Шарафик, а остальные – просто бриллиант, и имели в виду в первую очередь не ее красоту, а именно твердость бриллианта. Меня ничто не могло сломить, даже иерархи церкви, хотя я и по краю всегда ведь ходила. Мне, наверное, единственной в свое время светило взойти на костер за ересь в столице. Не так часто и горят они в последнее время, – размышляла Натали Сергеевна. Только в маленьких городках в основном, и то в основном по границе с халифатом. Там еще есть ересь и силы ее подпитывающие, а здесь, в столице, скорей на рудники пошлют или по морю плавать мореходом. Пиратов вон гонять, все больше пользы, а без толку людей жечь – это только для острастки, другой пользы и нет никакой, это она как аналитик, хоть и бывший, точно знает. Окончив школу, она тут же перешла в институт паровых двигателей и их расчета. За таким малозначащим, хотя и модным тогда названием – как же, паровые двигатели – это наше будущее, это пароходы, паровики или личные паровички, тогда их еще и не было ни у кого. Слишком они капризные были в работе да и громоздкие больно, только на корабли ставить. Вот и она поступила в этот институт и сразу на второй курс. Как-то все вышло, что с первых дней учебы ей пришлось обсчитывать работу парового двигателя на кораблях, когда единолично или совместно с парусной оснасткой. Вот тогда она и встретила свою первую любовь – Шарафика Мурзинова. Бывшего капитана фрегата, бывшего командира пиратского корабля, захваченного в водах Руси, где он оказался ну чисто случайно. Всю команду, как это и всегда происходит, половину перевешали в силу негодности и невозможности принудить мореходов к работе, а половину, наиболее здоровую и послушную, на рудники отправили, пусть отрабатывают, а Шарафика отправили в столицу, сюда, в институт, консультантом. Во-первых, умный и по этой причине не стал отказываться делиться секретами халифатских корабелов. Военные Руси не все знали в морском ремесле, при всем восхвалении русинских мореходов и их непревзойденных корабелов. Халифатские корабли все же были и лучше, и быстроходнее тогда, да и сейчас еще неизвестно, кто первый и кто лучше. Вот и Шарафика отправили сюда, где он, дав естественно клятву полной верности императору Руси, обучал корабелов и придумывал новые формы для увеличения быстроходности и дальности плавания, в общем делился секретами по доброте душевной или еще какой. Хоть и пират, а жить-то хотелось. Вот там они и познакомились, опытный и битый жизнью капитан пиратов, и пигалица, начинающий аналитик и близкий родственник императора. В то время она уже заканчивала институт и ей часто перепадали вот такие внеплановые лабораторные расчеты. То обсчитать работу парового котла на судне, а то и просчитать демографическую ситуацию в столице да и во всей империи Руси. Институт-то был многопрофильный. Только слащавые и приторные сыны высших аристократов, милорды, так их растак, считали, что здесь обсчитываются и создаются двигатели для кораблей и паровиков и все. Высшее же начальство из милардов старшего поколения их отцов знало, что здесь, в отдельном крыле, вход только по спецпропускам с обязательной стражей на входе. Что здесь обсчитывают совсем другие паровички, или, скорее, паровики истории, локомотивы прогресса и будущего процветания империи Руси. Здесь просчитывались на годы и десятилетия планы, какой курс держать, с кем дружить, как жить людям и вот сколько иметь жен и любовниц. Да-да, и это тоже здесь просчитывалось. Как она смеялась, когда на защите диплома ей дали премию за красиво выполненные расчеты парового котла для первого частного паровичка миларда Колизи. Потом, буквально в соседнем крыле через час после сдачи, она крыла последними словами маститых академиков во главе с этим самым милардом Колизи и вместе с церковными иерархами в придачу, дура, за их дела и поступки, идущие во вред империи русинов. Но это она поняла, к сожалению, много позже, не сильно и много-то. Доказывая, что одна жена и одна любовница никак не подымет количество мужчин в империи и для стабильного прироста населения и его мужской части в особенности, что нужно как минимум хотя бы еще две жены – или пусть любовницы, как их ни назови, это сути не меняет, мужчина потянет, ему не рожать, – кипятилась она, доказывая свою правоту, – только тогда у страны есть перспективы. Может быть, ей что-то и удалось всколыхнуть в замшелых головах академиков, но против поднялась церковь со жрецами, и диплом вместе с аналитической справкой зарезали или, скорее, отложили в долгий ящик. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=22173592&lfrom=196351992) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.