«Жизнь и судьба» Василий Гроссман

Жизнь и судьба
Василий Семёнович Гроссман


Стержнем романа Василия Гроссмана – одной из величайших книг XX столетия, так и не увидевшей свет при жизни автора и даже в перестроечные годы изданной с определенными купюрами, – стала Сталинградская битва. Самый антивоенный роман о войне, сравнимый по размаху с толстовской эпопеей, рассказывает о природе страха, веры и ненависти, порожденных тоталитарными режимами. Ужасы Холокоста и морального падения человека, предающего и клевещущего ради своего спасения, и, одновременно, любовь и рождение новой жизни, милосердие и прощение – это жизнь, данная человеку, и судьба, которую он выбирает.





Василий Гроссман

Жизнь и судьба



© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2016

© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2016


* * *


Посвящается моей матери Екатерине Савельевне Гроссман












Часть первая





1


Над землей стоял туман. На проводах высокого напряжения, тянувшихся вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.

Дождя не было, но земля на рассвете стала влажной и, когда вспыхивал запретительный светофор, на мокром асфальте появлялось красноватое расплывчатое пятно. Дыхание лагеря чувствовалось за много километров – к нему тянулись, все сгущаясь, провода, шоссейные и железные дороги. Это было пространство, заполненное прямыми линиями, пространство прямоугольников и параллелограммов, рассекавших землю, осеннее небо, туман.

Протяжно и негромко завыли далекие сирены.

Шоссе прижалось к железной дороге, и колонна автомашин, груженных бумажными пакетами с цементом, шла некоторое время почти на одной скорости с бесконечно длинным товарным эшелоном. Шоферы в военных шинелях не оглядывались на идущие рядом вагоны, на бледные пятна человеческих лиц.

Из тумана вышла лагерная ограда – ряды проволоки, натянутые между железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы. В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря.

В большом миллионе русских деревенских изб нет и не может быть двух неразличимо схожих. Все живое – неповторимо.